— Подъедем?
Но Узлов еще решительнее замахал:
— Езжай, езжай, старина!
Когда машина удалилась, он сказал:
— Пять километров — не расстояние...
— Можем опоздать в кино...
— Ну и хорошо. Шахов прописал мне глотать ионы, они успокаивают нервы.
— Которых у тебя нет, — осмелела Катюша. — Столько дней не виделись, хоть бы позвонил. Ведь я все знаю, в клуб бегала: верно — сняли твою фотокарточку...
Ему не хотелось говорить на эту тему. Он взял ее под руку, сказал:
— Неужто сняли? — Дмитрий выразил удивление. — Помру без витрины. — и прижался щекой к ее плечу. — Не будем об этом говорить, Катюша, просто подышим ионами. Согласна?
Она вздохнула:
— Да ведь жалко человека...
— Какого человека?
— Узлова Дмитрия...
— Тоже мне, нашла кого жалеть. Этого человека надо пороть, иначе он сойдет с фарватера...
— Ой, что я слышала, Дима! — воскликнула Катюша, чувствуя его горячую щеку. — И рассказать не могу.
— Ну и не рассказывай...
— Про тебя слышала.
— Обо мне говорят теперь всюду.
— Генерал Гросулов звонил Громову.
— Ну-у... Сколько суток ареста он отпущает мне?
— Нет, хорошо говорил.
Узлов остановился.
— Гросулов? Обо мне? И хорошо отзывался? Всевышний, что я слышу! Тогда говори...
— Нет, не могу. Я ведь случайно подслушала. Меня накажут за это. Я не имею права подслушивать...
— Нет, говори!
— Не скажу.
Он обнял ее и, дыша в лицо, зашептал:
— Говори, говори.
— Не могу, не могу, Дима, — и захлебнулась в поцелуе.
— Это что? Ионы? — спросила она, когда Дмитрий наконец оторвался, ошалело ловя воздух губами. — Такие тебе ионы нужны! Силенка есть — значит, можно все.
— Да, да, и такие ионы мне нужны, и силенка есть, Катюша.
— Как-то бы по-другому, — сказала она, поправляя погоны.
— По-другому не могу. Хочешь, я понесу тебя на руках до самого «Голубого Дуная»?
— Зачем?
— Вино будем пнть, дядю Якова слушать...
Она испугалась того, что он предлагает.
«С горя к вину потянуло, — промелькнула мысль. — Что он делает?»
— Нет, я не пойду в ресторан и тебе не советую.
— Пойдешь. Как так не пойдешь, если я решил...
— Что ты решил, что?
Он молчал. «Женюсь я на тебе, солдатик-рюмочка, сегодня женюсь. А вот как это делается, я не знаю. Я не знаю, не обижайся, Катюша», — рассуждал Дмитрий.
— Вот что я решил... Если ты меня любишь, — выходи замуж, сегодня, сейчас же!
Она прошептала:
— Сумасшедший, что ты говоришь!
Он шагнул к ней. Катюша отступила назад.
— Сегодня, сейчас... Завтра пойду к замполиту и буду стучать до тех пор, пока он не даст нам квартиру. Расшибу дверь, но квартиру мы получим. Слышишь, не я, а мы с тобой, Катюша.
— Поразительно! — воскликнула она. — На дороге, по пути в кинотеатр, женится человек! Димочка, ты погоди, погоди, остынь немного. Ну не так же люди женятся, пойми ты, пойми — не так.
— А как? Подскажи!
Она подумала и удивилась тому, что сама не знает, как все же женятся люди. Тихо сказала:
— Я маме напишу, она знает. Завтра напишу...
Катюшина мама жила в Белоруссии. Узлов это знал и, прикинув, что ответ придет недели через две, решительно запротестовал. Катюшу охватила робость, потом страх. Она посмотрела по сторонам в надежде кого-либо увидеть и, заметив приближающегося к ним Бородина, сказала:
— Димочка, ты хоть бы с кем-нибудь посоветовался. Нельзя же так сразу, на ходу! — Осмелев, она засмеялась. Ее чистый, звонкий смех еще больше распалил Узлова, и он хотел было обнять ее, но тоже увидел Бородина и сразу остыл.
Они пошли втроем. Катюша молчала. Узлов и Бородин заговорили о новом фильме. Вдруг Узлов остановился, попросил ее постоять на месте, сам отошел с Бородиным в сторонку. Степан ожидал услышать от лейтенанта что-то о службе, но услышал совершенно неожиданное:
— Товарищ подполковник, скажите мне, пожалуйста, как женятся люди?
— Что-что? — не сразу понял Бородин.
— Я спрашиваю, как женятся люди?
— Какие люди?
— Ну вы, например, как женились на Елене Васильевне?
— Я?.. Под дождем бежал через огороды, прибежал к ней как сумасшедший, кричу: «Елена, не уезжай, я женюсь на тебе!..»
— Правда?
— Примерно так, а почему вы спрашиваете об этом?
Узлов подбежал к Катюше, взял ее за руку, подвел к Бородину.
— Спроси, спроси у замполита, как женятся, спроси! Товарищ подполковник, скажите ей.
