Уолт этого не отрицал. «У меня никаких сомнений по этому поводу нет, – говорит он. – Если бы мы хоть представляли, где нашего мальчика искать, то я сразу же метнулся бы туда, выследил бы его и доставил домой».
С момента исчезновения Криса проходили месяцы, потом – годы, и родители все больше и больше страдали от неизвестности. Билли никогда не уходила из дома, не оставив на входной двери записку для Криса. «Если мы ехали на машине и замечали автостопщика хоть сколько-то похожего на Криса, – говорит она, – то сразу разворачивались и подъезжали посмотреть на него поближе. Ужасные были времена. Хуже всего было по ночам, особенно если на улице холод или непогода. Сразу начинаешь думать: "Где же он сейчас? Не холодно ли ему? Не болен ли он? Не одиноко ли ему? Все ли с ним нормально?"».
В июле 1992 года, то есть через два года после отъезда Криса из Атланты, Билли внезапно проснулась посреди ночи в своем доме в Чесапик-Бич и, подскочив на кровати, разбудила Уолта. «Я слышала, как меня зовет Крис, – клялась она мужу, обливаясь слезами. – Я не знаю, как это пережить. Это был не сон. Мне это не почудилось. Я слышала его голос! Он умолял: "Мама! Помоги мне!" Но я не могла ему помочь, потому что не знала, где он находится. А он только и сказал: "Мама! Помоги мне!"»
У физического пространства природы есть отражение внутри меня. Тропы, по которым я шел к холмам и болотам, вели еще и вовнутрь меня самого. И, изучая все, что встречалось мне на пути, читая и размышляя, я исследовал одновременно и себя, и свою страну. Со временем они слились в моем сознании воедино. C возрастающей силой чего-то очень важного, медленно проявляющегося на общем фоне, во мне начало оформляться страстное и упрямое стремление навсегда отбросить разум и все неприятности, что он приносит, а оставить при себе только самые сиюминутные и простые желания. Выйти на тропу, начать движение и больше никогда не оглядываться. Будь то на своих двоих, на лыжах или на санях, среди зеленых летних холмов или их холодных зимних теней… только свет костра или следы полозьев в снегу покажут, куда я ушел. И пусть все остальное человечество найдет меня, если сможет.
Джон Хейнс«Звезды, снег, костер: двадцать пять лет в северной глуши»
Виргиния-Бич, дом Карин Маккэндлесс. На каминной полке стоят две фотографии. На одной из них Крис в старших классах школы, на другой – он же, только семи лет от роду, в миниатюрном костюмчике и торчащем в сторону галстучке. Рядом с ним стоит, наряженная в платье с оборками и новенькую пасхальную шляпку, Карин. «Самое удивительное в том, – говорит Карин, вглядываясь в фотографии своего брата, – что выражение лица у него совершенно одинаковое, хоть между этими фотографиями и разница в десять лет».
Она права, на обоих портретах Крис смотрит в объектив меланхоличным и немного недовольным взглядом, словно его оторвали от каких-то очень важных раздумий и насильно заставили терять время перед камерой. На пасхальном снимке выражение его лица сильнее бросается в глаза, ярко контрастируя с жизнерадостной улыбкой стоящей рядом сестры. «В этом весь Крис, – говорит она, ласково улыбаясь и поглаживая кончиками пальцев фотографию. – Он часто так смотрел».
У ног Карин лежит Бакли, к которому некогда был так привязан Крис. Теперь ему уже тринадцать. Старый пес с поседевшей мордой и пораженными артритом суставами с трудом ковыляет по комнатам, но стоит только второму питомцу Карин, полуторагодовалому ротвейлеру по кличке Макс, посягнуть на его территорию, он, невзирая на свои болячки и скромные размеры, не раздумывая бросается на шестидесятикилограммового соперника и обращает его в бегство громким лаем и сериями точно рассчитанных укусов.
«Крис был просто без ума от Бака, – говорит Карин. – В лето своего исчезновения он хотел взять Бака с собой. После выпуска из Эмори он спросил маму с папой, можно ли заехать забрать Бакли, но они сказали, что нет, потому что Бакли недавно попал под машину и был еще не совсем здоров. Теперь они, конечно, жалеют о своем решении, хотя Бак и вправду был тяжело ранен и ветеринар даже говорил, что он, возможно, больше никогда не сможет ходить. Родители (да, признаться, и я тоже) не могут не гадать, как бы все обернулось, если бы с Крисом был Бак. Свою жизнь поставить на кон для Криса было что раз плюнуть, но Бакли он никакой опасности подвергать бы не стал. Он ни в коем случае не пошел бы на чрезмерный риск, если бы с ним был Бак».
