К чифу Машка влетела без стука, но его на месте не оказалось. Каюта хозпома — заперта. Машка, всхлипывая и спотыкаясь, поднялась на капитанскую палубу, столкнулась с мастером, кинулась ему на грудь и разрыдалась в голос. Перепуганный капитан, который не разговаривал с Машкой после того случая, когда она уронила ему в тарелку пиявку, от растерянности погладил буфетчицу по голове. На звуки интриги, как вагонетка с кирпичами, уже скатывался с мостика чиф. Машку завели в капитанскую каюту, усадили на диван, принялись поить водой из-под крана и, приголубливая, добиваться подробностей. Машка перестала реветь быстро: вода из-под крана была противная, пить ее не хотелось. Оба, и старпом, и капитан, были уверены, что Машку кто-то без спросу обесчестил и дело пахнет уголовкой. Поэтому, когда она сообщила, что Ленка Князева сошла с ума, оба вздохнули с облегчением.
— Да вы не поняли, — размазывала сопли Машка, — она по-настоящему спятила... заболела...
Так или иначе, дело принимало серьезный оборот.
— Рассказывай, как она спятила?
— Калябы рисует сидит, фигню всякую говорит... люмики задраила.
— Ну и что? — синхронно выразили скепсис капитан и старпом.
— Джоконду в тубзике вешала... Два дня подряд... третий механик видел... я сама чуть не чокнулась... Говорит, что Джоконду Лорка-дневальная нарисовала.
Джоконда-то и произвела на обоих командиров самое большое впечатление. Может быть, это и есть сила искусства.
Худую док привел в порядок, потому что все равно ее до Магадана девать было некуда. Понятия не имею, что ей скармливал владелец скобообразной струбцины, но Ленка была всегда сонная, хотя на вид и по разговору совершенно нормальная. Мы обращались с ней как с яйцом Фаберже, а в Магадан за ней прилетела мать и увезла домой, в Краснодар. Кто-то из девок рассказывал, что Худая поступила на журфак; все может быть. В прошлом году, консультируя одного кубанского воротилу на предмет его избрания в Видные Политики, я лично заключала устный договор с директрисой местного ТВ-канала по нужному мне поводу. Имя и фамилия директрисы совпадали, только вот Худой ее вряд ли можно было назвать. Впрочем, она меня тоже не узнала.
А тогда — не знаю как Машка, — но я в туалет еще долго боялась ходить. Все мне казалось, что вот сижу я на унитазе, а сзади на стене — Джоконда откуда ни возьмись. В спину смотрит и уже руку протягивает, чтобы за плечо потрогать. И ничего — ну абсолютно ничего! — нет в ее улыбке загадочного.
ВЕКТОР ПРОЗРАЧНОСТИ, ИЛИ ОТКУДА БЕРУТСЯ КДП
Удивительные люди — старшие помощники капитана. Не верьте, если вам будут говорить, что старпом — это промежуточное состояние между вторым штурманом и мастером. Морские биологи могут сколько угодно рассказывать вам, как из личинки-курсанта вылупливается сперва четвертый (кажется, таких больше и нету), потом третий штурман, потом грузовой второй, который, собственно, и окукливается в чифа; и как у этой куколки постоянно щекочется в мозгу сладостная аббревиатура «КДП», означающая сокращенную версию «капитана дальнего плавания».
На самом деле старпомы берутся из ниоткуда и уходят также в никуда. Ни в одном втором помощнике вы не найдете признаков будущего чифа, как ни в одном КДП не обнаружите последствий старпомства. По моей тайной версии, которой я еще ни с кем не делилась, старпомы рождаются непосредственно в своих каютах из не видимой остальным людям пыли, как афродиты из пены морской. Весь срок своего существования старпомы проводят в ностальгических поисках исторической родины — залежей грязюки, успешно обнаруживая ее в самых дальних и недоступных углах жилой надстройки. Но вместо того, чтобы радоваться счастливой находке, старпомы тут же забывают об истинных целях своего диггерства и принимаются отлавливать дневальную или буфетчицу, чтобы натыкать их носом. В оставшееся время старпомы завтракают, обедают, ужинают, пьют чай и отстаивают свою вахту на мостике, полностью удовлетворенные расправой над обслуживающим персоналом.
По другой — менее поэтичной — версии, старпомы являются результатом половых отношений между потомственными уборщицами и диспетчерами подвижного состава. Может быть. Во всяком случае, психика старпомов сохраняет более-менее устойчивое состояние только тогда, когда все люди вокруг двигаются и в руках у них находятся тряпки, щетки или, если дело происходит на внешней палубе, пневматические электротурбинки для обивки ржавчины.
