Ознакомительная версия.
За дверью оказался небольшой коридор и снова ступеньки, на преодоление которых мне пришлось потратить немало времени.
— Вы уверены, что с вами все в порядке? — спросила она. — Надеюсь, вы не собираетесь терять тут сознание. У меня сегодня очень много дел.
— Нет, не собираюсь. Хотя стакан воды не помешал бы.
Она пошла на кухню и открыла кран.
В квартире было темно и прохладно, как в подвале; комната была всего одна с кроватью посередине и дверью, ведущей в крошечную кухню. На столе я увидел пожелтевшую от старости швейную машинку. Кровать была накрыта одеялом, посередине виднелась небольшая вмятина; очевидно, там хозяйка ложилась поспать или принимала клиента. На подоконнике рос помидор в горшке, с одной из веток свешивался большой красный плод.
Она принесла стакан воды, я осушил его в два глотка.
— Еще воды? — спросила она.
— Да, пожалуйста.
Она снова наполнила стакан.
— Слушайте, я всего лишь хотел сказать, что меня зовут Алберт Прайс. Я ваш сосед, живу через улицу.
— Знаю, что живете. Каждый день сидите на крыльце, словно боитесь, что кто-то его украдет.
— Извините за беспокойство, но здесь только что был человек. У него была зажигалка. Он пытался поджечь вашу дверь.
Из ее груди вырвался звук, похожий на кудахтанье.
— Это Лоренс. Он считает, я ему что-то должна, но я ему ничего не должна.
— Может, и так, но он мог вам навредить.
— Пусть только попробует.
— Так он уже попробовал! — настаивал я. — Он пытался поджечь ваш дом.
Она слегка прикрыла глаза и покачала головой.
— Лоренс любит пошуметь. Но он это не всерьез.
Она закурила, выпустила струйку дыма и часть втянула через нос.
— Сколько вам лет, Алберт?
— Восемьдесят три, — ответил я.
Она удивленно вскинула брови.
— И вы проделали весь этот путь, только чтобы сказать мне об этом? — она прислонилась спиной к стене и скрестила руки на груди. — Только чтобы рассказать о Лоренсе? Я действительно больше ничего не могу для вас сделать?
Мне надо было подумать. Я никогда в жизни не пользовался услугами проститутки, кроме того раза, в Германии, когда мои приятели затащили в казарму местную девчонку. Сомневаюсь, что ей было больше пятнадцати, а мы, воспользовавшись случаем, оприходовали ее со всех сторон.
Но сейчас передо мной стояла взрослая женщина. Я представил, как буду целовать ее, прикасаться руками к ее коже, и мне в голову пришла мысль, что, возможно, это будет последняя женщина, к которой я вообще прикоснусь. Интересно, каково это — закрыть счет женщин в своей жизни?
Мое дыхание было самым громким звуком в комнате. Я чувствовал, что сейчас упаду.
— Можно, я присяду на вашу кровать? — спросил я.
— Не возражаю.
— Как вас зовут, мисс? — Я едва слышал, что говорю, так сильно стучало сердце.
Она погладила пальцами горло и посмотрела на меня полуприкрытыми глазами.
— Кэрол, — ответила наконец.
Я потянулся к столу, чтобы поставить стакан. Руки дрожали так сильно, что по комнате разнеслось стеклянное дребезжание, когда его дно коснулось столешницы.
— Красивое имя, — заметил я, хотя на самом деле так не думал.
— Спасибо, — кивнула она.
Я видел, что под футболкой у нее нет лифчика.
— Ладно, Кэрол. Как насчет того, чтобы присоединиться ко мне? Я просто хочу полежать рядом с тобой. Сколько это будет стоить?
От изумления у нее появился второй подбородок.
— Что за хрень ты несешь, Алберт?
— Мне много не надо. Я всего лишь хочу здесь полежать. У меня с собой двадцать долларов. Я дам их тебе. Двадцать долларов за «просто полежать». Мне кажется, очень выгодная сделка.
И тут Кэрол начала смеяться, весело, звонко; это был на редкость приятный звук. Не помню, когда в последний раз кто-то так смеялся над моими словами.
Успокоившись, она сказала:
— Погоди-ка, Алберт. Ты думаешь, что я шлюха?
Я ничего не сказал, и на нее напал новый приступ смеха.
— Шлюха, — выдавила она. — Гленда умрет со смеху, когда я ей расскажу.
— Что?
— Ты хотел заплатить мне за то, чтобы я полежала рядом с тобой. — Она вытерла глаза. — Тебе повезло, что у меня легкий характер, Алберт. Предложи ты такое кому другому — оказался бы в полном дерьме.
— Если не хочешь, дело твое, — сказал я, начиная злиться. — Только, пожалуйста, не надо считать меня идиотом. Я же видел, как сюда приходили мужчины.
— Алберт, ты ни хрена не понял. Я не торгую своим телом.
