— Достанешь?
— А ты не можешь меня разомкнуть?
— Э-э, прямо сейчас лучше не буду. Но ты ведь сможешь до них дотянуться, правда?
— Молли!
— Да или нет?
— Конечно, но…
— Хорошо. Еще увидимся, Тео. Прости, что с машиной так вышло.
И она снова исчезла.
Елозя по земляному полу, чтобы достать ключи, Тео по-прежнему недоумевал, с чего бы это на него нашло столь сильное желание кого-нибудь трахнуть. Может, наручники виноваты? Может, все эти годы он был тайным мазохистом и даже не подозревал об этом? Хотя когда его арестовали — перед тем, как шериф Бёртон его шантажировал, чтобы сделать констеблем, — он почти два часа провел в наручниках и не помнил никаких переживаний хоть отдаленно эротического свойства. Тогда, наверное, причина — угроза смерти. Его заводит мысль о том, что его сейчас пристрелят. Господи, я больной человек, подумал Тео.
Через десять минут он избавился и от наручников, и от липучих мыслей о сексе и смерти. Снаружи ни Молли, ни Джозефа Линдера, ни трейлера уже не было, а он стоял перед развалинами «вольво», и в голове зудел новый комплект вопросов. Крыша машины была вмята до одного уровня с капотом, все покрышки изорваны в клочья, а земля вокруг изрыта следами явно очень, очень большого животного.
От ангара вверх по склону холма по траве уходили два следа. Один, очевидно, — человеческий. Другой — шире грунтовки, проложенной к ранчо.
Тео забрался в «вольво», достал револьвер и сотовый телефон, не имея ни малейшего понятия, что он будет с ними делать. Звонить уже некому — и, конечно же, он не хотел никого убивать. Кроме, наверное, шерифа Джона Бёртона. Он обшарил весь участок, нашел пистолет Джозефа Линдера и сунул его за пояс джинсов. В красном вседорожнике ключи были на месте, и после минутного раздумья, этично ли позаимствовать «додж» после того, как его похитили, приковали и чуть не застрелили, он влез в грузовичок и поехал по пастбищу, держась двойного следа.
Гейб и фермер стояли над размолотыми останками голштинки, сгоняя с физиономий мух, а Живодер жался к земле в нескольких ярдах от них и рычал на эту гадость.
Фермер сдвинул «стетсон» на затылок и поежился.
— Мои предки шестьдесят лет на этой земле скот на молоко и мясо выращивали, и я никогда не видал и не слыхал ничего подобного, Гейб.
Фермера звали Джим Пив. Ему исполнилось пятьдесят пять, но дать можно было и семьдесят; он весь задубел от солнца и тяжелой работы, а во всем, что он говорил, слышалось тоскливое одиночество. Он был высок и худ, но горбился, как неудачник с перебитой спиной. Жена бросила его много лет назад — отчалила на своем «мерседесе», чтобы поселиться в Сан-Франциско, и прихватила с собой расписку, стоившую половину всей тысячи акров Джима Пива. Его единственному сыну, который должен был унаследовать ранчо, сейчас было двадцать восемь, и он был занят — его вышвыривали из одного колледжа за другим, и парень мигрировал по реабилитационным центрам страны. Фермер жил один в четырнадцатикомнатном доме, громыхавшем пустотой и всасывавшем хохот сезонников, которых Джим кормил каждое утро в громадной кухне. Джим был последним в роду. Начало своего падения он неизменно прослеживал к тому роману, который закрутил много лет назад с ведьмой, жившей тогда в хижине Тео на краю ранчо. Она и прокляла его — так он, по крайней мере, считал. Если бы ведьма не сбежала десять лет назад с владельцем универсального магазина, Джим был бы уверен, что изуродованный скот — ее рук дело.
Гейб покачал головой.
— Ничего не понимаю, Джим. Я могу взять пробы и сделать тесты, но я даже не знаю, чего мы ищем.
— А может, детишки? Хулиганы?
— Детишки коровам подножки ставят. А этих, похоже, уронили с тридцати тысяч футов. — Гейб знал, что, по всей видимости, произошло, но допускать этого ему не хотелось. Не живут на свете такие существа, которые могли бы это натворить. Должно быть какое-то другое объяснение.
— Так ты говоришь — пришельцы?
— Нет, я совершенно точно не говорю — пришельцы. Про пришельцев я не говорю.
— Тут что-то было. Посмотри, какие следы. Сатанинский культ?
— Черт возьми, Джим, если ты не хочешь попасть на обложку «Еженедельника Психов», не говори так. Я не могу тебе сказать, что именно все это тут устроило, но могу точно сказать, чего здесь не было. Здесь не было ни пришельцев, ни сатанистов, ни снежного человека в запое. Я возьму пробы, сделаю тесты и тогда, может быть, — может быть, — отвечу тебе, кто с тобой так поступил, а ты тем временем должен позвонить сельскохозяйственным парням из округа и вызвать их сюда.
