Ольга Седакова - Три путешествия

С судьбой Гамлета в русской поэзии сравнивали собственную Блок («Я Гамлет. Холодеет кровь») и Пастернак («Гамлет» из «Стихов к роману»):

Еще эпизод из «Гамлета»: Полоний, спрятавшийся за ковром, чтобы подслушать разговор Гамлета с матерью, которого Гамлет якобы принимает за крысу и убивает ударом шпаги.

Розенкранц и Гильденстерн, школьные друзья Гамлета, подосланные шпионить за ним. В «Элегии» эти друзья-интеллектуалы выступают как моралисты: они учат героя жить, исходя из позиции «частного лица» — т. е. принимать «историческую необходимость», рассуждать практично и быть «смиренным». «Гордыней», как обычно, называется позиция трагического героя, гибриста по определению.

Печень, по античным представлениям, — место, в котором зарождаются страсти: гнев, вожделение, ревность. Не находя выхода, они разрушают печень (ср. оду Сафо «К Афродите»). Что касается гордыни как страсти, можно вспомнить печень гибриста Прометея, которую терзает орел Зевса.

«Вы — соль земли. Если же соль потеряет силу, то чем сделаешь ее соленою? Она уже ни к чему негодна, как разве выбросить ее вон на попрание людям» (Матф. 5:13). Соль, как явствует из контекста, должна предохранять от порчи.

В «Элегии», как уже говорилось выше, в роли Призрака являются «миллионы убитых задешево», о которых запрещено говорить.

Обещание скорого забвения — нечто противоположное и традиционному смыслу религиозных заупокойных почестей, обещающих умершему «вечную память», и делу поэта, который обыкновенно обещает своему герою «память в веках». «Чему остаться, скажут поэты» (Гельдерлин). Здесь поэт говорит, чему не удастся остаться.

Портрет Брежнева — везде один и тот же, сильно приукрашенный — висел в каждой конторе, в каждой классной комнате, в автобусах, на улицах. Никакое учреждение не посмело бы обойтись без этого портрета.

Один из таких афоризмов: «Экономика должна быть экономной. Л. И. Брежнев». Такого рода афоризмы также висели повсюду, вплоть до телефонных будок в дачных поселках. Воспитание продолжалось везде и всегда. Кроме афоризмов, в последние годы жизни Брежнев создал ряд книг мемуарного характера. Первая из них, «Малая земля» (мемуары о его военных подвигах) была сразу же включена в школьную программу. Все известные деятели советского искусства выразили свое восхищение литературным талантом Генсека. Они стояли длинной очередью, чтобы сказать свое слово о бессмертном сочинении, у которого должны учиться все. Растроганный Брежнев сказал со слезами: «Ну, если вам так понравилось, я еще напишу!»

В последние годы Леонида Ильича без конца награждали всевозможными орденами, званиями («Генералиссимус» и под.), золотыми шашками и т. п. Анекдот того времени:

— Почему случилось землетрясение в Ташкенте?

— Упал со стула пиджак Брежнева с орденами.

Полностью: Sic transit gloria mundi. Так преходит земная слава.

Предсмертные слова Гамлета: «The rest is silence».

И сам герой «Элегии», и его окружение были настолько разрушены старостью и болезнями, что казались куклами или ходячими мертвецами, которыми движет какая-то внешняя сила, как на месмерических сеансах.

Этот «кто-то» — Генрих Гейне, который в любовном стихотворении именно таким образом, обмакнув сосну в Везувий, хотел написать по небу: «Я тебя люблю».

Комментарий составлен Франческой Кесса и Ольгой Седаковой для итальянского издания. Переведен с итальянского, дополнен и сокращен мной (ОС).

Исключение, на взгляд автора, составляет «Пушкинский Дом» А. Битова.

Много позже она была издана книгой: Поэтика обряда. Погребальная обрядность восточных и южных славян. М.: «Индрик», 2004.

См. статью О. Седаковой «Другие жертвы» в самиздатском журнале «Параграф». — Параграф. Вып. 8,1989. С. 13–18.

О жанре элегии у ОС есть прекрасное исследование американской славистки Стефани Сандлер: Sandler Stephanie. Thinking self in the poetry of Ol´ga Sedakova. — Gender and Russian Literature. New Perspectives, ed. Rosalind Marsh. Cambridge: Cambridge University Press, 1996. P. 302–325.

См.: Седакова Ольга. Четыре тома. Т. 2. Переводы. М.: Русский фонд содействия образованию и науке, 2010. С. 356.

Кстати, тот же теолог заметил, что ахматовское сочинение гораздо ближе другому латинскому гимну — «Stabat mater» и прямо цитирует его в конце («А туда, где молча Мать стояла…») В отличие от «Dies irae» с его темой конца мира и Страшного Суда, внутренняя тема «Реквиема» Ахматовой, как и «Stabat mater» — Страсти Христовы.

В фале — примечания № № 47–50 — прим. верст.

Об «аскетическом» характере этой учености проницательно писала Инна Войцкая в работе «Чудо как нравственный долг. О лирике Ольги Седаковой». В кн.: Войцкая И. Т. Дерево и Царство: о поэтике богословия. Минск: «Новые мехи», 2003. С. 99.

In a Room and a Half. — Brodsky Joseph. Less Than One. Penguin Books, 1987. P. 460–461.