И вновь потянулись пустые степи.
В три часа колонна остановилась на обед. Солдаты садились в тени танков, тягачей и бронемашин, вспарывали штыками консервные банки, доставали ложки, ели суховатую кашу с крупинками жира и мясными волокнами, прихлебывая холодный чай из фляжек.
В степи напротив колонны чернели кожаные палатки, возле которых стояли полуголые черноволосые дети; чуть поодаль паслись овцы и верблюды. Дети смотрели на солдат. Иногда из какой-либо палатки выходила женщина и тоже глядела на танки и машины. Это были пуштуны, кочевники. Все лето они скитаются по степям Афганистана, заходя в города, чтобы продать на базаре скот и шерсть, войлок, овчину и мясо и купить муки, меда, новую посуду, а осенью вместе с птицами тянутся в теплые края, в Пакистан и Иран, где всю зиму подрабатывают и приторговывают. Кочевники не любят пограничников и чиновников, презирают ремесленников и скверно себя чувствуют в городах и домах с твердыми стенами. Кочевники любят степи, ценят оружие и неуклонно следуют кодексу чести — пуштунвалаю, который требует жертвовать жизнью ради свободы племени, оказывать помощь всякому, кто в ней нуждается, отвечать добром на добро, но за око — вырывать око, беспрекословно подчиняться вождям и уважать старейшин. Нарушивший пуштунвалай может сразу собирать свой скарб и уходить прочь, на нем позорное пятно — ни деньгами, ни кровью, ни временем его не смыть. Мужчины-кочевники никогда не расстаются с оружием, всегда готовы постоять за себя. А кочевницы, в отличие от женщин, ведущих оседлый образ жизни, ни перед кем не прячут лиц. Мужчины пасут отары и охотятся, женщины готовят пищу, ткут ковры, выделывают шкуры. Днем кочевники разбивают лагерь, ночью переходят на другое место. Кочевники — прекрасные воины, заручиться их поддержкой стремятся обе противоборствующие стороны, правительство и мятежники, но кочевники чураются любой зависимости, превыше всего ставя свободу и интересы своего племени.
...По машинам!
В кювет полетели пустые жестяные банки. Заводились моторы. Вперед. Первая машина дрогнула, поехала, и тут же тронулась вторая, третья, бронетранспортер, усеянный пехотой, еще один и еще десяток; танк, танк, танки с людьми в черных комбинезонах и черных шлемофонах, за ними снова — бронетранспортер, бронетранспортеры с пехотой в выгоревших панамах и сетчатых масккостюмах, раскрашенных под степь; вереница фургонов с провизией, с кухнями на прицепе, тягачи с зачехленными гаубицами, грузовики со снарядами — первая батарея, вторая батарея, третья батарея и снова бронетранспортеры, медмашины с крестами, гусеничные катера разведчиков, фургоны с лебедками — ремрота — и несколько бронетранспортеров в хвосте.
Под вечер далекие хребты вдруг тронулись и поплыли, как серые корабли, сквозь марево к трассе, тяжелея, увеличиваясь, рассекая острыми носами степь. И чем ближе они подступали к трассе, тем меньше, незначительней, слабее казался солдатам и офицерам их бронированный караван. Наконец каменные корабли слева достигли дороги и потянулись вдоль нее, а скоро поспели и глыбы с другой стороны, и гиганты стиснули трассу.
Колонна приостановилась перед входом в ущелье. Повернулись башни, пулеметные стволы задрались вверх... Неожиданно в привычный хор моторов вплелись новые звуки. В небе появились четыре стрекочущие узкие пятнистые машины — «крокодилы». Лица солдат и офицеров прояснились. С крокодилами веселее в теснинах, крокодилы в обиду не дадут, заплюют ракетами любую вершину, если там объявится засада. Колонна тронулась, бодро пыхтя черными клубами, изогнулась на повороте, сунула голову в ущелье... Вверху плыли поджарые сильные плоские крокодилы.
Колонна втягивалась в ущелье. Здесь, кажется, было еще жарче, чем на открытом месте. Всюду были раскаленные камни. Опрокинуть ушат холодной воды — ущелье взорвется.
Колонна втащила в ущелье и хвост. Солдаты обливались потом и угрюмо, остро глядели по сторонам. Это ущелье было настоящим кладбищем машин: на обочинах чернели сгоревшие кузова, разодранные колеса, смятые кабины. Дорога была изъязвлена воронками, и грузовики попадали в них колесами, деревянные борта оглушительно скрипели под напором ящиков со снарядами. Шоферы старались объезжать черные язвы, но как раз в них-то мин и не могло быть. Шоферы сжимали зубы. И все — от полковника Крабова до рядового — думали: только бы крокодилы раньше времени не ушли. Но те не уходили, успокаивающе стрекотали в небе над горами, хотя это и было весьма опасно, — автоматная очередь достанет, влетит в бак с горючим, и грозный стремительный крокодил превратится в бесполезный факел и горячей железной лепешкой растечется по скалам. Но об этом уже думали не полковник и рядовой, а люди, управляющие пятнистыми хищными машинами.
