— Тогда мотай на ус, — посоветовал Ваня. — А не то пеняй на себя.
Из Ваниного рассказа Хаймек понял только суть. «Какой же он трудный, этот русский язык, — подумал он. — Но я его выучу. Обязательно. Клянусь».
17.
Вскоре Ваня ушел по своим делам. А Хаймек, оставшись один, лежал на траве и думал: почему же он дружит с Ваней? С Ваней, который крадет и врет. Почему?
Он думал так и думал этак. А потом придумал.
А почему бы ему с Ваней не дружить? Да. Ваня ворует, врет и обманывает. Ну и что? Так это же Ваня, а не он, Хаймек. И если Ваня делится с ним, Хаймеком, своей добычей, так на то он ему и друг. И он, Хаймек, окажись он на месте Вани, разве не поступил бы точно так же? Поступил бы… А коли так — почему же ему отказываться от того, что всегда предлагает ему друг? Тем более что каждый раз часть того, что получает от Вани мальчик, он несет домой, маме. Да, часто в ее взгляде он читает вопрос. Но он не обязан объяснять ей, откуда берется вся эта еда. Иначе мама может вообще отказаться от пищи, и тогда в воздухе зазвучит слышанное Хаймеком уже не раз: «Потерпи немного, сынок. Вот когда я умру, тебя обязательно заберут в детский дом и тебе не нужно будет больше бродяжничать по рынку».
Бедная мама… Сейчас она в силах только выпить кружку кипятка. И даже это дается ей с трудом, каждый глоток. Хлеб, что иногда приносит Хаймек, ей уже не разжевать. Те огрызки и объедки, что он подбирает у канавы, тоже. Единственное, что она могла бы сейчас съесть, — это какое-нибудь пюре. Из овощей. Хаймек мог бы и сам приготовить такую своего рода овощную кашу. Если мелко-мелко нарезать различные овощи, все равно какие, и очень долго их варить, а потом все размять толкушкой — это и будет пюре. Но где ж набрать столько овощей? Ведь сейчас — сезон арбузов, а у мамы — дизентерия. Кровавый понос. И, как на грех, повсюду валяются арбузные корки, и многие — с мякотью. В этом году невиданный урожай арбузов. А если отойти от города на два-три километра, на любой бахче узбек без колебаний даст тебе совсем бесплатно маленький арбуз. А может быть, и не маленький.
Но это на бахче, в кишлаке.
И вдруг Хаймек понял, что он до смерти хочет арбуза. Он почувствовал даже, как его зубы впиваются в кроваво-красную, истекающую сахарной сладостью мякоть.
И он отправился на базар. И, конечно же, еще издалека увидел Ваню. И помахал ему. Ваня тут же прискакал на одной ноге, словно играя в «классы».
— Ну, — спросил Ваня, — как жизнь?
— Ничего, — сказал Хаймек.
— А чего нос повесил?
— Арбуза хочется.
Ваня удивился:
— В чем же дело?
— Денег нет, — сказал Хаймек. — Совсем.
В Ваниных глазах запрыгали чертики.
— Если хочется, — нравоучительно сказал он, — надо раздобыть. Пойду потолкую с ребятами.
— Я тебя здесь подожду, — на всякий случай сказал осторожный Хаймек. «Ребят» этих он знал.
— Ну, жди.
«Ребята» — разбойничья компания базарных оборванцев покатывалась со смеху, слушая какую-то историю. Ваня подошел и бросил несколько слов. Смех тут же умолк. Минутой позже, неторопливо, чтобы не привлекать к себе внимания, малолетки потащились туда, где полосатыми горами высились арбузы.
Ваня повернулся к Хаймеку:
— Ну, пошли…
Через несколько десятков метров последовала новая команда:
— Стой!
Остановившись, Ваня огляделся, а потом кивнул в сторону арбузного ряда. На первый взгляд все арбузы были неотличимы друг от друга: зеленые, в одинаковую черную полоску и даже размера почти одинакового, но любой покупатель, руководствуясь собственными представлениями о том, какой арбуз лучше, а какой хуже, мог щупать, трогать, сжимать и хлопать арбузы едва ли не до бесконечности, обращая особенное внимание на состояние и форму арбузного хвостика. Лежавшие друг на друге арбузы напоминали Хаймеку слепых, выглядывающих один из-за другого. А в просвете между ними был виден их владелец — старик с каким-то измятым, изжеванным лицом.
— Ну, как тебе эти? — спросил Ваня.
Хаймек вновь почувствовал вкус арбузной сладкой мякоти во рту и от удовольствия зажмурился.
— Оч-чень хорошо, — сказал он.
Они подошли к арбузной горе поближе, так что седая голова хозяина вполне могла сойти за белый арбуз. Что-то уродливое было в этой голове, словно ее долго мяли, да так и не придали ей человеческую форму.
