Он лежал на подушке, очень бледный. Из-под подушки выглядывала закрытая книга. Мы молчали и друг друга рассматривали. Мужчины играли в шашки, разговаривали, кто-то курил тайком, пряча дым в рукав. Я уже знала, что Андрюша хочет стать полярным исследователем и воспитывает в себе бесстрашие и ловкость.
Что тогда знал про меня Андрюша? "Что ты странная". Это он после мне признался. "А сейчас? Что ты сейчас обо мне думаешь?" – "Я не знаю".
Испугался говорить. А я подумала, что тоже могу пройти по перилам ночью, только не пойду. Я не имею права собой рисковать, я для другого предназначена, другому отдана, как Татьяна.
14 ноября 1937
Нам дали задание, зимой, когда все еще похоронено под снегом, прорастить зерно. Каждому дали по несколько зерен. Я налила в миску немного воды и положила в нее зерна. Миску поставила на табуретку возле печки и накрыла простой косынкой. Через некоторое время из зерен проклюнулись белые червячки ростков. Жизнь зарождается в темноте.
Из-под снега на огороде я накопала земли в деревянный ящик. У печки земля прогрелась. Я ее полила, пальцем продавила лунки и в них ткнула белые червячки. Ящик я поставила ближе к окну, к свету. Через некоторое время из земли выглянули зелененькие росточки. Я все время бегала на них смотреть. Я как с ума сошла, как будто увидела самое настоящее чудо, как будто сам Иисус шел мне навстречу по воде!
Что странно: мы каждую весну видим, как мир пробуждается, и не очень-то удивляемся. Не удивляемся, что картошка всходит, что почки набухают на деревьях.
На уроке мы смотрели в микроскоп на каплю воды. Она кишмя кишела живыми существами. И это тоже повергло меня в какое-то восторженное состояние.
Кто-то спросил, чем живое отличается от неживого. Мы стали выяснять.
Оказывается, и движутся, и воспроизводят себе подобных, и умирают не только живые существа. И хотя камень, ясное дело, существо неживое, объяснить, почему это так, нам не удалось. Ведь и драгоценные кристаллы растут под землей!
Учительница сказала, что когда-нибудь ученые найдут точное определение живого и неживого. Определение – отделение.
Но что странно. Дядя Ваня, наш сосед, который играет на гармошке, когда выпьет, ездил летом на Черное море отдыхать. Он мне привез оттуда гладкий полосатый камешек. И я этот камешек полюбила. Сам по себе он не живой, но живой для меня. Я с ним даже разговариваю.
Недавно я его уронила и извинилась перед ним, и погладила ударенный бок.
2 декабря 1937
Всю ночь я проплакала, жалея Русалочку. Мне кажется, я сейчас тоже живу под водой, в тишине, в сонном тепле. Гляжу, как горит огонь в печке, как снег падает, швыряю его лопатой, читаю разные книжки по ночам…
Она выплывала на поверхность океана и смотрела на проходящие корабли, а я хожу смотреть на поезд. Ночной скорый, в котором горят окна, а в них люди пьют чай или разговаривают, или читают. Все обыкновенно, но при этом поезд их уносит куда-то, и белые крахмальные занавески качаются. И в следующую секунду люди глянут в окно и увидят, что городок наш уже исчез, если они вообще заметили его огни.
Поезд проходит раз в неделю.
Меня еще нет, но я обязательно буду.
1 января 1938
Мне уже четырнадцать лет.
Недавно у нас был разговор с Андрюшей. Вот что он обо мне думает:
– Мать драит полы в клубе, ведра таскает с этажа на этаж, волочит дрова, топит печи. Это кроме дома и хозяйства. А ты только читаешь ей книги вслух, когда она устанет и сядет отдохнуть. Осенью ты идешь с ней в лес по грибы – она собирает, а ты гуляешь и песни поешь.
Принцесса на горошине.
Я ни слова не сказала себе в оправдание. Хотя могла сказать, что и полы дома мою, и за водой хожу, и грибы собираю, и на огороде помогаю. Как будто он не видел ни разу!
Я промолчала, потому что поняла – это не важно, что он меня видел и с ведром у колонки и с дровами у печи в клубе. Я все равно для него принцесса на горошине. Такой кажусь.
– Хочешь, я и тебе спою? – сказала я.
Мы стояли над рекой на том самом мосту, и я, не глядя на Андрюшу, а глядя вдаль, где черной точкой парила птица, запела песню на стихи
Лермонтова "Выхожу один я…".
Я не знала, стоит ли Андрюша рядом или ушел, я о нем забыла.
Я все спела, до самого последнего, про могилу. Под моими горячими пальцами лед на перилах растаял. Я повернулась. Андрюша смотрел на меня. Я даже испугалась, так он на меня смотрел.