При росте в метр семьдесят с малым, Карин Маккэндлесс выше своего брата, может быть, на считаные сантиметры. Внешне она так похожа на Криса, что ее часто спрашивают, не двойняшками ли они родились. Разговор она ведет экспрессивно, периодически встряхивая головой, чтобы откинуть с лица длинные волосы, и акцентируя сказанное выразительными взмахами маленьких рук. Одетая в аккуратно отглаженные джинсы со стрелочками, она ходит по дому босиком. На шее у нее золотое распятие.
Карин похожа на Криса и характером. Она настолько же энергична, самоуверенна, настроена на успехи в любых делах и резка во мнениях. Кроме того, в подростковом возрасте она, точно так же как и Крис, яростно воевала с родителями. Тем не менее, различий между братом и сестрой гораздо больше, чем сходства.
Карин помирилась с родителями вскоре после исчезновения Криса и теперь, в возрасте двадцати двух лет, считает свои отношения с ними «просто чудесными». Она гораздо общительнее брата и даже представить себе не может, чтобы ей захотелось в полном одиночестве уйти в какую-нибудь глушь (или в практически любое другое место, где мало людей). Полностью разделяя возмущение Криса несправедливостью в расовых вопросах, она не видела ни моральных, ни каких-либо других изъянов в богатстве и материальном достатке. Недавно купив новый дорогой дом, она продолжает по четырнадцать часов вкалывать в принадлежащей ей и ее мужу Крису Фишу авторемонтной фирме «C. A. R. Services, Incorporated», надеясь еще в молодости заработать свой первый миллион.
«Я все время наезжала на родителей за то, что они без конца работали и их никогда не было рядом, – с самоиронией вспоминает она, – а теперь посмотрите-ка на меня: я делаю точно то же самое». Крис, признается она, часто подтрунивал над ее капиталистическим запалом, обзывая ее герцогиней Йоркской, Иваной Трамп-Маккэндлесс и «вероятной преемницей Леоны Хелмсли». Тем не менее, его критические замечания всегда оставались всего лишь добродушными подколками. Брат с сестрой были необычайно близки. Однажды Крис написал ей в письме, рассказывающем о конфликтах с Уолтом и Билли, следующие слова: «Так или иначе, я люблю разговаривать с тобой на эти темы, потому что ты единственный человек в мире, способный понять, о чем я говорю».
С момента смерти Криса прошло уже десять месяцев, а Карин все еще скорбит о своем брате. «Не проходит и дня, чтобы я не поплакала, – говорит она с некоторым удивлением. – Труднее всего почему-то приходится, когда я одна в машине. От дома до мастерской всего двадцать минут езды, и я ни разу еще не смогла добраться до работы, не вспомнив о Крисе и не ударившись в слезы. Потом, конечно, все проходит, но в эти моменты мне очень тяжело».
Вечером 17 сентября 1992 года Карин, купавшая во дворе своего ротвейлера, увидела, что к дому подруливает Крис Фиш. Она была удивлена, потому что Фиш, как правило, допоздна работал в «C. A. R. Services» и так рано домой никогда не возвращался.
«Он очень странно себя вел, – вспоминает Карин. – Вид у него был какой-то жуткий. Он сначала ушел в дом, потом опять вышел на улицу и взялся помогать мне мыть Макса. Тут-то я и поняла, что что-то произошло, потому что раньше он никогда этого не делал».
«Мне нужно с тобой поговорить», – сказал Фиш. Они вернулись в дом, Карин ополоснула под кухонным краном ошейники Макса и прошла в гостиную. «Фиш, повесив голову, сидел в темноте на диване. Было похоже, что ему очень-очень плохо. Я попыталась развеселить его, чтобы вывести из этого состояния, и сказала: «Да что с тобой такое?» Я подумала, что его, должно быть, достали своими шутками ребята на работе, что они сказали ему, что видели меня с другим мужиком или чего-нибудь еще. Я рассмеялась и спросила: «Что, нелегко тебе с ними приходится?» Но он даже не улыбнулся. А потом он посмотрел на меня, и я увидела, что глаза у него красные от слез».
«Твой брат, – сказал Фиш. – Они нашли его. Он умер». Сэм, старший сын Уолта, позвонил ему на работу, чтобы сообщить эту информацию.
У Карин потемнело в глазах, и она непроизвольно начала трясти головой. «Нет, – возразила она ему, – он не умер». А потом закричала. Она издала такой громкий и долгий вопль, что Фиш даже забеспокоился, как бы соседи не вызвали полицию, заподозрив его в издевательствах над женой.