Колонна благополучно миновала ущелье, горы дрогнули, отползли прочь и еще отступили от трассы, и люди на машинах закурили горький табак, провожая благодарными взглядами четверку крокодилов.
Поздно вечером колонна свернула с трассы и остановилась в степи. Здесь заночевали, выставив часовых.
Первыми пробудились повара. Была еще ночь. Трасса серела рядом, прямая и молчаливая, вверху горели звезды, невдалеке темнели горы. Зевая, повара пошли к железным кухням на колесах. Заскрежетали задвижки, вспыхнули спички, и походные кухни зашипели, засипели, задымили. Гулкое пламя забилось за дверцами, и в ночи заалели ряды круглых глаз. Пока вода вскипала в котлах, повара доставали крупу, соль, лавровый лист, вскрывали банки с тушенкой, томатной пастой; а когда вода забурлила, бросили в котлы пригоршни серой грубой соли, засыпали крупу, а в другие котлы вылили по нескольку банок сгущенного молока и насыпали кофе. В степи густо пахло соляркой и кофе. Теперь можно было устраивать подъем.
Восход солнца застал колонну в пути.
Звенели траки гусениц по бетонным плитам.
Через три часа впереди показались башни, деревья, стены, купола... Мираж. Стены и башни вырастали, колонна стремительно приближалась к ним и наконец вступила в город, наполненный людьми в чалмах, осликами, женщинами в чадрах, босоногими мальчишками, повозками, верблюдами, торговыми лавками с россыпями разноцветных плодов, с мясными тушами на крючьях, с рулонами яркой материи, с башнями из лепешек, посуды, с горками арбузов и дынь; на берегу захудалой мутной реки дымились жаровни, несколько мужчин ели шашлыки с лепешками; по улочке проехал красный автобус; на плоских крышах появлялись люди, они глядели на колонну. В центре города стояла небольшая глиняная крепость, одна из ее башен была увенчана государственным стягом, из окон торчали дула пулеметов, ворота защищал танк; стены крепости были испещрены дырками: афганские солдаты с улыбками глядели на колонну, приветственно взмахивали руками.
Неожиданно город кончился, слева от дороги показалось кладбище, усеянное каменными перьями-надгробиями и древками с выцветшими и яркими тряпицами, а справа стояли печи для обжига кирпичей, и уже дальше потянулись поля, разделенные арыками и шеренгами тополей. Колонна ходко шла вперед, и обработанная земля осталась позади, и скоро, оглянувшись назад, уже нельзя было увидеть зелень и башни города. Вокруг простирались дикие степи с небольшими хребтами и невысокими сопками. Вверху простиралось пустое небо.
Колонна шла по трассе еще около часа. И впереди показалась вереница танков, грузовиков, бронетранспортеров, стоявших на левой стороне трассы. Приблизившись к ней, колонна Крабова остановилась. Полковник и его заместитель направились к встречной колонне. У головной машины чужой колонны стояла группа офицеров. Полковник и майор подошли к ним, козырнули, — в ответ протянулись руки. После рукопожатий была извлечена из планшета и развернута карта. Офицеры плотно обступили человека с картой, склонили головы. Разговор над картой длился не более десяти минут, затем Крабов и майор Ничипорович вернулись к своей колонне, и она дрогнула, повернула голову налево и начала сползать с трассы, окутываясь пылью, — вскоре вся колонна шла по грунтовой дороге в тучах пыли. За нею двинулась в степь и встречная колонна, и обе колонны вытянулись в одну.
Гигантская колонна ползла по степи между округлых невысоких сопок. Пыль густо вырывалась из-под тяжелых колес и гусениц, насыщала жаркий воздух, осыпала башни, стекла, зачехленные пулеметы и орудия, налипала на потные лица и шеи, застилала глаза, забивала ноздри. Солнечный свет растворялся в пыли, и чадящая, горячая колонна плыла в душной желтой мути, неся сатанеющих, задыхающихся солдат неизвестно куда. Только водитель головной машины видел степь и горы впереди, остальные же — лишь задний борт грузовика или корму танка. Воздух был бездвижен, липок, густ, пропитан газами. Колонна шла во мгле час, два...
И вдруг где-то в середине этого длинного каравана раздался хлопок. Хлопок рассек колонну: передняя часть бронированного тулова продолжала ползти, а другая половина остановилась, — пыльная завеса пала, и солдаты наконец смогли оглядеться. Они были в степи на полпути к громоздким хребтам. Впереди стоял скособоченный грузовик, вокруг него толпились запыленные люди. Заминка длилась не более пяти минут, — машины тронулись, поехали, обходя грузовик с выдранным колесом. Машина медиков тоже прошла мимо, значит, никто не пострадал. А вот фургон ремроты затормозил, и врачеватели машин приступили к ремонту.
