Иваново, Вологда, Москва. Три города на этой неделе. Волка ноги кормят...
Почему-то все забывают о зубах.
Клац-клац! Клац-клац! Клац-клац! Клац-клац!
Все-таки в Иванове очень большая плотность длинных женских ног на один квадратный метр полезной площади. А вот заночевать — не пришлось.
— Мой главный незаданный вопрос!
— Мой лучший незаданный вопрос!
— Однажды зашла к старому другу в ту самую минуту, когда он поставил себя перед вопросом “зачем я живу”. После долгого разговора мы все выяснили и оба успокоились. Через год его не стало. Видимо, сам себе ответил, что жить незачем. Не захотела тогда никого судить, просто начала больше думать.
— Естественно, к интервью я не готовилась, не придумывала заранее вопросы и в тот момент просто растерялась. Я смотрела, как работают другие журналисты, слушала ответы музыкантов, что-то записывала в блокнот. В общем, выглядела полной д…
— Д?..
— Дурой!
— Я человек молодой, и профессионального опыта у меня мало. Я исправно посещаю лекции по специализированным предметам и внимательно их слушаю и даже конспектирую. По весне этого года мы осваивали жанр интервью. Пришел всеми нами любимый Сергей Викторович. Я вспомнила, что в недавно прочитанной книге мне встретилась интересная мысль: “В журналистике существует три пути: первый — продаться, второй — быть затоптанным, третий — замолчать”. Я попросила Сергея Викторовича прокомментировать данное высказывание.
— На какой-то миг, например во время стирки, важным становится такой вопрос: что будет, если носки не прополоскать и повесить сушиться намыленными?
— Наверное, я так зла на журналистов, потому что они делают выбор. Выбор в пользу журналистики, а не людей. Задают самые лучшие, но жестокие вопросы, чтобы написать самый лучший и жестокий материал. Волкодавы!.. Но ведь это профессионализм. И в журналистике нужно стремиться стать лучшим. Потому что — не поймут!..
Мой оператор — человек-магнит. Только притягивает не металл, а баб.
Бабы на него ведутся, как зайцы на морковь.
Приехали снимать какую-то хрень про рыбное хозяйство в Волгореченск. А там с размахом отмечают День учителя. Вечером — банкет для избранных. Местная учиха, мечтательная и страшно одинокая, положила на Михалыча глаз.
Он ее увел в кабинет директора ресторана. Поставил к столу, пристроился.
А дверь — не запер. И вот дело дошло до кульминации…
Входит хозяин кабинета...
Тактично кашлянул и вышел.
— А педагогиня в слезы?
— Нет, просто впала в ступор. А когда отъезжали, стояла на крыльце и смотрела. Так смотрела, что Михалыч всю дорогу мотал головой, бил себя в грудь и повторял: “ Ах я блядун сумчатый! Ну почему, почему я такой?” А водитель ему: “Трудно у них в Волгореченске с общественной моралью, правда, Михалыч?!”
Я, наверное, все-таки милитарист. В полном щенячьем восторге от новой разработки ковровских оружейников — гранатомета РГС-50. Как пишут в рекламных проспектах, “оружие нелетального действия”. Разного типа выстрелы — яркая вспышка и звуковой эффект, на три-пять минут все вырубаются напрочь; резиновые шарики типа шрапнели, чумовая сила; газ, не совсем нервно-паралитический, но тоже выводит из строя на время; и есть такой выстрел, что можно пробивать двери, даже стальные. А еще очень люблю стрелять на ковровском полигоне из снайперского пулемета “КОРД”, за которым арабские шейхи в очередь выстраивались на последней выставке в Абу-Даби.
— А может, лучше конструктор лего, а? Там тоже много наворотов — кубики разноцветные опять же... Я любила стрелять, когда маленькая была. Но помню, добрый папа дал мне автомат. Отдача отбила плечо, я упала больно навзничь, юбка задралась на голову. Короче, вся рота солдат очень смеялась. Вот такая грустная история. Но базуки я люблю до сих пор.
— Летом в Коврове проводят пресс-тур, показывают новые образцы, а потом вывозят всех журналистов на полигон.
— Вот где можно душу отвести! Слушай, а если с журналистами такое регулярно делать, может, мы как-то здоровее будем?