— Не торгуешь?
— Да нет же! Я продаю наркотики.
— О господи. — Это все, что я мог сказать.
— Черт возьми, да вся улица об этом знает. Ко мне все приходят за товаром. Я продаю даже тем, кто живет в большом доме на углу, за высоким железным забором.
Я закрыл лицо руками.
— Господи. Извини.
— Ничего, — улыбнулась она. — Ты просто не так понял.
— О господи, — повторил я.
— Не переживай. Теперь ты все знаешь, Алберт. Итак, тебе чего-нибудь нужно? У меня есть снотворное, болеутоляющее, успокоительное и таблетки, чтобы поднять настроение. Их привозят из Мексики. В аптеке дороже выйдет.
— Не надо мне ничего. Я выпил воды, все в порядке.
— У меня еще слабая травка есть. Улучшает аппетит. Если хочешь задержаться в этом мире, тебе стоит набрать вес. Наш город не для худышек. Здесь выживают крупные ребята.
Я задумался над ее словами.
— Ты говоришь о марихуане?
— Ага.
— Ну, тогда я вот что тебе скажу. Я куплю у тебя марихуану.
— Косяк?
— Конечно, — кивнул я. — Косяк. Почему бы и нет.
— Да ладно тебе, Алберт. Что такое один жалкий косяк? Мне ведь счета надо оплачивать.
— У меня всего двадцатка. На это можно купить косяк?
Я вытащил банкноту из кармана.
— Что-нибудь придумаем, — сказала Кэрол, забирая у меня деньги.
Потом она сунула руку под матрас, достала пластиковый контейнер, полный пакетиков марихуаны, и отсыпала немного из одного пакетика. Села на стул рядом с кроватью и, так как бумаги для самокруток у нее не было, высыпала содержимое обычной сигареты и принялась набивать травку в опустевшую трубочку.
— Можно тебя кое о чем спросить? — обратился я к ней.
— Все зависит от того, о чем ты хочешь спросить.
— Что случилось с твоим глазом?
— Я им плохо вижу. Различаю свет, тень и больше ничего.
— Понятно, но что с ним все-таки случилось?
Она притихла.
— Травма головы, — ответила Кэрол погодя. — Отслоение сетчатки.
— И отчего же она отслоилась?
— Если честно, от пули, — вздохнула Кэрол. — Двадцать второго калибра. Муж выстрелил в меня. Во всяком случае, мне так сказали.
Она протянула мне косяк. Плотно набитый косяк за двадцать долларов.
— После тебя, Кэрол.
Она пожала плечами.
— Только слегка затянусь.
Она прикурила от спички и хорошенько затянулась.
— Что значит — «так сказали»? Ты не думаешь, что он в тебя выстрелил?
— Если честно, с таким же успехом я сама могла выстрелить. Помню, что в какой-то момент я точно держала в руке пистолет.
— Для человека, подучившего пулю в голову, ты выглядишь замечательно.
— Когда это только произошло, я выглядела совсем не замечательно. Глаз раздулся, как баскетбольный мяч. Знаешь, что творилось в больнице? Я сидела вот так, кровь текла здесь и здесь, и получался идеальный крест. Все медсестры и санитары прибежали посмотреть на него, словно это было какое-то божественное чудо. Но тогда в больнице я о Боге не думала и сейчас не думаю.
Она передала мне косяк. Я затянулся.
— О чем ты думала в тот момент? — спросил я, когда откашлялся.
— Я была немного не в себе и очень хотела узнать, каково это — получить пулю в голову. Что ты чувствуешь, когда к твоему лицу на большой скорости прикасается такая маленькая штучка. Если бы она летела медленно, ничего бы не случилось. Все дело в скорости.
В комнате стало очень тихо.
— Знаешь, а ведь это забавно, что ты получила пулю в голову.
Кэрол прищурилась.
— Да, это охренеть как весело.
— Да нет, я хочу сказать: забавно — мы с тобой вроде как друзья по несчастью, Кэрол. В меня тоже стреляли.
— Не врешь?
— Не вру. В Германии. Во время войны. Вот, посмотри.
Я оттянул воротник, чтобы Кэрол посмотрела на след от моей раны. Это ее явно заинтересовало. Она наклонилась и пару раз нежно провела пальцами по шраму. Потом вернула воротник на место и расправила его.
— В тебя стреляли немцы?
— Нет, — я покачал головой. — Это был мой сержант. В самом конце войны. У нас почти ничего не осталось — ни артиллерии, ни тяжелого вооружения, но он почему-то гнал нас через Эльбу, где в то время шли основные бои. Я сказал, что мы будем полными идиотами, если сунемся туда без поддержки артиллерии, и я подчиняться его приказу не собираюсь. И тут он в меня стреляет. Я говорю: «Господи, я еще жив?» Когда вышел из госпиталя, Трумэн уже успел сбросить бомбы на японцев.
Ознакомительная версия.
