— Дэвид, верно? — говорю я, пожимая его руку. — Что вас сюда привело? Хотите Патрика вазелином смазать? — (это змею так зовут: Патрик).
* * *
И все это перед самым эфиром. Стивен во всем обвинил Патрика, что было вполне предсказуемо. Кого ему винить, как не змею?
Я поднимаюсь в гостевую.
— Ну как, Эдель? — говорю я. — Готова?
— У меня колготки поехали, — говорит она.
Телевизор в углу включен. Эдель переключается на «Три, два, один», где Кэрол проводит арифметическую блиц-игру.
— В арифметике она сечет, как бог, — говорю я просто чтоб не молчать.
— Почему она вечно беременная? — говорит Эдель. — В смысле, когда ей рожать?
И действительно, когда б ты ее ни видел, Кэрол из «Три, два, один» все еще беременна. Весь год ходит на восьмом месяце.
— Они записывают все выпуски скопом, — говорю я. — Записывают штук двадцать за неделю, а потом вразброс показывают.
— Ага, ясно, — говорит Эдель. Но она мне не верит. Она смотрит на Кэрол, которая не может счесть лишь одного — оставшихся дней, словно все эти числа в ее голове вытеснили горстку чисел из живота. И мы обе смотрим на холмик под платьем Кэрол, где месяц за месяцем сидит младенец, сидит на телеэкране, по своему обыкновению, счастливый. Не покоряясь времени.
Короче: третья камера по-прежнему вверх тормашками, а мы ШЕВЕЛИМСЯ-НЕ-ЗЕВАЕМ. Согласно полученным указаниям.
До начала пятнадцать секунд.
Даешь запасной план. Начинает четвертая — общий сверху, затем третья — общий. Извините, оговорилась.
Вторая — общий. Вторая — общий. Проверь ее.
Проверьте. Проверьте.
Первая — средний Дамьена, четвертая — аплодисменты.
Говорит Первая. Только что встал с ног на голову. Фрэнк.
Сама вижу. Сама вижу. Запасной план номер два. Общий сверху — четвертой. Вторая — общий и тут же панорамируй на Дамьена, наездом — средний. Действуй по своему усмотрению, Мик. Проверил?
Проверяю. Проверяю.
Десять секунд до заставки. Студия два — пресс-службе. Ориентир — документалка о плетении корзин.
Две камеры сдохли. Оживите хоть одну, и мы выдюжим.
Эй, Фрэнк!
Да, вижу. Вижу. Вторая тоже кверху лапками. Эфир под нами рвется.
Семь секунд. Шесть. Включаю оба вэтээра.
Мы падаем, падаем!
Пошли вэтээры. На первом — заставка, на втором — корзины.
Пожалуйста, проверьте, не покосился ли штатив. Стоп, не надо. Можно ведь перевернуть исходящий сигнал! Только исходящий. ИСХОДЯЩИЙ ПЕРЕВЕРНИТЕ! Вот. Три камеры есть. Поехали.
Идет вэтээр!
Дуйте! С заставки — третья общий, вторая — жирного паршивца. Извиняюсь. Первая, ты берешь аплодисменты и общие, потом наездами — парней во время игры.
Двадцать секунд до прямого эфира.
Вторая — наезд на Дамьена, общий — Дамьен-плюс-игра. Третья — наездами парней по одному и по двое. Я знаю, что у вас они вверх ногами, но на выходе все в ажуре.
Четвертая перевернулась. Десять секунд до прямого.
Вижу. Возврат к сценарию. Нам везет. Вернулись к сценарию.
Пять секунд до прямого эфира.
Начинаем на счет «четыре». Вернулись к сценарию.
Три.
Два.
Один.
Грэмс, валяйте. Перебивка.
Ноль.
Четыре.
ЛЕДИ И ДЖЕНТЛЬМЕНЫ
Всем ни пуха.
ЭТО РУЛЕТКА ЛЮБВИ!
Овация-овация-овация. Вторая наезжает. Дамьен, текст! Вторая отключается.
* * *
Дома мать усаживается исполнить свой долг — сделать вид, что смотрит «Рулетку Любви». Отец, как всегда, дремлет в кресле. Во время рекламы вздрагивает, как от кошмаров. Когда начинает звучать музыка «Рулетки», он просыпается. Удивленно пялится на экран. И говорит:
— Где корзины.
— Это программа Грайн, — говорит мать. — Давай посмотрим.
— Где корзины, — говорит отец. Ему не по себе.
— Нет корзин, — говорит мать.
— Корзины! — вопит он.
— Это телевизор, — говорит она. — Они тебе приснились.
Когда на экране появляется Дамьен, отец хватается за голову с воплем:
— Корзавцы!
— Корзины или мерзавцы. Решай сам, — говорит мать.
— Я знаю, что говорю, — отвечает он.
Она ему верит.
— Вверх ногами, — говорит он.
