Первую остановку я сделала в парикмахерской для девочек и спустя три часа вышла оттуда с гигантской африканской завивкой — последним криком моды. Уличные торговцы и подручные мясников приветствовали меня громким свистом, несколько проезжавших мимо машин огласили улицу ревом клаксонов.
Прямо оттуда я направилась в модный магазин и следующие два часа примеряла все подряд. Из него я вынесла семь пакетов с блестящими вечерними нарядами и кое-что из диковинного дамского белья наглых расцветок. Еще я купила два летних платья на бретельках, три блузки в обтяжку и с большими воротниками, брючки откровенного покроя, шотландское пончо и плетеный ремень, который, как я решила, придаст повседневной одежде практичность и оригинальность.
Под конец я приобрела бутылку вина, большую плитку шоколада, флакон с маслом для душа «Целомудренная страсть» и книжку под названием «Пища-афродизиак: пятьдесят рецептов для интимного ужина».
Я брела домой через уже закрывавшийся рынок и увидела Пердиту Стеллата, продававшую мою старую одежду. Похоронный костюм, в котором я выходила замуж за Альберто, предлагался за пятьсот лир. На вешалке с табличкой «Сниженные цены» висело лиловое нейлоновое платье, в котором я знакомилась с его матерью. Как же давно все это было! О той, прежней Фреде я думала с недоверием, злостью и снисходительностью, как о младшей сестре. Я чувствовала себя старше, но в то же время и моложе, освободившись от двойного гнета: преждевременного старения и затянувшейся незрелости.
Дома птички устилали свое гнездышко перьями, пухом, клочками тряпок и бумаги, оторванной от занавесок бахромой. Вскоре Глория отложила четыре белых яичка, и парочка была так горда и счастлива, как мало кто из людей.
Я включила музыку, налила себе стакан вина, открыла плитку шоколада и растянулась на кровати. Через разрез юбки было видно, что нога у меня уже не зеленая — она приняла приятный желтый оттенок.
Я надеялась, что за ночь она станет нормального цвета.
Я пригубила вино и раскрыла кулинарную книгу. А потом позвонила Сыщику.
— Бальбини, — ответил он, и я тут же почувствовала приятные тепло и влагу.
— Обед, — выдохнула я. — Завтра в восемь.
И повесила трубку. Больше ничего говорить не требовалось.
На следующее утро я встала очень рано, сходила на рынок и принесла две корзины продуктов. Купила самый жгучий чили, какой смогла найти, спелые помидоры, чеснок, репчатый лук, большой пучок базилика и немного листьев салата. Торговец рыбой Седьмо Манфреди (который меня не узнал и называл Барбарой, хотя я знала его уже тысячу лет) продал мне великолепных угрей, бодро плававших в пакете с водой. Еще я купила свежих maccheroni и деревенских яиц. Под конец прихватила еще две бутылки вина, коробку свечей, букетик ноготков для украшения стола и фрукты: нектарины, фиги, абрикосы, клубнику и черешню.
Когда я появилась на работе, синьора Доротея тоже меня не узнала. Подумала, что я клиентка, желающая заказать похороны.
— Фреда, что с твоими волосами? — воскликнула она. — Тебя что, током ударило?
— Это последняя мода, — сообщила я, но ее это, по-моему, не убедило.
Как хорошо, что я вернулась! Мы сели за столик, выпили кофе с булочками и поболтали обо всем, что случилось. Я сообщила ей сногсшибательную новость: дядя Бирилло ушел от тетушки Нинфы к какой-то Мимозе Перниче.
— Знаешь, Фреда, иногда мне кажется, что у тебя пелена на глазах, — сказала синьора Доротея. — Я точно знаю, что он встречается с ней с пятьдесят седьмого года.
— Иногда, — ответила я, — вы думаете, что все знаете. Но одного вы точно не знаете.
— Чего же? — спросила она, и глаза у нее загорелись, предвкушая свежую сплетню.
— Вы не знаете, кто сегодня придет ко мне на обед. — У-у, — радостно протянула она. — Я догадываюсь!
Тут зазвонил телефон, и синьора Доротея сняла трубку.
— Похоронная контора Помпи, — ответила она деловым тоном. Потом помолчала и добавила: — одну минуточку.
И протянула трубку мне.
— Фреда? — услышала я голос, который тут же узнала.
— Я выпутал тебя из неприятностей, не так ли? Потребовалась всего-то пара звонков. Услуга за услугу. Сидя здесь, я держу себя в руках, а хотелось бы потерять голову. Вот я и подумал, что Фреда — как раз та девушка, которая может мне в этом помочь…
— Нет, — громко сказала я. — Нет, нет и нет.
И повесила трубку.
