Глава 36.
Я закормлена пирожными и залюблена до мурашек… Лежу почти без сил на груди моего мужчины, пока Гордей нежно перебирает мои волосы.
Мне страшно открывать глаза и что-то спрашивать…
Каждый раз, как только я пытаюсь что-то сказать, Гордей топит меня в новой порции нежности, заставляя улететь и забыть обо всём на свете. Единственное, что удалось из него вытянуть – Наталья жива, она в больнице, но прогнозы по её здоровью пока туманны.
И всё бы ничего, но я чувствую в Гордее какой-то надрыв…
Я лежу на его груди и прислушиваюсь к тревожно стучащему сердцу. От этого сбивается с ритма и моё.
В номере задёрнуты шторы, полумрак, тишина…
Мы молчим, слушая неровное дыхание друг друга.
Его рука, едва касаясь, ползёт по моей обнажённой спине. Вверх-вниз, вверх-вниз. Это приятно.
Моя рука тоже оживает, я начинаю свой путь по его широкой шее, красиво очерченным грудным мышцам, прессу. Когда дохожу до дорожки жёстких волосков, уходящей под одеяло, Гордей ловит мою руку, подносит её губам. Нежно целует каждый пальчик, возвращает к себе на сердце.
Мы снова молчим. Мне кажется, так он безмолвно намекает на желание не уводить наши игры в очередной интим. Гордей хочет побыть рядом на другой волне.
– Люблю тебя, – шепчет тихо-тихо, трепетно целует в ладонь.
Только… звучит это как-то обречённо.
Не выдерживаю. Привстаю на локте, заглядываю ему в глаза. А они неожиданно оказываются такими пронзительными и глубокими.
Мне кажется, они кричат о чём-то, но слов не разобрать.
Набираю в грудь воздуха, чтобы спросить, но он снова не позволяет, прикладывая палец к губам.
Ладно…
Дальше разговариваем телами… или скорее душами. И это такой трепетный диалог…
Касаясь носами, смотрим друг другу в глаза. Веду кончиками пальцев по его брови, линии носа, очерчиваю контур губ, подбородок. Останавливаюсь на тревожно бьющейся венке на шее.
Гордей оживает в ответ, теперь он трогает моё лицо, повторяя тот же путь, только губами. И от него исходит такая пронзительная нежность, но вместе с тем и энергия натянутого до предела провода. Как будто он под током, в любой момент изоляция может быть нарушена и произойдёт взрыв.
Не знаю, как с этим бороться. Мне кажется, я пьяная, и мы где-то вне времени, вне пространства…
Он ловит мою кисть, переплетает наши пальцы, подтягивает к лицу, прижимает к щеке, закрывая глаза…
И мне так хорошо, что даже больно где-то внутри… Сердце сжимается от страха, что этот рай может оказаться конечным между нами, и Гордей ничего не говорит, потому что знает это наверняка…
И чтобы сбить это неприятно-пульсирующее чувство, я прижимаюсь ещё плотнее к Гордею, он всё чувствует, обнимает меня бережно, но крепко, как будто пытаясь защитить.
А дальше наши тела решают за нас. Страсть постепенно снова разгорается, но она тягучая, неторопливая, наполненная трепетными нотами.
И это новый уровень космоса…
За этими гранями я ещё точно не бывала.
Теряюсь окончательно в пространстве и времени, уплывая в параллельную реальность, где есть только мы вдвоём. Открытые, настоящие, полностью оголённые, без притворств и масок.
Пик эйфории накрывает нас одновременно… Задыхаемся, плавая в лаве удовольствия.
Меня даже слегка отключает…
И возвращаться не хочется…
Ухожу в забытье, проваливаясь в дрему, чувствуя, как меня качают нежные руки…
И так хорошо…
Веду Гордея по заснеженному лесу. Такая красота кругом, что дух захватывает. Эти уходящие в небо вековые ели, заснеженные лапы, сугробы… Отвлекаюсь на яркую белку.
– Смотри, смотри! – показываю пальцем вверх, оглядываюсь…
Гордея нет.
Тревога пронзает грудь.
Ищу его, зову. Куда он делся?
Выбегаю на опушку. Там наш домик. Поднимаюсь по ступеням, толкаю дверь.
