Эрике неловко. Марион и другие девочки обиделись на нее, и она сама в этом виновата. Ей так хотелось спасти идиотскую ветровку от мусорного мешка, что Марион разозлилась.
И — вот оно:
— О-о, вот это я примерю!
Марион добралась до вешалки с белой блузкой. Сбросив футболку, она остается до пояса голой. Фрида присвистывает. Марион шутливо всплескивает руками и раскланивается, словно звезда стриптиза. Затем поворачивается к большому зеркалу. У нее узкая спина, загорелая кожа и широкие плечи. Ее длинные темные волосы стянуты на затылке в хвост.
— Какая ты красивая, — шепчет Эрика.
Это вырывается у нее само собой. Она с опаской смотрит на остальных — не слышали ли они?
Все смотрят на отражение Марион.
Рассмеявшись, Марион надевает блузку. Верхние пуговицы она не застегивает.
— Можно я одолжу ее на пару дней?
Эрика кивает.
Отвернувшись от зеркала, Марион порывисто обнимает Эрику.
— А теперь нам пора, — говорит она Эмили с Фридой.
На полу остается лежать наполовину заполненный мусорный мешок. Эрика не знает, как ей поступить: выкинуть его или вытащить вещи и разложить их по местам. Она решает, что выбросит все, кроме альбома с фотографиями. Все равно это всего лишь старое барахло. На следующий день светит солнце.
Марион, Фрида, Эмили и Эва лежат на скале, загорают и слушают «Воскресную девушку». Стоя немного поодаль, Эрика смотрит на них и ждет, когда ей подадут знак.
Таково правило: если светит солнце, а Марион не звонит ей утром и не приглашает прийти на скалу, то Эрика идет на галечный пляж. Обычно Марион машет ей и кричит: «Пойдем, ложись рядом!» — и тогда Эрика спешит присоединиться к остальным, неся в руках полотенце, молочко для тела, журналы и колу. Однако сейчас Марион не машет. Такое и раньше бывало. Стоя на пляже, Эрика смотрит на Марион и других девочек, но Марион делает вид, будто не замечает ее. Она злится на Эрику за красную ветровку. Или может, еще за что-нибудь. Эрика точно не знает. Просто она понимает, что сделала что-то идиотское. Что-то отвратительное и постыдное. Вроде как описалась. Зажав под мышкой вещи, Эрика возвращается домой. Может, это из-за фотографии Рагнара в альбоме. Нет, вряд ли. Альбом старый. Не могут же ее наказать за какую-то старую фотографию. Такие старые снимки у всех есть. Она думает о том, чем они с Рагнаром занимаются, лежа на раскладушке в его секретном домике. Да уж, это вам не старые фотографии! Это самая что ни на есть реальность. Действительность этого лета! Псих! Взглянув на скалу в последний раз, Эрика сворачивает на тропинку, ведущую с пляжа к дому Исака. Она знает, что они не помашут ей. Марион стоит, вытянувшись во весь рост и протянув руки к солнцу, а Фрида, Эмили и Эва сидят, склонившись над чем-то. Может, над журналом. Издали они похожи на призраков.
* * *
Порнографические журналы Марион таскает у отца, Никласа Бодстрёма. Порой она, в окружении подружек, усаживается на скале и зачитывает вслух откровения читателей. Эрике кажется, что все эти истории похожи на «Рассказы о моей жизни» или байки из «Романтики». Во всяком случае, начало у них одинаковое, однако истории из журналов Никласа Бодстрёма ярче и интереснее. Фотографии обнаженных девушек с ягодицами прямо перед объективом похожи друг на дружку, поэтому девочки не особенно разглядывают их.
Спустя несколько дней после уборки, которую Марион устроила в комнате Эрики, Эрика с Марион лежат на скале вдвоем. Это бывает крайне редко, и сейчас как раз выдался такой случай. На пляже стоит Фрида — глядя на них, она ждет, когда ей подадут знак. Марион смеется и говорит:
— Смотри, вон Фрида. Ну как, позовем ее сюда или пусть катится подальше?
— Пусть катится, — говорит Эрика, чувствуя согревающее тепло солнечных лучей.
