Две недели Юлианна провела на диване. Она временно переехала из своей квартиры домой на улицу Шульцгате и жила там, совершенно забалованная Бриттой. С утра до вечера она валялась на диване в гостиной, уставившись мимо телевизора на книжные полки. В детстве она именно так лежала во время болезни – на мягких подушках, укрытая теплым пледом. Она прочитывала все, что было видно на книжных полках, пробегая глазами по корешкам. Ее интересовали исключительно названия, например такие, как «От лунного света ростки не согреются» или «Госпожа Луна на аркане», все эти неожиданные сочетания слов давали пищу ее фантазии. Она никогда не брала с полки книжку, чтобы посмотреть, о чем в ней написано. Ей просто нравилось глядеть на них с дивана и позволять окружающим холить себя и лелеять. Потом эти названия перешли в списки рекомендованной литературы по разным предметам, началось чтение из-под палки, школьная обязаловка. С тех пор вид книжных полок ей разонравился, она старалась не смотреть на них. И только сейчас, вновь очутившись на положении больной, окруженной вниманием и заботой, она почувствовала, что ей опять нравится их разглядывать. У Юлианны оказалось сотрясение мозга. Ее приходили навещать с розами и конфетами, она ставила цветы на стол, а шоколад отставляла в сторону. Есть ее никто не заставлял, у больных всегда плохой аппетит. «Пусть это продлится подольше, чтобы я еще полежала, – возносила она мысленную мольбу. – Это мои каникулы».
Себастьян тоже пришел к ней с цветами. Он подумал о шоколаде и даже выбрал коробку «Короля Хокона», но потом решил от этого отказаться. Все равно шоколад достанется кому-то другому. Вместо шоколада он принес пачку сигарет, подумав, что этот подарок скорее окажется в ее вкусе. Он заявился в дом на улице Шульцгате накануне своего отъезда, Бритта отвела его в гостиную. Себастьян уже бывал в этой квартире, но заново почувствовал, до чего же здесь уютно. Широкие и удобные стулья, мягкий цветастый диван. На журнальном столике стояли разные предметы. Морская птица. Хрустальная ваза. Два медных подсвечника. Эта квартира напомнила ему родительский дом богатством деталей обыкновенного семейного быта. Здесь чувствовалась та же атмосфера уюта, которая царила в доме на калье Альгондига. Из чего она возникала? Не из вида мебели и драпировочных материалов, которые тут были совершенно другими. Нет, атмосферу создавали люди, которые в ней жили, – Бритта Бие и его родители. Они прожили в своих домах долгие годы, заполнили комнаты своим присутствием. Они никуда не стремились оттуда уехать. Они были оседлыми жителями.
– Хочешь кофе? – спросила его Бритта.
– Да, пожалуйста, – ответил он.
Она отправилась на кухню, бесшумно закрыв за собой дверь. Юлианна встретила его лежа, она дружелюбно смотрела на него со своего дивана.
– Извини уж, что не зашел к тебе раньше, – сказал Себастьян. – Я хотел, но мне сказали, что тебе прописан покой.
Он достал из кармана сигареты и бережно положил пачку на стол:
– Это тебе.
– Спасибо, – поблагодарила она с улыбкой. – Самый лучший подарок, какой только можно придумать! Только придется его припрятать. Мама не знает, что я курю.
Он взял пачку и засунул ей под подушку. Себастьян сел на стул.
– Я так за тебя боялся, – сказал он.
– Я знаю. Ужасно глупо тогда получилось.
Они озабоченно посмотрели друг на друга. Их взгляды встретились. Беседа замерла. Но тут вошла Бритта и принесла кофе. Она тоже села с ними за компанию. Ему показалось, что присутствие матери придает Юлианне уверенность. Она часто смеялась, и ее смех звучал более непринужденно. Для человека с сотрясением мозга она казалась удивительно веселой. Почти счастливой. Не похоже было, что ей не терпится поскорее выздороветь.
Они пили кофе, говорили о пустяках. Несколько раз Юлианна начинала задремывать. За окном темнело. Шел уже четвертый час. Наконец Бритта взяла со стола кофейник и опять ушла на кухню. Он понял, что пора уходить.
– Завтра я уезжаю, – сообщил Себастьян.
– Да, действительно! – отозвалась она. – Ну что ж, увидимся через год.
– Да, – сказал он. – Через год.
Она повернулась на бок. Ее взгляд скользнул куда-то мимо. Он подумал, что она ничего не помнит, забыла, что произошло между ними.
– Мы могли бы переписываться, – сказал он.
– Не говори этого! – возразила она.
– Почему? Тебе не нравятся письма?
– Нравятся. Только не надо обещать то, чего ты не собираешься исполнить.
Глаза ее затуманились и стали непроницаемы.
– Ну, хоть открытку черкнуть! – предложил он.
– Ладно, – согласилась она. – Пусть будет открытка.
Он встал и подошел к ней. Она приподнялась и села на диване. Они обнялись. Юлианна задышала в его шею, и тепло проникло ему сквозь поры. Затем он выпустил ее и попрощался. Он вышел за порог, спустился по лестнице, удаляясь от Юлианны, от ее уютного дома. Он не переставал удивляться, что уехать так легко, так легко потерять связь с прошлым. «Нас пугают развилки пути, – подумал он. – Среди людей легко заблудиться».
Часа через два пришла Марта. Она весь день проработала, так что даже стерла себе пальцы. Остановившись на пороге, она поглаживала себе руки. Беспокойным взглядом она окинула комнату.
– Ну, как ты? Получше? – спросила она.
– Как вчера.
– Когда тебя ждать домой? Скоро?
Юлианна кивнула:
– Еще денек-другой, и я буду в форме.
Марта сняла куртку. Потом уселась в кресло и взяла со стола яблоко. Она продолжала оглядывать комнату и расставленные в ней сувениры.
– Я собираюсь скоро уехать, – сказала она. – Если ты не против. За квартиру я, разумеется, расплачусь.
– И надолго? – спросила Юлианна.
– Сама не знаю. Думаю, примерно на месяц.
– Куда же ты?
– Наверное, в Южную Африку.
Юлианна ничего не сказала. Она лежала, держась рукой за висок. Марта встала и отправилась на кухню выбрасывать яблочный огрызок.
– Марта!
– Да?
– Что тебя заставляет все время куда-нибудь ездить? Почему тебя тянет во все эти незнакомые места?
Марта снова возникла на пороге. Она прислонилась головой к косяку. Ответ ее прозвучал словно вздох:
– Потому что я знаю, что они есть.
В пропаже Иосифа была виновата Марта, вспомнила Юлиана, убирая елочные украшения. Они уже уложили бумажные сердечки, сплетенные ею, когда она была еще ребенком, и большого картонного Деда Мороза, оставшегося от бабушки. Теперь на очереди были фигурки, изображавшие Рождество Христово. Их тоже привез из своих путешествий папа. Андерс Бие купил их в Вифлееме в 1972 году – в год рождения Юлианны. Деревянные фигурки представляли собой персонажей евангельской легенды, там были Мария, младенец в яслях, козы и три волхва, не хватало только Иосифа.
Юлианна, конечно, взяла вину на себя. Она, дескать, взяла его поиграть. Однажды в ненастный летний день ей вздумалось поиграть с рождественскими фигурками. Ей было тогда семь лет. Заводной автомобильчик вдруг показался скучным. Для кукол из набора Барби не было новых платьев. Вдруг она вспомнила об однотонных деревянных фигурках, изображавших религиозный сюжет, и ей нестерпимо захотелось ими поиграть. Она забралась на чердак и перерыла все коробки с елочными украшениями. Обнаружив наконец деревянные фигурки, она спустилась с ними в свою комнату. Вскоре позвонила Марта. Юлианна уговорила подружку прийти поиграть. Она взяла себе роль Марии и козочек, а Марта – Иосифа и всех остальных.
Тогда-то Иосиф бесследно пропал.
Юлианна ничего не сказала маме, и Бритта узнала о пропаже только в декабре. Пора было расставлять рождественские ясли, а где Иосиф? Бритта перевернула все коробки с украшениями и не могла понять, куда же подевался Иосиф. Вещи не могут вот так взять и испариться в воздухе, говорила она, и выражение у нее было прямо-таки расстроенное. И тут Юлианна призналась. Она думала, что мама рассердится, но мама только спросила, везде ли она поискала у себя в комнате. Юлианна сказала, что да. С тех пор Бритта ни разу об этом не заговаривала. Она знала, что Юлианна и без того будет вспоминать об этом случае каждое Рождество, заметив недостающего Иосифа.
Юлианна вспоминает о нем в декабре каждый год. Она вспоминает, как мама тогда сказала, что вещи не могут просто так испариться в воздухе. Иосиф должен быть там, где он затерялся. Скорее всего, он лежит у нее в комнате, очевидно, завалился в какое-нибудь недоступное место. Вещи не пропадают. Мы только теряем их из виду. И Юлианна представляет себе, как однажды, когда она заведет свою семью и уедет от родителей, они вынесут все из ее комнаты, чтобы сделать ремонт, и вдруг найдут Иосифа. Он где-то лежит и только ждет, чтобы его нашли.
Подъемные краныДублин, 1997
Шон Хегарти проснулся под звуки отбойного молотка. Его, как гайку, постепенно вывинчивали из сна, продолжавшегося два или, может быть, три часа. Сначала ему показалось, что сверлящий треск раздается у него в голове, и он подумал: «Сейчас она расколется! Сейчас я тресну и развалюсь на части». Он резко открыл глаза и попробовал оглядеться, но вокруг была тьма. Он очнулся в тот утренний миг, когда все пусто – ничто не начинается, не продолжается, когда у человека нет ни прошлого, ни каких-то заслуг. Затем понемногу все восстановилось под аккомпанемент грохота, доносившегося с верфи, которая была от него через дорогу. Два разных стука, звучащие вразнобой. Камнем по камню. Он встал с постели и раздвинул шторы. На улице шел дождь. Под окном проезжали редкие автомобили. Шины разбрызгивали воду, разрезая лужи. Он открыл окно и вдохнул воздух, такой же густой и тяжелый, как то, что распирало изнутри его голову. У него, как не раз по утрам, мелькнула мысль, что надо будет зайти в медпункт и попросить у доктора выписать какого-нибудь снотворного – неплохо бы иметь на всякий случай под рукой коробочку таблеток. Но тотчас же передумал. Это значило бы признать свое поражение. Он, Шон Хегарти, выдает пять новостей в неделю и скоро, если все получится, как он задумал, станет ведущим программы. Нет, черт возьми! Надо самому справиться и наладить дело со сном. Шон пошел на кухню, съел свои витамины и надел тренировочный костюм. Затем отправился на пробежку.