Переломившись в пояснице, Ваня (а вслед за ним и Хаймек) низко поклонились уродливому старику.
— Ассалям-алейкум, бабай, — громко сказал Ваня, а Хаймек промолчал.
— Алейкум-салам, — доброжелательно откликнулся старик, выглядывая из-за своих арбузов и всматриваясь в приятелей красными, изъеденными трахомой глазами. То, что он увидел, не добавило ему доверия к этим оборванным ребятам. Но покупатель всегда покупатель. Поэтому старик раскрыл рот, в котором одинокими пеньками чернели остатки зубов, и сделал неопределенно приглашающий жест.
— Ха-ароши арбуз. Сладки арбуз. Покупай…
Ваня сделал вид, что обдумывает покупку. Зная своего друга, Хаймек оттянул его за рукав и прошептал на ухо:
— Давай не будем… давай уйдем отсюда…
Ваня сделал вид, что не расслышал. Сделав несколько шагов вдоль ряда, он остановился в дальнем его конце и жестом подозвал продавца, а когда тот просеменил к нему, уверенно показал на арбуз, возле которого стоял.
— Вот этот, — сказал он. — Покажи, бабай.
Старик нагнулся и ловко поднял красивый арбуз с сухим завивающимся хвостиком.
— Эта? — спросил он. — Ха-ароши арбуз. Сладки-сладки.
Ваня внимательно вглядывался в тугой полосатый шар, словно засомневавшись вдруг, то ли это, что он хотел бы купить. Потом нерешительно покачал головой и ткнул пальцем в дальний конец кучи.
— Во-он тот… нет, рядом… еще дальше… давай…
Старик приоткрыл рот, наполовину высунув обложенный табачной жвачкой (насом) язык, потом нагнулся так низко, что сквозь тонкую ткань халата проступили кости позвонков. Ему пришлось откатить несколько арбузов в сторону, чтобы не рухнула остальная пирамида. Все это требовало времени и немалых стариковских сил. Отойдя в сторону, Хаймек мог наблюдать, как развивается эта, по-видимому, давно отработанная операция Ваниной шайки, лежавшей в кажущемся беспорядке — то голова к голове, то голова к ногам, и только руки четким движением откатывали один арбуз за другим из общей кучи и безостановочно катили вдоль туловищ, пока арбуз не достигал последнего в линии, после чего этот последний и исчезал вместе со своею добычей.
Ваня тоже внимательно следил за ходом операции. Решив, что настало время уносить ноги, он вдруг, утратив всю вежливость, во все горло заорал на старого узбека, обзывая его всеми ему известными узбекскими обидными прозвищами и кличками, из которых «шайтан» и «старый обманщик» были самыми невинными.
Старик, поначалу ошеломленный такой неожиданной переменой, через некоторое время пришел в себя… и над базаром навис гул нарастающей перебранки, на который, как мухи на мед, стал слетаться охочий до бесплатных развлечений базарный люд. Кто-то был на стороне разгневанного старика, кто-то, в основном молодежь, подзадоривал Ваню. Обвинения и оскорбления, точно мячики, перелетали с одной стороны на другую. И вот уже вдали, реагируя на разраставшуюся толпу и крики, прорезал воздух милицейский свисток — на рынке было свое отделение милиции, и нарушителей порядка далеко тащить не приходилось.
Ваня, цепко поглядывая по сторонам, отступал, пятясь. Старик, раззадоренный близкой победой, петухом наскакивал на него. Толпа, напоминавшая море, то приливала, то отступала; внезапно Хаймек оказался совсем рядом со стариком, зато Ваню отнесло к дальнему краю толпы, чем он не преминул тут же воспользоваться и исчез. Вслед ему неслись торжествующие проклятия продавца.
Тем временем, пользуясь общей суматохой и беспорядком, наиболее сметливые зрители стали потихоньку раскатывать арбузные бастионы. То один, то другой оголодавший гражданин с невозмутимым видом отправлялся восвояси, прихватив на память тугой полосатый шар. Здесь надо сказать и другое: не все граждане проявляли подобную корысть и несознательность. Кто-то, пожалев взмокшего старика, подслеповато оглядывавшего свои убытки, крикнул ему:
— Эй, бабай! Смотри! Все растащат!
Старик видел плохо. Но и того, что он разглядел, было достаточно, чтобы он рысью бросился к подходившему милиционеру Что уж там он сумел объяснить стражу порядка, осталось тайной, но представитель власти направился прямо к Хаймеку, железной рукой закона схватил мальчика и спросил у старика:
— Этот?
Владелец арбузов закивал и, разводя широко руками, начал что-то объяснять. Милиционер слушал, глядя куда-то вдаль.
— Ну, пошли, — сказал он Хаймеку, когда старик на мгновение умолк. Он сказал это точно так, как много раз он говорил мальчику в его самых кошмарных снах.