Они притворяются, будто не видят Фриду, в конце концов та уходит восвояси, и тогда весь пляж остается в их распоряжении. Марион зачитывает вслух что-то из отцовских журналов, они хихикают, и Эрика прижимается все ближе, поглаживает Марион по животу, бедрам, между ног. Купальные шорты сшиты из плотной мягкой ткани, а в промежности у Марион густо растут волосы, Эрика и раньше это замечала. Марион любит раздеваться на людях, демонстрировать свое тело и наслаждаться восхищенными взглядами. У нее на теле больше волос, чем у Эрики и других девочек. Гладить их — все равно что гладить спинку у шмеля. Марион притворяется, будто не замечает поглаживаний Эрики, и продолжает читать вслух. Эрика расстегивает ее шорты и кладет руку на влагалище. Там у Марион тепло и влажно, эта влага похожа на мед. Эрика осторожно двигает рукой, и теперь ее рука тоже теплая и влажная, словно мед. Мягкость, и легкость, и влага — все слилось воедино. Только солнце, море и Марион — здесь, рядом с Эрикой. Эрика засовывает один палец глубже, прямо в Марион, та хихикает и чуть виляет бедрами, продолжая читать вслух. Эрика начинает двигать рукой быстрее, просовывая внутрь еще несколько пальцев. Отложив журнал, Марион закрывает глаза. Ее тело изгибается. Эрика смотрит ей в лицо. Сейчас оно не кажется таким красивым: рот приоткрыт, щеки раскраснелись, а темные волосы, прилипшие к шее, похожи на щупальца медузы. Эрика переводит дух и засовывает палец поглубже, а потом вытаскивает его. И сидит неподвижно. Положив руки на колени, Эрика молча сидит и смотрит на Марион, которая стонет и извивается.
— Нет! Еще! Пожалуйста, не останавливайся! — шепчет Марион.
Это напоминает мольбу.
Схватив руку Эрики, Марион кладет ее себе между ног и снова просит:
— Не останавливайся!
Эрика смеется.
— Почему ты смеешься? — Голос Марион такой тихий, что его почти не слышно.
Эрика пожимает плечами:
— Просто смешно.
Марион снова прикрывает глаза, и Эрика гладит рукой ее влагалище, нажимая все сильнее, Марион дышит глубже и глубже, быстрее и быстрее, потом всхлипывает и затихает. Внезапно отстранившись, Марион поджимает ноги, и Эрика понимает, что все кончено. Ни криков, ни стонов — совсем не похоже на журналы Никласа Бодстрёма. Никаких воплей. Отстранившись, Марион переворачивается на бок, и, когда Эрика пытается дотронуться до нее, Марион отталкивает ее руку:
— Вали отсюда!
Сидя на скале, Эрика смотрит на нее сверху вниз: узкая спина, бледные ягодицы и длинные загорелые ноги. Марион дрожит, ей холодно. Сегодня как раз такой день: сначала палит солнце, а в следующую секунду набегают тучи. И все говорят, что вот-вот начнется гроза. На скалу набегают волны. Вытащив из пляжной сумки свитер, Эрика набрасывает его Марион на плечи. Марион хватает свитер, натягивает его и садится. Ее темные волосы растрепались, глаза покраснели.
— Уходи! — кричит она, не глядя на Эрику. — Ты что, не слышала? Я тебе сказала — убирайся отсюда! Дрянь!
* * *
По утрам Молли нельзя вставать с кровати, пока один мужчина по радио не расскажет, что происходит в мире, а другой мужчина не сообщит о температуре воздуха и воды во всех районах Швеции. Пароль — «Бэрланге». Как только мужчина со кой погоды скажет «Бэрланге», значит, можно вставать.
Сегодня у Молли день рождения. Ей исполняется пять лет. Молли хочется, чтобы ей подарили купальник. Такой, как у Эрики, — в крапинку. Исак сказал, что не всегда получаешь то, чего хочешь. Вполне может случиться так, что ей подарят глобус.
— Такова суровая школа жизни, — говорит Исак.
Радиоприемник стоит в комнате Молли на тумбочке. Он маленький и продолговатый, вверх торчит длинная антенна. Иногда можно чуть-чуть покрутить антенну, и тогда звук становится лучше. Это Молли умеет.
Человек по радио говорит: «Во время предвыборной кампании 1976 года самым большим камнем преткновения были фонды заработной платы, из-за которых социал-демократы и потеряли власть. В этом году тема фондов запрещена для политического обсуждения, но мы знаем, что этот медведь не дремлет».
Вскочив с кровати, Молли кричит:
— Эй! Ты слышишь? Медведь никогда не дремлет!
Молли думает, что, может, ей уже пора подниматься, хотя мужчина со сводкой погоды даже еще не начал говорить. Таково правило: погодный мужчина говорит: «Бэрланге — семнадцать», а перед этим он говорит: «Кируна — двенадцать», и «Лулео — четырнадцать», и «Сундсвалл — девятнадцать», но лишь когда он скажет «Бэрланге — семнадцать», Молли разрешается встать, побежать в спальню Исака и Розы с криком «БЭРЛАНГЕ — СЕМНАДЦАТЬ!», а потом прыгнуть к ним на кровать, дергать одеяло и скакать вверх-вниз. Тогда Исак не сердится и не гонит ее обратно спать.
— День рождения — не исключение, — сказал Исак вчера вечером, — в дни рождения день все равно день, а ночь остается ночью.
Молли спрашивала Лауру про медведей — правда ли, что они существуют. Лаура сказала, что правда и что они могут прийти когда угодно и наброситься. Она показывает Молли вырезку из газеты со статьей про медведя, который разорвал в клочки целое стадо овец. Лаура читает вслух:
