Ознакомительная версия.
Цок-Цок пришла практически ночью, изнурённая, измочаленная. С опущенными плечами. Александр не стал лезть к ней с расспросами и отправился на кухню готовить ужин. Балетная выправка вернулась к ней лишь после душа. И уже в постели нежным шёпотом в маленькое розовое ушко Александр рассказал о событиях сегодняшнего дня, о встрече с Региной.
Насколько же наивен тот, кто считает, что знает женщин! Они сами не знают, что выкинут в следующий миг.
– Не печалься и не мучься: я уступила тебе не из жалости и не сонной. Да и любви до гроба ты не обещал, – реакция Цок-Цок его поразила. – А на вашу сходку я пойду. И не ради Регины. Мне это интересно.
«О Господи, – подумал Александр, – и почему это все его женщины похожи друг на друга? Очевидно, дело не в них – дело во мне».
Как ни убегай, а жизнь тебя всё равно догонит. Пожуёт, пожуёт и косточки выплюнет. Когда на следующее утро Александр вывел на прогулку медленно выздоравливающую, но уже поднявшуюся на лапы Барбару, которая как-то доковыляла до любимого ею укромного местечка у продырявленной во многих местах сетки «рабица», огораживающей хозяйство зелёной зоны, его окружило пятеро похожих друг на друга парней, коротко стриженых, в чёрных куртках и чёрных джинсах. Шерсть Барбары встала дыбом и она закрыла хозяина своим телом.
– Ты на собаку не надейся, она тебя не защитит, – глухим басом предупредил его парень в кепке блинчиком, очевидно, старший среди этих отморозков. – Тебя вообще никто не защитит.
– Так это вы отравили собаку? – глядя исподлобья спросил Александр без страха в голосе, хотя страх в нём всё-таки сидел. В районе живота. Он оглянулся и понял, что никто ничего не увидит – место было глухим. Невероятно, но в центре Киева ещё попадаются такие места. Но на то он и Киев.
– Какая разница кто, – предводитель банды полез в карман. За ножом, предположил Александр, осознавая бесперспективность своего положения, учитывая загипсованную правую руку, полуживую собаку и численное превосходство противника. В его положении лучше не выходить из дома, не положив в карман что-то увесистое. Глупо вот так умирать.
Вместо ножа главарь вытащил кусок белой бумаги, легкомысленно намереваясь протянуть его своей жертве. Но… и откуда только собака нашла в себе силы?.. Барбара молниеносным рывком попыталась перехватить вражескую руку. Бандит успел её одёрнуть, и зубы Барбары клацнули в миллиметре от его пальцев. Собака вырвала клочок бумаги, и, опешивший от такой прыти пса, он снова полез в карман:
– Ничего, есть другая, – на этот раз главарь бросил бумажку на землю. – Тут телефон. Позвонишь сегодня до шести. С дискетой в руках. Отдашь – будешь жить. А сделаешь копию – не будешь. Понял?
Они по-военному развернулись и остановились, пропуская вперёд вожака. «Какие-то эти бандиты военизированные, – подумал Александр, провожая их тяжёлым взглядом». Он потрепал Барбару по холке, расточая ей похвалы. Она села и затем, тяжело дыша, легла на землю.
– Что ты, собаня? – он поглаживал её по бокам и по голове. Она закрыла глаза. Молниеносный бросок стоил ей последних сил. – Ты полежи, но недолго. Мы никуда не спешим. Всё будет хорошо, и мы оба выздоровеем. И тогда покажем этим бандюкам, кто в Городе хозяин.
В ответ Барабара что-то глухо прорычала. Дескать, слышу и всё понимаю… ты уж прости … что-то я ослабела…
– Что будем делать, собаня? Сдаваться или бороться? Бороться – значит становиться сильнее. Сдаваться – значит становиться слабее. Слабее и слабее, пока совсем не придавят.
Ему вспомнился сюжет рассказа Джорджа Риги, голливудского сценариста, потомка выходцев из Украины. Александр брал у него интервью, и, помнится, тогда его поразило, насколько этот успешный человек с трепетным вниманием относился к своей слепой и некрасивой жене. Тогда они вдвоём распили бутылку водки и далеко за полночь писатель на примере открыл ему тайну, что это такое – бояться и сдаваться.
Нелегальные эмигранты живут на нелегальном положении в какой-то дыре. Тихонько так живут, незаметно. Батрачат за копейки. Но довольны: еда каждый день, откладывать даже получается. Но вот ночью к ним забирается чудовище и принимается терзать их малыша. Мать в ужасе будит мужа:
– Вызывай полицию!
А он в ответ:
– Ты что? Нас же в каталажку упрячут и потом вышлют.
