— Я…
— Ты…
— Мне нравится…
— Тебе нравится, когда у мужчины красивая…
— Мне нравится, когда у мужчины красивая…
— Задница.
— Душа.
— Чего? — говорит Маркус. — Утром она совсем другое говорила.
— Бабы, — говорит монтажер. — Ветреный народ.
* * *
Мужчина ведет ее по коридору, за угол, где кто-то вопит: «Беги. Одна нога тут!» Какая-то женщина, повернувшись, натыкается на нее, и на пол падают пять кассет; их футляры распахиваются, а одна кассета, скользнув по полу, ударяется об стену. Эдель наклоняется подобрать кассеты.
— Извините, — говорит она, и обе женщины сталкиваются лбами. Женщина, которая несла кассеты, ничего не говорит Эдели и только бормочет: «Вот черт. Вот черт».
* * *
Наверху в режиссерском боксе Фрэнк набирает номер и говорит:
— Что там такое с третьей камерой? Через три часа прямой эфир. Чего вы от меня хотите? Чтобы я дал затемнение? — а голос его жены произносит:
— Фрэнк? Кто тебе дал мой телефон? Это что, розыгрыш?
* * *
Она входит вслед за мужчиной в дверь. Это гримерная.
— Эдель, — говорит он, — для «Рулетки Любви».
— Как жизнь? — говорит женщина из гримерной. — Присаживайтесь.
Она забирается в кресло типа парикмахерского; женщина берет розовый слюнявчик, резко встряхивает им в воздухе, оборачивает верхним концом ее шею. Нижняя часть слюнявчика безвольно опадает ей на грудь.
— Нервишки шалят? — говорит женщина.
— Нет, — говорит Эдель. — То есть да.
Глянув на свою коленку, она видит поехавшую петлю на своих колготках, которая прямо у нее на глазах убегает под юбку.
* * *
— Когда я впервые ее увидел… Готовы? Ладненько. Когда я впервые ее увидел, то подумал: «Классное личико. Жаль, платье подкачало». Нет. Нет. Первое, что я разглядел, — это были ее глаза. Зеленые, ведьмовские такие, неотразимо-зеленые. Карие. Дайте еще раз попробую. Когда я впервые ее увидел, то подумал: «Привет… Мы с тобой скучать не будем».
* * *
Стивен машет камере точно так, как ему велели, и свет вокруг его головы расщепляется на красные, зеленые и синие полосы.
* * *
Мужчина, сидящий в соседнем с Эдель кресле, подмигивает ей. Кажется, это министр здравоохранения и социального обеспечения.
— М-м-м-м-н-н, — говорит министр. И жмурится. — Приятно, — говорит он. — Знаете, нет ничего приятнее, чем гримироваться.
Гримерша перегибается через него. Касаясь грудью его уха.
* * *
— Приготовиться к репетиции, — говорит Фрэнк. — Пять минут. Пусть костюмеры что-нибудь сделают с белой рубашкой того парня — на всю студию бликует. Дамьена в фокус. Затем — вторая. ЧТО-О?
По всем экранам разливается белизна.
* * *
Поглядев вверх, Стивен видит на мостике меня. Я смотрю вниз. Вид у него испуганный. Тем не менее, он улыбается. «Ах-х!» — взрывается лампа, усыпав пол искрами и стекляшками. «Бах!» — разрывается мое сердце. «Ах-х!» — рвется моя грудь.
И я наконец-то узнаю, чем «одна» отличается от «двое».
— Один. Дьва, — говорит Стивен в микрофон. — Один. Дева.
* * *
Пока готовят камеры, Фрэнк сматывается в туалет. Из соседней кабинки воняет. В ней шумит какой-то человек. Судя по звуку, он кормит кур или теленка. Из его горла вырывается гортанное кудахтанье. Фрэнк слышит журчание спускаемой воды и мужской голос:
— Дудки, не выйдет.
* * *
Может, это все-таки не министр здравоохранения и соцобеспечения. Эдель замечает, что он водит вверх-вниз ладонью по ноге гримерши выше колена. И с каждым разом все глубже залезает ей под юбку.
* * *
— «Ладно, давай пообедаем в отеле», — сказала я. — «Если хочешь, я надену платье». Мне вообще-то показалось, что от моих ног он не в восторге. А когда я это сказала, то подумала: «Да, приятный какой человек, глаза добрые и умеет слушать», может, потому, что рот у него всегда был набит. Нет, этого я не говорила. Выбросьте эту фразу.
— Эту фразу оставь, — говорит Маркус.
* * *
Глава отдела оперативной информации входит в туалет и идет к писсуару. Фрэнк пятится от кабинок. Наталкивается спиной на спину главы оперативной информации, и тот оглядывается через плечо. Фрэнк многозначительно заглядывает ему в глаза. Оба навостряют уши. Слышно, как моча главы отд. опер. инф. льется в писсуар, а из кабинки доносится мужской голос:
— Ну давай. Ну давай, миленький ты мой, давай, засранчик. Давай.