Она молчала, на ее глазах показались слезы, маленькие капельки-бусинки, неизвестно откуда попавшие на густые ресницы. Одна из них, дрогнув, покатилась по щеке.
— В чем дело, ребята? — сказал Бородин с той простотой, которая так трогает человеческое сердце.
— Он сумасшедший, — не стесняясь, уже плакала Катюша. — Настаивает, чтобы я сейчас вышла за него замуж.
— Как сейчас? Сегодня?
— Да. — качнула головой Катюша, вытирая платком глаза. — Немедленно, говорит, выходи за меня...
— Узлов, это правда?.. Так нельзя, товарищи. Вы хоть подумали как следует? Это же серьезный шаг! Надо взвесить, посоветоваться, прикинуть. — Бородин вспомнил, как он бежал к Елене под дождем, как прогнал «к чертовой бабушке» Дмитрича, осматривающего Еленину мебель, чтобы купить ее за бесценок, как отобрал у Елены железнодорожный билет и так вот, без «взвесив», и женился. Ему стало смешно и в то же время неловко: он понимал, что говорит не те слова. Если бы он не был замполитом, человеком, который отвечает за каждый поступок вот этих подчиненных ему людей, он бы тогда сказал: «Ребята, это же чертовски хорошо!» — и они бы все поняли. Но сейчас, сейчас, что он им скажет?.. Внутренний голос хлестнул Бородина: «Философ, запетлял, как заяц, ты им еще прочитай лекцию о семье и браке да побольше цитат приведи. Они ведь не слышали этого. Откуда им знать: у одного высшее образование, у другой среднее». Бородин нахмурился, сказал: — Я вам не поп и не сват, однако скажу: люди женятся по-всякому — и в прекрасных дворцах сочетаются, тут и шампанское, цветы, и поздравления от районных, областных и даже центральных организаций. Женятся и без этого, просто там, где созрела любовь, под дождем, при грохоте пушек, даже в госпиталях и... в тюрьмах. Почему так происходит, ни один мудрец не может объяснить. Одно только понятно: по плану жениться нельзя, расчет и план —- это не для любви. План для боевых пусков! — Бородин вдруг так рассмеялся, что некоторое время не мог говорить. Потом, успокоившись, сказал: — Чего вы на меня так смотрите? Я же вам сказал, что я — не поп. Идите в кино, меня Елена ждет на вокзале, сегодня приезжает. — Он сошел с дороги и, пройдя немного по тропинке, ведущей к дому, оглянулся. Узлов нес Катюшу на руках. — Чудаки, еще спрашивают, как женятся люди. Так вот и женятся...
Еще раз оглянулся, вспомнил о намерении Громова поднять сегодня «кое-кого» по тревоге, чтобы «живность вдохнуть» перед боевыми пусками, хотел было вернуть Узлова, но лишь махнул рукой: «Пусть, коль загорелось. Может, Сергей хотел припугнуть, ведь суббота сегодня».
XВ квартире Бородина все было так же, как и до отъезда Елены: диван у простенка, маленькая этажерка у балконной двери, стол посередине комнаты, накрытый дешевенькой разноцветной скатеркой, платяной шкаф, на котором хранился трехколесный велосипед Павлика, обернутый газетами. Во второй комнатушке, служившей спальней и рабочим кабинетом, тоже ничего не изменилось, за исключением того, что на стенке, возле кровати, появилась семейная фотография — он, Елена и Павлик. Это их как-то снял Громов и потом уже, после отъезда Елены, отдал фотографию Бородину. Степан увеличил ее в городском ателье и повесил над кроватью...
Телеграмма о приезде Елены пришла утром. Узнав о ней, Громов сказал Бородину:
— Иди домой и приготовь квартиру, там же кругом пылищи на вершок.
— Успею убрать. Поезд приходит в шестнадцать ноль-ноль. В десять семинар руководителей групп политических занятий.
Громов предпринял все, чтобы выдворить Бородина из части: он сам взялся провести семинар и обещал сделать это не хуже замполита. «Ты нарек меня членом Военного совета, а теперь сомневаешься, проведу ли я семинар? Значит, на словах одно, а на деле другое?»
Крыть было нечем, и Бородин отправился домой. И хорошо, что так получилось. Полдня занимался уборкой комнат. Непривычный труд изнурил до предела. Но мысль о приезде семьи действовала ободряюще, и он еще мог держаться на ногах. Убрав комнаты, он принялся за кухню и ванную.
Он открыл кран в ванне и, пока она наполнялась водой, занялся уборкой кухни. Подобрал с подоконника куски затвердевшего хлеба, заглянул в буфет: и там лежали куски зацветшего хлеба, заметил две бутылки с наклейкой «Сидр». Они были раскупорены, в одной на донышке осталось вино. Потянул носом и скривился от запаха: «Черт знает что! И когда я набезобразничал?» Он вспомнил, как недели три назад, уезжая на пятидневные сборы замполитов в политуправление округа, отдал квартиру курсантам, и понял, что это их следы. «Гусарики веселились. Счастье ваше, что вы уехали вовремя и мне было недосуг посмотреть». Все эти дни Бородин питался в офицерской столовой, домой приходил поздно — и сразу на диван...