Синьора Доротея отпустила меня пораньше, чтобы я все успела, и в шесть часов я уже готовила у себя на кухне самый жгучий соус чили в истории мироздания. «Пища-афродизиак» уверяла, что чем острее чили, тем пламеннее чувства. Я решила довериться книге, нарезала пять крупных перцев и потушила их в оливковом масле с луком и большим количеством чеснока. Добавила спелые помидоры, соль и измельченные листья базилика. Оставила все это вариться на слабом огне, и вскоре хмельной аромат наполнил комнату и просочился на улицу, заставив прохожих принюхиваться и задирать головы вверх.
Maccheroni в белом пакете я положила рядом с плитой: их нужно будет кинуть в кипящую воду в самый последний момент. Вместе с соусом они станут первым блюдом.
Подошла очередь угрей, плававших в ванне. Выловив их одного за другим, я умертвила бедняжек ударом скалки по голове. Потом очистила, выпотрошила, насухо обтерла тряпкой и нарезала ломтиками. Посыпанные морской солью и переложенные свежими лавровыми листьями, они будут медленно жариться в духовке и роскошно благоухать. «Всем известно, что угри — очень мощный афродизиак, — говорилось в книге. — Угостите ими своего возлюбленного и ждите, когда разгорится страсть».
Под конец я вымыла и высушила листья салата, застелила ими большое блюдо, а сверху положила сочные фрукты.
Потом накрыла стол, поместив в центр букет ноготков, зажгла в комнате несколько свечей, поставила на проигрыватель пластинку и откупорила бутылку вина, чтобы оно дышало. Отошла в сторонку, оценивая свою работу. По-моему, получилось то, что надо.
Оставался час, чтобы привести себя в порядок. Для начала я приняла горячую ванну, щедро плеснув в нее «Целомудренной страсти». На этикетке было написано: «Гарантируем вожделение, в противном случае мы вернем вам деньги». Задрав больную ногу, я тщательно ее изучила. Теперь она была не слабее, чем раньше, стала нормального цвета, а место змеиного укуса почти не бросалось в глаза. Я знала, что под конец мы займемся любовью, и при мысли об этом с трудом держала себя в руках. Я ждала этого двадцать шесть лет и семьдесят восемь дней, а теперь не могла вытерпеть и минуты.
Я вылезла из ванны раньше, чем кожа начала сморщиваться, вытерлась, натерлась лосьоном, размешала томатный соус и нагишом прошлась по квартире, напевая от избытка чувств и бурлившего во мне предвкушения. Было без двадцати восемь, пора одеваться. В спальне через дырку в полу на меня смотрел глаз. Нелло Тонтини. «Любопытная Варвара». Ладно, пусть смотрит. Мне все равно. Я даже нарочно немного перед ним повертелась.
Я собиралась надеть длинное красное платье с глубоким вырезом и разрезом до бедра, а под него тоненькое белье. Нелло Тонтини одобрил мой выбор. Об этом свидетельствовал поднимавшийся из дырки пар. Я как раз успела надеть туфельки, накрасить губы, взбить завивку и зажечь свечи, когда раздался стук в дверь.
Разумеется, это был Сыщик. Увидев меня, он пошатнулся.
— Фреда! Как ты изменилась.
— Это все волосы, — ответила я. — Сходила в парикмахерскую.
Он вошел, и меня окутал пьянящий аромат его тела. Огонек, тлеющий в его темных глазах, означал, что разочарована я не буду. На Сыщике был элегантный черный костюм и розовая рубашка с расстегнутым воротником. Он протянул мне коробку шоколадных конфет.
В гостиной Пьерино и Глория предавались обычному ухаживанию, сидя на спинке дивана. Она чистила перышки, он тоже прихорашивался. Я включила музыку, бразильскую самбу, которая им очень нравилась. Может, напоминала о родине.
— Потанцуем? — спросила я Сыщика.
И мы стали танцевать, иногда прижимаясь друг к другу. Его тело было крепким, сильным и теплым. Иногда мы кружились, как того требовала мелодия. Нужно сказать, Сыщик оказался отменным танцором — легким для такого крупного мужчины, с прекрасным чувством ритма. Когда мы наконец выбились из сил и засмеялись, тяжело дыша, я заметила, что попугаи перестали чиститься и удивленно смотрели на нас.
Лед между нами потихоньку растаял. Мы непринужденно болтали о работе, о погоде, о том, как тяжело летом жить в городе. Я налила ему стакан вина. Обед уже был готов.
Первое блюдо — maccheroni al l'arrabbiata[20] — я подала при свечах и не отрываясь следила за тем, как Сыщик подносит вилку ко рту. Потом у него из глаз брызнули слезы, потекло из носа.
