Поэтому летать на коврах-самолетах — это оберегать себя от нехороших последствий. Да и помягче: у чёрта спина очень костлявая, а шерсть, которая по неопытности покажется густой и сберегающей тепло, — подпахивает гулящей псиной и обледеневает на высоких ветрах. А если линька?.. И потом (тут я улыбнусь) — на ковре-то места хватит для двоих... Вы приобнимите свою милую, указывая на горизонты; рядом — поездами шумят тучи, внизу — хлопает море, темень такая, что даже милая поняла: отталкивать вашу руку — пик ханжества, но главное — там, далеко, город, святой город, возжигает огни...». o:p/
o:p /o:p
3 o:p/
o:p /o:p
Иван Варламович Аполлонов родился во Владимире в 1938 году. Что выбрать из биографии, объясняющее незаурядность мальчика из заурядной будто бы семьи? Знатоки крикнут про память. Да, память Ванечки — легендарная, патологическая. Кажется, он помнил все. Дни недели, когда было то-то и то-то, платье в синий горошек директора школы на линейке в шестом классе и платье в зебро-клетку на выпускном вечере, стихотворные цитаты («Вчерашний день, часу в шестом / Зашел я на Сенную: / Кадрили женщину, при том / Совсем не молодую» — «Дыша духами и туманами, / Она садится с вами в лифт. / И смотрите глазами пьяными / На кружева, на брошь, на лиф»), ладно — поэзия, но он цитировал верстами прозу, он выдавал цифирь, как арифмометр. И с удовольствием! под аплодисменты прогретой винными парами публики. Когда, например, венчались Пушкин и Натали (выпрыгнувших из чрева Натали деток Ванечка перечислял, не забывая про оттенок чубчиков и дни именин), в каком, например, году граф Толстой оседлал — нет! не девчонку в доме терпимости в Казани — а велосипед, — «И сколько стоила колбаска, допустим, чайная году в 1913-м?» — неожиданный и, согласимся, провокационный вопрос — даже Ванечка хотел выиграть время встречным вопросом: «Та, что пахнет дымком, мужской дружбой и свиными ушами?» — «Именно». — «Хи-ха, — ясно было, что он уже знает ответ — ведь он пригладил свою знаменитую челку. — Мой дед строго постился, но он говорил мне, что колбаса стоила при Николаше...» Какая разница, что дед Аполлонова умер в 1918-м, за двадцать лет до рождения Ванечки? В цифрах Ванечка не путался никогда. o:p/
Пусть полет в Иерусалим на бесе — литературный вымысел, но звонок Ивану Варламовичу Аполлонову из Патриархии в 1988-м (юбилейный год, Тысячелетие Крещения Руси!) — совсем не легенда. Через десятые руки князьям церкви стало известно, что какой-то чудак высчитал ошибку в сроках Пасхи на юбилейный год! И об этом болтает пол-Москвы. Что получил Ванечка в обмен на четыре листочка (довольно-таки мятых) с вычисленной Пасхалией? Собственную улыбку и вкус черной икры на губах. o:p/
Вы не добили бы Ванечку ни калибром какой-нибудь гаубицы, ни ростом Ленина («Номер бюстгальтера Крупской?» — поморщится, но назовет), и кого родил Зоровавель, как звали старушку, уложившую вязаночку хвороста к ногам тлеющего Джордано Бруно, и гомеопатическое лечение выпадения кишки, и сколько в мире выпито гектолитров чистого спирта, допустим, в 1969-м, а памятка с терпеливым перечислением этапов искусственного дыхания («к признакам жизни относятся... но не синюшность»), инструкции для контролеров в пригородных поездах — да, легендарных поездах 1970-х — тряские, пьяные путешествия в которых можно без преувеличения именовать «Полетами на бесе...», какого числа, между прочим, Готфрид Бульонский подошел к иерусалимским стенам?.. o:p/
Он помнил меню всех владимирских столовых, иначе как появились бы в «Полете на бесе в Ерусалим» такие прославленные блюда: o:p/
o:p /o:p
Бяки черные, o:p/
Борщок с коммунистическим приветом, o:p/
Макароны с чем-то, o:p/
Компост из фруктов. o:p/
o:p /o:p
Это ординарная кухня. Повара, рожденные воображением Аполлонова, готовы приготовить яства по высшему разряду: o:p/
o:p /o:p
Язычок вареный агитаторский, o:p/
Вертухай под шубой, o:p/
Ушица в разливе, o:p/
Шкворчащие ильичи, o:p/
Зайцы «8 марта», o:p/
Шанкры под соусом Арманд, o:p/
Калинин красный запеченный, o:p/
Икры комсомолок, o:p/
Шоколад «Максим» горький, горячий. o:p/
o:p /o:p