* * *
Гримерша нагнулась над министром здравоохранения и социального обеспечения. Она шлепает его по лицу мягкой, сухой, жесткой пуховкой. Он гладит ее бедро с тыльной стороны, высоко-высоко. «Ну как получилось?» — спрашивает она.
— Приятно, — отвечает он, открывая глаза. — Очень приятно, — и она улыбается ему сверху вниз.
* * *
— Целуется он гениально. Я хочу сказать, классически. И вот он говорит: «Слушай, давай-ка шевелись», я ведь не особо хотела рассказывать вам правду, но с ним — это полный отпад, серьезно. Как во всех этих байках — «русские руки», «римские пальчики»! Ну ладно. Ночь была замечательная. Теплынь необыкновенная. И тут он говорит: «Хер с тобой».
— Режь после «пальчиков», — говорит Маркус.
* * *
Тишину в туалете нарушает лишь журчание мочи главы отд. опер. инф. и голос мужчины в кабинке, произносящий:
— Глотай, засранец. Глотай.
Фрэнк наклоняется посмотреть, сколько пар ботинок виднеется под дверью. Сиденье унитаза с грохотом падает, и мужчина произносит:
— Блин.
Изнутри кабинки вылетает грязная простыня и повисает на двери. Маленькая белая мышка, выскочив из-под перегородки, пробегает по ботинкам главы отд. опер. инф., вследствие чего промокает до костей.
— Блин, — произносит глава отд. опер. инф.
* * *
— Просто откиньтесь на спинку, — говорит гримерша.
— Пожалуйста, пожалуйста, я не спешу, — говорит министр здравоохранения и социального обеспечения.
— Я вас только немножко подправлю, — говорит она, беря пинцет. — Знаете, что говорят про мужчин, — говорит она, — со сросшимися бровями.
* * *
— В жизни такого не видел, — говорит оператор Фрэнку. — Картинки опять появились, только проходят вверх тормашками.
— Ну так встань на голову, сложно, что ли, — говорит Фрэнк.
* * *
— Здоровенный такой конец с набухшей веной, а я говорю: «Ну пожалуйста, дай мне только сбегать в туалет, мне надо сходить, через минутку вернусь, обещаю, обещаю», а он молчит себе, а я не могу пошевелиться, а этот здоровенный конец с тупой мордой работает себе.
— Отмотай назад, — говорит Маркус.
* * *
— А-а-ай! — вопит министр, покамест гримерша рассматривает зажатый пинцетом клок волос. Его тело в кресле каменеет, рука под юбкой гримерши сжимается в кулак.
— Ах ты СУКА! — кричит он, и человек из спецслужбы вбегает в комнату с пистолетом в руке.
* * *
Джо проверяет свой секундомер, отсчитывая промежутки по запасному секундомеру. Затем проверяет оба секундомера по новой. Один из них врет.
* * *
Из гримерной слышится вопль. Человек из спецслужбы роняет сэндвич. Тратит три длиннющих секунды на то, чтобы вытащить из кобуры пистолет. Вопли прекращаются. Выбив ногой дверь, он берет людей в комнате на мушку. Пистолет стреляет. Одно из зеркал разбивается вдребезги, и лицо Эдель падает на стол.
* * *
— Физически, — говорит Фрэнк. — Физически переверните камеру вверх ногами.
Пара ступней проходит по потолку в верхней части кадра, затем, кувыркнувшись, идет по полу.
* * *
— Целуется он гениально. Я хочу сказать, классически. И вот он говорит: «Слушай, давай-ка шевелись», я ведь не особо хотела рассказывать вам правду, но с ним — это полный отпад, серьезно. Как во всех этих россказнях — «русские руки», «римские пальчики»! Ну ладно. Ночь была замечательная. Теплынь необыкновенная. «Хер с ними со всеми», — говорит он. «Пошли купаться», — говорит он. «Все спят. Вообрази — мы с тобой последние живые люди на свете».
— Чего-о? — говорит Маркус.
* * *
Джо синхронизировала свои секундомеры. Она кладет руку на плечо Фрэнка.
* * *
— Всем не двигаться, — говорит человек из спецслужбы. — Иначе стрелять буду.
В дальней части комнаты стоит мужчина с грязной простыней в руках. — Давай. Ну давай же, — говорит он. Человек из спецслужбы смотрит на пол, где, огибая ножку одного из кресел, вьется змея. Направляется она в его сторону.
— Это всего лишь змея, — говорит мужчина. — Не мог же я в сортире ее бросить.
Змей человек из спецслужбы боится.
* * *
Я влетаю в гримерную. Мишель косится на меня довольно-таки злобно и указывает глазами на парня, сидящего на полу со змеей. Все держатся, как истые профессионалы.