* * *
Операторы парят над штативами. Шеи у них затекли. Держать кадр им трудно — так и подмывает ловить в объектив ноги вместо лиц. Сперва операторы то и дело высовываются из-за камер, сверяясь с реальностью. Потом плюют на реальность — так легче.
На всех мониторах режиссерской галереи — картинка вверх тормашками. И только на передатчик идет нормальная. Джо отказывается смотреть. Она глядит лишь в сценарий, на секундомер, на людей на экране — и выполняет свои профессиональные обязанности. У Фрэнка такое лицо, точно он видит сон. Причем не самый худший.
* * *
— Это новая игра для самых крутых, для лучших — последнее шоу сезона. Из пяти участников лишь трое дойдут до второго раунда. Но как они уйдут домой? С пустыми руками? Или покатятся, как сыр в масле? Смотря сколько они выложат на стол ради женщины своей мечты, когда пробьет час… ну-ка, скажем вместе, скажем дружно… ПОДКРЕПИТЬ СЛОВА ДЕНЬГАМИ! Спасибо. Итак, дама решает, а парень, которому она достанется, заимеет половину денег на столе — и волшебную заначку в своем заднем кармане!
Так давайте ж посмотрим на упадную леди, которая выберет себе везунчика. Ш-ш-ш! Идет… Самая красивая женщина Дублина-14 — я вам похихикаю! — не-е, без шуток, такую милую симпампусечку не каждый день встретишь. Позвольте представить вам Эдель из Рэтфарнхэма!!!
* * *
Словом, передача удалась. Было зафиксировано необычно большое количество технических проблем, но общего объяснения им найти не удалось. Наблюдались следующие дефекты изображения:
кровоточивость — в Мэйо,
срывы — в Клонесе,
сколы — в Корке,
вертикальные полосы — в Арме,
горизонтальные полосы — в Дундруме,
стробоскоп — в Ноббере,
двоящееся изображение — в Гленэгири,
после-изображение — в Тимоледже,
вспышки и полосы — от Килки до Ньюблисса
конвульсии (растяжения) наклоны картинки — повсюду
«снег» — также повсюду
Семнадцать человек позвонили сообщить, что у Дамьена расстегнута ширинка — признаюсь, я лично даже не заметила. Моя мать сочла закадровый хохот удачной находкой — и далеко не сразу сообразила, что он просто просачивается с другого канала. Хохот упорно раздавался в самые неподходящие моменты — так она и догадалась, что мы тут ни при чем.
Парни состязались. Эдди, Кевин, Шон, Джейк и Стивен, преодолевая грязь и канаты, бежали наперегонки к финишу, чтобы обрести букет цветов, купон на стиральную машину, ожерелье, комплект шелкового белья или змею. Со змеей вышла маленькая заварушка. В итоге она уползла в грязь и обвилась вокруг правой ноги Стивена. Воюя со змеей, он уронил в грязь цветы. Отдирать змею от его ноги пришлось Дамьену. Пять человек позвонило выразить свое «фэ» насчет змеи. Шестой заявил, что его имя Карл Второй и он отлично знает, что мы в нашем Дублине-4 замышляем в сговоре с жидами и черномазыми.
Позднее по телестанции разнеслась весть, что Люб-Вагонетку видели в обнимку с министром здравоохранения и соцобеспечения — но вскоре выяснилось, что он министр чего-то еще. Это случилось после того, как он случайно забрел к нам в студию.
— Кто это? — спросил Фрэнк.
— Похоже, политик, — ответила Джо.
— Давай аплодисменты. Конец первой сцены. Передохнем, — сказал Фрэнк. — Пожалуйста, уберите политика из студии.
Кроме того, Люб-Вагонетку засекли плачущей на автостоянке, хохочущей в гостевой, пьяной в декорационной, читающей всем нотации на Главном Пульте. Если верить молве, она лизала ухо звукорежу, строила глазки оператору, перемонтировала монтажера и таскала на горбу некоего рабочего сцены. Но по моим личным наблюдениям, она весь вечер перешептывалась с Маркусом — хотела, чтобы он смеялся ее шуткам.
Эдель пересиживала состязания в «Шкатулке Любви» с наушниками на голове — слушала «Лучшие хиты «Юсс»». В доме моих родителей отец подпевал ее кассете.
Крыши у «Шкатулки Любви» нет. Подняв глаза, Эдель увидела, что на галерее стоит женщина и смотрит вниз. Это была я. Мы помахали друг другу.
В «Урагане удачи» парни ждали, пока ветряная машина и люк осыплют их двадцатифунтовыми бумажками. Эдди поймал двадцать шесть штук, Кевин — двадцать одну, Шон — семь, Джейк — семнадцать, а Стивен — одну.
— Отлично, — сказал Дамьен. — Переходим к «Подкреплению слов деньгами», и помните, ребята: парень, которого выберет девушка, получает вдобавок половину денег на столе. Ну как, рискнете? Или отложите немножко в задний карман — она в жизни не узнает.