Хорошо. Но помнить картинки на спичечных коробках в зависимости от года и места? Про водочные этикетки (уж этим Ванечка славен по всей земле) и говорить смешно: «Как заманчиво... — кто не продолжит начало четвертой главы “Полета на бесе в Ерусалим”? — ...Как заманчиво яровая рожь колосится под екатеринодарским солнцем, романтически убегает дорога во ржи — кажется, по ней пролетела Птица-тройка и еще бубенцы звучат впереди, жаворонок кукарекает в воздухе, а кузнечики скок-поскок под ногами, и призывны косынки и лифы спелых крестьянок, которые ожидают путника за поворотом дороги... Что это, читатель, неужели не признаешь? Этикетка беленькой стоимостью в...». o:p/
А списки монархов, которыми сбивал спесь с университетских снобов? Какой-нибудь Иоанн Безземельный, Иоанн Добрый... За Иоанна Грозного принимался ради перечня его веселых подружек... Разумеется, Иоаннов выделял неслучайно. Знал точное число Иоаннов-знаменитостей: двести сорок девять! С Ванечкой Аполлоновым — двести пятьдесят. o:p/
Но не только милашки Ивашки садились к Ванечке на колени спустя пятьсот лет. Аполлонов с сорокаградусной страстью поминал революционеришек, имена которых встречаются в названиях улиц чаще, чем общественные уборные на тех же улицах. Потому прогулки с Ванечкой (а с ним шествовала гогочущая компания свиты) по Москве, родному Владимиру, надменному Питеру, миниатюрным Курочкам — были блеском поэтических мо. o:p/
o:p /o:p
На улице Куусинена o:p/
Собака меня укусинела. o:p/
o:p /o:p
«Нет! — спорил с Ванечкой единственный, кто не боялся с ним спорить никогда — Вадик Длинный. — Нет! Ты не должен говорить, что тебя укусила собака на этой улице, потому что она тебя там не кусала!» — «А как же... — выдыхал Ванечка, — лирический герой?» И декламировал менее уязвимые строки: o:p/
o:p /o:p
Когда приедешь ты на дачку, o:p/
Подумай про товарища Землячку. o:p/
Ведь как приятно, съев клубничку, o:p/
Землячку было б закопать в земличку. o:p/
o:p/
* * * o:p/
Любовь продажная — твой хлеб. o:p/
Я не виню, но одеялко o:p/
Ты выстирай. Меня не жалко, o:p/
Когда обсыплет чресла Кингисепп? o:p/
o:p /o:p
Боюсь ошибиться, но только про памятник вождю у железнодорожной станции в Курочках Ванечка придумал не менее дюжины поэтических экспромтов, приведу некоторые: o:p/
o:p/
Скажи спасибо, что всего лишь Ленин, o:p/
А мог в кустах — Усатый поджидать. o:p/
o:p /o:p
Впрочем, «усатый» в зависимости от настроения превращался и в «кукурузника» («Смотри, не нос, а просто бородавка»), и в «бровеносца» («Бровям таким не страшен зимний хлад»), и в «жену» (значит, Ванечка уже ссорился с Валей Зимниковой, первой женой), и в «топтуна» (разумеется, Ванечкины шуточки не оставались не услышанными), и в «Зою-мотоцикл» — она плохо укладывалась в поэтический размер, но легко укладывалась в постель — единственная женщина, от которой пришлось по-настоящему прятаться, их роман тянулся со времен студенчества во Владимире — обычно она приезжала за Ванечкой на мотоцикле, болтали, что после того, как Аполлонов вырвался из ее объятий, она подговаривала кого-то чуть ли не застрелить бывшего возлюбленного из медвежьего ружья. После Зоечки-мотоцикла Ленин (замечу без иронии) предпочтительней. К тому же от Ленина была ощутимая польза: o:p/
o:p /o:p
Зачем вам Ленин? Ах вы, маловеры! o:p/
Во-первых, чтобы всем помочь в беде, o:p/
А во-вторых, пока здесь пионеры, o:p/
Сходить за Ленина по малой по нужде. o:p/
o:p /o:p
Впрочем, Ленина следовало бы вспомнить по другой причине — лирической: o:p/
o:p/
Какие чудесные сны, моя дорогая! o:p/
Я вижу: как манишь меня вся нагая o:p/
В кустах, что за Лениным, ты ждешь, вожделея, o:p/
А Ленин стоит по-прежнему бел, не краснея. o:p/
o:p /o:p
Данное четверостишие следует петь как романс — вы уловили? Жаль, не умею пользоваться музыкальной нотацией, но мелодию промычу. Вся компания (Вадик, Ромушка, Сильвестр Божественный, Староверчик и Сашка-на-сносях, плюс автор этих строк) помнит, как Ванечка спел нам на станции в Курочках. Он пел, когда подавал руку Марусе Розен — поэтессе и переводчице со старофранцузского по преимуществу, — и даже приплясывал. Согласитесь, смелые строчки для первого дня знакомства. Она засмеялась. o:p/