С этой песни на мосту он уже не говорит, чтобы я стала его женой. Он вообще стал меня чуждаться. А раньше все хотел меня как-то переделать, переиначить под себя. Я даже немного поплакала об этом в подушку. Но потом рассудила, я ведь и не собиралась за ним идти по жизни, моя дорога другая, и я совсем одна на ней.
2 августа
Сегодня я в самом центре мира. Я – в Москве. И у меня раздвоение личности, и даже больше – бессчетное размножение.
Мне кажется, я сижу сейчас дома, на крыльце, и дышу последним летним теплом, и я же еду в поезде, и я же смотрю на него, и я же сижу сейчас в кухне на табуретке, и мне не спится, мне одиноко, мне неуютно, меня пугают клопы в моей новой постели. Перед сном я их жгла свечкой, но так и не выжгла. Меня пугают сырые казематные стены и бесконечные звонки трамваев, а сейчас, ночью, пустой блеск рельс.
И мне кажется, что я еще действительно слишком мала, как мне сказала та пожилая девушка, что принимала документы.
Ничего, завтра все решится.
Я не боюсь. Я даже не волнуюсь. Мне только ужасно одиноко.
Сейчас-то я вижу, что меня нет дома и мама одна. Она молится Деве
Марии, смотрит на мое фото и плачет.
И в поезде меня нет. Меня нигде нет.
Я думала, что я смогу описать, как было в поезде, но не смогу – все смазывается, все как на темной фотографии, когда недостаточно света.
Мне-то все было видно, но чтобы увидели другие…
Сентябрь
Никогда не думала, что стану Скупым рыцарем!
Никогда не думала, что на деньги столько можно купить!
Конфеты. Туфельки. Книжки. Билеты в театр. В цирк!
Но я ничего не покупаю – только чтобы с голоду не умереть. Я так похудела. И мне идет быть худой. Глаза выделяются. Мужчины на меня смотрят, хотя я маленького роста и одета скромнее некуда.
Правда, они думают, что я совсем девочка. И недавно один человек в магазине угостил меня шоколадкой. Странный человек, на него тоже все смотрели.
Он был в плаще, почти до пят, и в шляпе, надвинутой на глаза. Как мушкетер. Только без шпаги. Или он прятал ее под плащом. Но лицо под шляпой было небрито. И черная щетина казалась такой колючей и как будто его самого колола.
Он заставил меня есть шоколад прямо перед ним. Сказал: "Ешьте". И смотрел из-под шляпы, как я разворачиваю серебряную фольгу. Магазин был самый лучший в мире. Елисеевский.
‹Не датир.›
Мама пишет мне большие письма. Она тоскует по мне и благословляет.
Она присылает мне деньги, всю свою зарплату. И еще посылки с картошкой и салом. Посылки я ем вместе с девочками: у нас все общее.
А деньги тратить я не могу себя заставить. Не из жадности. Деньги – волшебные.
‹Не датир.›
"У тебя странная особенность. Ничего в тебе нет выдающегося – ни роста, ни безумной красоты. И голосок негромкий. Но тебя сразу видно. В любом окружении. В любой обстановке. Как всегда видишь в темноте свет. Ты улыбаешься. Зубы у тебя неровные. Как тепло от твоей улыбки".
Это цитата. Слова о моей героине.
Сегодня была читка сценария. Все произошло просто. Я так и думала, что все должно произойти просто, само собой, что я не должна беспокоиться.
После последнего занятия – это гимнастические упражнения под музыку, развивающие гибкость и чувство ритма, – мы переоделись за размалеванным задником и пошли в столовую. Нас кормят по талонам, не очень вкусно, но есть так всегда хочется, что я прямо хватаюсь за ложку. И что хорошо, суп всегда горячий. Можно посолить крепче, накрошить туда хлеб. Замечательно. Мы садимся, шесть человек за стол, и мгновенно все сметаем.
Преподаватели тоже ходят в нашу столовую. И кто-то ест, как мы, все, а кто-то берет только чай. Среди них есть известные всему миру люди.
Хотя не всегда это знаешь, ведь режиссеров и операторов мало кто знает в лицо.
Один из таких людей – самый главный режиссер в мире – вчера вошел в столовую, когда мы вовсю стучали ложками. Он взял только чай и сел за столик наискосок.
Я видела, что он смотрит на меня. Чай он не пил, а только помешивал ложечкой в стакане. И сидел нога на ногу. Я посмотрела прямо ему в глаза. И он сказал резким, скрипучим, очень слышным голосом:
– Девочка, подойди сюда.
Вся столовая перестала есть.
Я подошла к нему.
– Сядь, – сказал он.
Я села.
– Скажи что-нибудь.
– Что?
– Спроси, сколько времени.
– "Скажите, пожалуйста…"
Я говорила так тихо, что он поднес ладонь к уху.
Вынул из кармана ручку, блокнот. Выдрал из блокнота листок, написал несколько слов и передал мне.
– Не опаздывай.