Говорят, КДП Бугаев — отличный мужик с превосходным чувством юмора и демократичным характером. Говорят, единственным недостатком капитана Бугаева является то, что он очень сильно сопит, когда ест: это все из-за травмы носовой пазухи, полученной капитаном в бытность его ледокольным старпомом. Говорят, что в ужасный шторм на ледоколе сорвало шлюпочную лебедку, ударило ею Бугаева по лицу и сместило нос вправо от центра, из-за чего Бугаев с тех пор способен дышать только левой ноздрей, да и то не полностью. Говорят, Бугаев лично не дал шлюпочной лебедке усвистеть за борт, поймав ее на лету и удерживая несмотря на то, что из носа его на палубу хлестала кровь, тут же смываемая огромными волнами, похожими на цунами. Лично я в эту историю не сильно верю: Бугаевской крови никто никогда не видел, что еще раз доказывает его сверхчеловеческое происхождение.
Еще говорят, что КДП Бугаев обожает все проветривать. Где бы он ни находился: в кают-компании или на мостике — он первым делом открывает иллюминаторы, даже если дело происходит в Арктике и забортная температура колеблется между минус двадцатью и минус тридцатью с ветром. Это, конечно, удивительное совпадение: старпом Бугаев тоже отличался любовью к свежему воздуху, постоянно держа иллюминаторы в своей каюте открытыми, отчего на всей главной палубе стоял невыносимый заполярный зусман.
Еще говорят, что КДП Бугаев никогда не повышает голоса и не употребляет сильных выражений. Может быть, это и так: Я же говорю — капитан заимствует от чифа только фамилию и легенду биографии. Откуда берутся в таком случае КДП, я не в курсе — в свое время мне хотелось поступить на биологию моря, но я передумала. Но точно помню: про старпома Бугаева никогда не говорили, что он отличный мужик, весельчак и демократ. Про него говорили так: «Обля, вылез, падла. Сейчас опять орать начнет». Или даже хуже.
Не буду скромничать — это было именно мое рационализаторское изобретение: оставлять пылесос на перекрестке четырех дорог между столовой команды, кают-компанией, каютой чифа и трапом на мостик. Всем своим видом пылесос показывал, что я где-то рядом и вот-вот вернусь пылесосить свой объект на главной палубе, вымороженной стараниями Бугаева. На самом деле я действительно была рядом, отогреваясь кофе в каюте третьего помощника. Пылесос знал, что иногда я еще хожу к себе вниз немножечко поспать, но Бугаев раскусил наш с пылесосом заговор только спустя два месяца: однажды я не услышала будильника и пробыла «где-то рядом» часа три.
Ну и? — заорал Бугаев, когда я с заспанной рожей вернулась за пылесосом и попала в засаду.
Ой, пылесос забыла убрать, — сказала я.
— Совсем бабы охуели, — орал Бугаев, — быстро строиться!
Он построил нас в столовой команды. Вышли мы оттуда спустя час — оглохшие и полностью обалдевшие. Неделю после этого мы облизывали ледокол, как собаку перед выставкой. Никогда прежде я не думала, что медные комингсы трапах могут так сиять. Для образца старпом вручил нам золотые часы, сказав, что повыбрасывает нас «на хуй на лед», если мы их потеряем. Мы должны были передавать часы друг другу, смотреть на них и сравнивать с комингсами, которые в конце концов тоже оказались золотыми. Экипаж боялся ходить по трапам, чтобы не испоганить такую красоту, а мы боялись быть выкинутыми на хуй на лед, поэтому с переходящими часами обращались очень бережно. Бугаев их потом засеял где-то сам: поговаривали, что ему намоздыляли эгвекинотские, они же и отняли часы; мы тихо злобствовали по этому поводу, но алхимических навыков превращения меди в золото так и не утратили. Лично я, стоит лишь мне увидеть где-нибудь позеленевшую медь, будь это дверная ручка в историческом здании картинной галереи, тут же испытываю срочную потребность быстренько ее почистить, пока откуда-нибудь из-за угла не вышел Бугаев и не повел меня в столовую команды строиться.
Машку он попросту затюкал. Подстаканники в кают-компании были изначально мельхиоровыми, но Машка превратила их в серебро, отчего они, кстати, проиграли в благородстве дизайна. Бугаев рассматривал пространство между зубьями вилок, стаканы на свет и помойные ведра на ощупь: они должны были скрипеть от невыносимой чистоты, и они скрипели. Еще Бугаеву хотелось, чтобы салфетки были свернуты трехмачтовыми корабликами, и Машка по ночам, в ущерб подстаканникам, овладевала техникой оригами. Ближе к концу рейса Бугаев окончательно помешался на чистоте и стал страшен в поисках ее отсутствия. Он находил грязь даже там, куда не мог пролезть в силу особенностей своего телосложения. Он и не пролезал, а просто говорил «совсем бабы охуели» и тыкал пальцем в труднодоступные места, задавая бабам, то есть нам, директорию искоренения гипотетических нечистот. Самое интересное, что он каким-то образом всегда знал, искоренили мы их или нет. Тогда мы и стали догадываться, что старпом обладает сверхчеловеческими способностями.