— Я не могу этого сделать, Гейб.
— Почему?
— Я не могу позволить, чтобы чужаки бегали по моим землям. Я не хочу, чтобы это вышло наружу. Потому-то я тебе и позвонил.
— Что это? — Гейб поднял палец, делая закладку в разговоре, прислушался и повернулся к холмам: ревел мотор. Через секунду на гребне холма показался красный вседорожник — он направлялся к ним.
— Ты лучше иди, — сказал Джим Пив.
— Почему?
— Иди и все. На этой стороне ранчо никого быть не должно, кроме меня. Ты должен идти.
— Это же твоя земля?
— Давай-ка в твою машину прыгнем, сынок. Нам нужно ехать.
Гейб прищурился, стараясь получше разглядеть вседорожник, и замахал рукой.
— Это же Тео Кроу, — сказал он. — Что он в этой тачке делает?
— Ох, блин, — только и сказал Джим Пив.
Тео подъехал к грузовичку Гейба, юзом затормозил и вылез из кабины. Гейб решил бы, что констебль в ярости, но он не был уверен — такого выражения на лице Тео он не видел никогда.
— Добрый день, Гейб, Джим.
Джим Пив рассматривал свои сапоги.
— Констебль…
Гейб заметил, что у Тео за пояс заткнуто два пистолета, а сам он — весь в пыли.
— Привет, Тео. Красивая машина у тебя. Джим тут мне позвонил, чтобы я посмотрел…
— Я знаю, что это такое, — сказал Тео, кивая в сторону кучи коровьего пюре. — По крайней мере, мне так кажется. — Он шагнул к Джиму, которому, по всей видимости, очень хотелось утонуть в дыре в собственной груди.
— Джим, у тебя там самопальная лаборатория такой мощности, что хватило бы упарить весь Лос-Анджелес. Не хочешь мне о ней рассказать?
Жизненные силы, казалось, вытекли из Джима Пива, точно нажали на рычаг смыва, и он, ноги колесом, неуклюже рухнул наземь. Гейб успел поймать его за руку, чтобы он не сломал себе копчик. Пив не поднимал головы:
— Моя жена, когда меня бросила, взяла расписку на половину всего ранчо. А потом потребовала долг. Ну где мне еще было взять три миллиона долларов?
Гейб переводил взгляд с Джима на Тео, словно спрашивая: «Что это еще за хрень?»
— Потом объясню, Гейб. Я все равно должен тебе кое-что показать. — Тео сдвинул «стетсон» Джима на затылок, чтобы видеть лицо. — Так Бёртон дал тебе денег, чтобы часть земель забрать под лабораторию?
— Шериф Бёртон? — встрял совершенно сбитый с толку Гейб.
— Заткнись, Гейб! — рявкнул Тео.
— Нет, не все сразу. Взносами. Черт, ну что же мне было делать, а? Это ранчо построил мой дедушка. Не мог же я продать его половину.
— И поэтому занялся наркотиками?
— Да я этой лаборатории и в глаза не видел. И сезонники мои тоже. На эту часть ранчо вход воспрещен. Бёртон сказал, что с другой стороны сидишь в хижине ты и никого не впускаешь через задние ворота. А я тут просто коровок пасу и за своим носом слежу. Я у Бёртона даже не спрашивал ни разу, чем он там занимается.
— Три миллиона долларов! Так чем же он, к чертовой матери мог еще там заниматься? Кроликов выращивал?
Джим Пив не ответил — он просто смотрел в землю у себя между ног. Гейб сжал ему плечо, стараясь поддержать, и посмотрел на Тео:
— Может, потом с ним закончишь?
Тео отвернулся и зашагал кругами, размахивая в воздухе руками, точно отгонял назойливых духов.
— У тебя все хорошо? — спросил Гейб.
— Ну что, к бениной матери, я должен теперь делать, а? Что мне делать? Что я должен сделать?
— Успокоиться? — предположил Гейб.
— На хер! У меня убийства, промышленное производство наркотиков, какая-то долбаная гигантская тварь неизвестной породы, у всего города сразу потекли крыши, и к тому же я втюрился в бабу, у которой не все дома… Меня этому не учили! Такому никого не учат, мать их за ноги!
— Значит, успокоиться — не вариант? — сказал Гейб. — Понимаю.
Тео притормозил свою карусель и развернулся к Гейбу:
— А кроме того, я уже неделю не курил травы.
— Поздравляю.
— Это сводит меня с ума. Это погубило мне жизнь.
— Перестань, Тео, жизни у тебя никогда не было. — Гейб немедленно сообразил, что, видимо, выбрал не очень правильную тактику утешения.
— Да, и это тоже. — Тео шагнул к красному грузовичку и двинул кулаком по бамперу. — А-ай! Черт бы его подрал! — Он снова развернулся к Гейбу. — К тому же, я, кажется, только что сломал себе руку.