Только войти не получается. Вместо проёма вижу огромное зеркало. И своё отражение…
А сзади стоит Гордей. Тут же оглядываюсь, но за спиной нет его! Странно…
Снова смотрю на отражение. Гордей там, только сейчас он какой-то далёкий, грустный, взгляд потух, и на меня старается не смотреть…
Делаю шаг вперёд, прикасаюсь к зеркальному полотну. И тут как будто случается взрыв, зеркало лопается, осыпая меня миллионом острых как бритва осколков…
Просыпаюсь с воплем, подскакиваю на кровати. Оглядываюсь.
Гордея нет. Зато на подушке лежит коробка.
Рассматриваю со всё ещё колотящимся после кошмара сердцем.
Телефон и записка.
“Дождись меня, пожалуйста. Гордей”
Кручу в руках коробку и записку.
Странно. Почему не «позвони мне», а именно «дождись»?
Наверное, на волнах ещё клубящейся внутри тревоги после кошмара, мне видится в этой записке что-то крайне неприятное.
Но повода ведь нет?
Распаковываю новый телефон. Модель как у Гордея. Дорогая, и не слишком для меня понятная.
Сижу, пытаясь разобраться с новым гаджетом. Вставляю сим-карту из своего старого телефона. Пытаюсь перенести все данные.
Не успеваю ничего толком сделать, как телефон взрывается новым вызовом.
Номер не определяется, но я и так его узнаю. Это Эвелина, и она очень настойчива.
С тяжёлым сердцем отвечаю:
– Мама, у меня всё хорошо, и я не собираюсь возвращаться, – хочу тут же отключиться, но Эвелина перебивает.
– Аня, послушай меня, ты должна знать, – рвёт она сразу с места в карьер. – Наталья беременна и разводиться Гордей не собирается.
Что?
Телефон выпадает у меня из рук…
Сижу оглушённая.
Вокруг кружится комната вместе с чёрными точками. Передо мной пазлами встают наши прикосновения, признания, шёпот и… глаза Гордея…
И теперь я чётко «слышу», что они мне кричали…
Только это срабатывает как тот самый взрыв зеркала в моём сне!
И мне кажется, что на меня прямо сейчас летят острые осколки, впиваясь в самое сердце.
А в голове вспыхивает мысль, что я той ночью всё же ошиблась с дверью…
Глава 37.
Секунды тикают, а я всё в том же ступоре…
Прислушиваюсь к себе…
Больно. Но… Я жива. Просто болезненный спазм в животе не отпускает.
Одинокая слеза стекает по щеке. Ребёнок…
Поэтому ты так трепетно со мной прощался, да? Это ведь было прощание, я правильно поняла?
Нет, я знаю, ты потому и промолчал, не знал как сказать, что нет у нас с тобой светлого будущего, не будет “вместе”, не будет “нас”.
А может, и будет, но в такой ущербной версии, что предлагать такое у тебя язык не повернулся?
Судорожно вздыхаю… Обидно за Гордея даже больше, чем за себя. Он достоин лучшего. Он ведь как раз от такого сценария и пытался уйти, чтобы не обрекать своего ребёнка на скандалы и тихую ненависть родителей друг к другу.
В этой версии не будет счастливых. От безысходности хочется побиться головой о стену.
Но я не хочу даже шевелиться, я просто застыла, ощущая ледяную глыбу внутри, которая не даёт вздохнуть.
Телефон снова вздрагивает вызовом. Не Гордей. Опять Эвелина.
Мне не хочется отвечать. Я бы хотела дождаться Гордея. Перевожу телефон в беззвучный режим и отрешённо смотрю, как настойчиво до меня пытается докричаться мать.
Что ей ещё нужно? Рассказать мне в очередной раз, как ошиблась я в выборе мужчины, какая я дура бесхребетная и прочее?
Обойдусь без её ущербного видения жизни через призму денег, статуса, и другой шелухи.
Телефон замолкает, но от Эвелины тут же летит сообщение, и я успеваю увидеть только первые слова, от которых мой ступор мгновенно проходит, и я хватаю телефон.
“Бабушка в больнице, у неё случился сердечный приступ”.
Что?!
Это уже слишком… Я не переживу, если…
Трясущимися от страха руками набираю бабушкин номер, но оператор сообщает, что телефон абонента выключен. От этого тревога возрастает во сто крат.