...ГОЛОСУЕТ СЕЛО ГОЛОДОВКА В ИНТЕРДОМЕ ГОРОХОВЕЦКИЙ МИЧУРИН ГРИБЫ…
Август. Утро. Деревня Михайловская под Шексной. В деревню въезжает машина. Открывается дверца.
— А где у вас тут русские печи? — спрашивает Михалыч.
— Ну, везде... это ж деревня.
— Нет, а где топят? Где сегодня топили? Вы для нас свою печь затопите? Мы с телевидения, сюжет снимаем. У вас тут сегодня праздник русской печи... нам для сюжета надо.
Мама и дочка, загипнотизированные, ведут пришлецов к своему дому. По дороге вспоминают, что соседка Валя сегодня утром, кажется, печь топила.
— Пойдемте к Вале! — приказывает Михалыч. — Проводите нас!
Оператор!..
Провожают. Валин муж возле дома кормит корову и двух коз.
— Постойте, постойте рядом с ними! Подойдите! Погладьте! Нет, не так... Вот с этой стороны. Ну, все перекрыл, бля... С этой стороны... А поговорите с ней... Ну, о чем-нибудь поговорите. Пообщайтесь. Во, улыбнитесь. Шугните коз, чего у вас такие квелые...
Валин муж беспрекословно исполняет все команды.
— Вася, линзу принеси! Я хочу широкоугольником снять! Вася! Уже нашел ягодку! Кончай девушек клеить!
Водитель неохотно отрывается от трепа с юными пейзанками и несет оператору требуемую линзу.
— Михалыч, ну пошли в дом. Нам еще печь снимать!
— Сейчас, вот еще куры пусть побегают...
Валин муж старательно шугает кур. В доме — новые команды:
баланснуться,
открыть заслонку печи,
закрыть заслонку печи,
убрать со стола тряпки и пакет с чаем,
достать противень, убрать противень,
выйти из кухни, войти в кухню,
разгрести угли,
принести пирог на противне,
снять пирог,
снова положить пирог на противень,
снова снять, снять так, чтобы был виден пар,
а где у вас другие пироги,
уйти из кадра наху,
выключить телевизор, где слышен голос Путина,
снова баланснуться,
подальше микрофон,
еще раз скажите нам, чем русская печь хороша...
— Миниатюрная у вас работа, — уважительно говорит Валя.
...В смонтированном сюжете “Праздник русской печи” эпизод в деревне Михайловской занял двенадцать секунд плюс десятисекундный синхрон хозяйки. Курицы, козы, корова и Валин муж в сюжет не вошли.
— Простите мне мою неосведомленность, но что означает “баланснуться”?
— Жаргонизм. Взять баланс по листу белой бумаги. Чтобы картинка была нормальной цветности.
— А... Это когда белым листом перед камерой машут?
— И как вас там не убили? Воистину терпение народа безгранично.
— Даже пирогами накормили. С рыбой.
Ирка подала-таки на развод с Гошей. И теперь они достаточно гармонично — в те дни, когда он не пьет, — сосуществуют: она, конечно, орет, если он не хочет делиться сигаретами, а он охотно рассказывает гостям, как жена (почти экс-жена) задержалась и пришла домой “вхлам”. При этом денег на хозяйство почти не дает, а она ухитряется выжать — то сотню, то десятку, как повезет. Вот такой у нее второй предразводный брак.
Ни одна сука из НИИ защиты животных не захотела прокомментировать ситуацию с птичьим гриппом. Зато когда начали снимать этот институт снаружи, тут же выскочил охранник: “Где у вас разрешение?” — “Какое, наху, разрешение, мы не на вашей территории работаем”. — “Нет, это режимный объект, это секретный объект, снимать запрещено!”
Все эти НИИ, менты, прокуратуры-шмакуратуры, не говорю уже про исправительно-трудовые колонии, самовольно установили вокруг себя, обожаемых, зону, закрытую для съемок. Кто сколько захотел.
— Не иначе, у них какая-то птичья болезнь.
— Медвежья у них болезнь, а не птичья... Срутся!
Когда на ленте РИА “Новости” появляется заголовок * ВОЛОГДА * КОЛОНИЯ * НАВОДНЕНИЕ *, редактор стряхивает апрельскую дрему и вспоминает про меня.