Она требует:
– Смотри, он уже руку отгрыз!
Он:
– Но жить можно и с одной рукой.
Она:
– Смотри, трус. Уже вторую руку грызёт!
Он:
– Жить можно и без рук.
И зверь загрыз малыша. А их всё равно нашли, в каталажку посадили и выслали. Но вдвоём.
Александр исходил из того, что сегодня его убрать не могут, потому как не знают, куда он спрятал дискету. А получив её – загрызут. Газетчик, даже не скопировав её, главное запомнит: кого убрали и сколько миллионов перед этим выманили. И как огородили рынок. И кто разрешение дал и сколько за это взял. И главное – знает, кто они. Учредители там совсем с другими фамилиями. С такими сведениями долго не живут. Разве что напечатать всё это в газете, тогда то же самое будут знать все и всех придётся загрызть, но на всех зубов не хватит. Только как через главного редактора проскочить? А что? Надо попробовать. Теперь же есть, как выразилась Регина, «рыцарский орден». Она такая, что и фотки их сделает.
Собрались они в довольно удалённом, но очень приятном месте – ресторане «Мисливець». Здесь, у дачных мест на берегу Десны, с видом на настоящее село с аппетитным названием Хотя-новка, в волне наплывающего из дальнего леса запаха хвои, поглядывая то на лениво бредущих по дороге дачников, то на ровный сочный лоскут зелёного газона, думалось легко, говорилось ещё легче, а уж пилось…
Собрались вшестером. Нехорошее число, подумал Александр. Да ещё две женщины. А по примете, женщины на корабле – это к удовольствию перед несчастьем. Одно радовало: женщины друг другу понравились.
Александр рассказал об утреннем наезде и положил на стол бумажку с номером телефона.
Срок ультиматума истёк, и теперь нужно было что-то изобретать. Или полностью игнорировать и ждать ответного шага.
Его хмуро выслушали. Но когда Александр предложил напечатать статью в обход главного, все оживились:
– Допустим, отвлечём мы главного, чем-нибудь заморочим, кто-нибудь из нас напросится на этот номер дежурным редактором, а кто-то «свежей головой», и напечатаем твой бессмертный опус, но на следующий же день нас всех элементарно выгонят, – темпераментно включился в обсуждение проблемы Мещерский-Барский. – Неужели, Александр, вам не жаль своих коллег? Ведь ваше имя в переводе с древнегреческого означает совсем противоположное – спаситель людей.
– Конечно жаль. Как собственной головы, так и голов тысяч моих братьев-киевлян, – грустно заметил Александр. – Но сдаваться только потому, что они хотят сломить нас страхом? У них и мыслей других нет, дескать, мы непременно убоимся.
– Всякая власть держится на страхе. И на свободе, и на зоне, – возразил Анатолий. – Но в то же время никто ещё не опроверг истины: кто поборол в себе страх, сделал шаг к свободе.
– Давайте без пафоса, – вмешался Владимир. – Есть конкретная ситуация, из которой нужно найти конкретный выход, – он нервно поправил манжет, пытаясь охранить его от кетчупа (видать, отстирать вчерашние пятна с белой рубахи стоило труда), и продолжил: – С чем я соглашусь, так это с внятной попыткой показать этим замаскированным «хозяевам жизни», что факты на дискете известны не только Александру. Тогда мы сохраним коллеге жизнь.
– Не мешало бы, – согласился Анатолий. – Иначе, кто заплатит за шашлыки и пиво? И как это ты себе мыслишь?
– Просто и изящно, – Александр обвёл присутствующих торжествующим взглядом, задержав его на Цок-Цок, – вставить где-то в середине текста любой статьи о разрушении Киева, а они сейчас печатаются практически в каждом номере, всё что нам нужно. И главный не заметит, и наши головы уцелеют.
– Очень мило, очень. Кстати, такой приём применял Томас Манн. Он вводил в художественную ткань повествования фракции казённых документов – решений суда, предписаний, протоколов и прочей канцелярщины. Причём, без всяких кавычек, – воодушевляясь и, очевидно, пытаясь сгладить впечатление от проявленной им вначале встречи трусости, Ме-щерский-Барский уверенно садился на своего конька. – И, что удивительно, приём действовал безотказно! Убаюканный прекрасным слогом, читатель содрогался от столь беспардонного вторжения чужого и непонятного. Это похоже на то, будто вы, разлёгшись на прекрасной лужайке среди сочной зелени, разнежились под пение птичек, стрёкот кузнечиков, жужжание пчёлок и вдруг услышали рёв мощного дизеля и увидели надвигающуюся на вас чугунную махину на гусеницах.
Ознакомительная версия.
