— Просто я уже пытался объясниться с шефом на эту тему. Он и слушать не стал!
— Конечно, попробовать ещё раз поговорить с ним ты не мог! Тут же одним местом почуял, что будешь и услышан, и поддержан новым благодарным зрителем! А вот мне интересно знать именно, как бы он себя повёл, что сказал и предпринял — выложил информацию сам или просто поблагодарил и ушёл — в случае, если бы ты промолчал об этих своих… «неординарных» выводах.
— Что вас, собственно, так настораживает и сердит? Какая разница в том…
— Большая, Олег, — вздохнул Саныч, — большая. Тебе известно, какой информацией он располагает? Что намерен предпринять? Он даже не счёл нужным посвятить вас в свои планы! Смотри, как он ушёл от вопроса твоего шефа, который, подобно тебе, почти сразу согласился лично поучаствовать в деле. А ведь ещё накануне и слушать тебя не желал!
— Ты хочешь сказать…
— Я хочу сказать, что пока он успешно использует вас чуть не втёмную. И хорошо, если только пока.
— Да при чём тут «использует», если у нас с ним одна цель…
— Серьёзно? Какая?
— Найти этих …
— Скажи, пожалуйста, а зачем вам нужно их находить?
— Как зачем? — вскинулся Олег.
— Так, зачем?! Для чего они нужны вам? Даже не «они», а «он» или «она»? Заказчик проявится сам, рано или поздно, заняв место этого… Монаха. А вот исполнитель для чего вам понадобился? Вы хотите поблагодарить его за то, что он в одиночку и без затей выполнил работу, с которой весь ваш департамент не мог справиться много лет?
Круглов усмехнулся, закурил очередную сигарету и ответил, всё так же постоянно сбиваясь с «вы» на «ты»:
— Вы, наверное, не очень ясно представляете себе, что такое организованная преступность в целом и бандитский передел, в частности, в современных, постоянно меняющихся условиях. Когда вчерашний уголовный авторитет с незаконченным средним, в лучшем случае, сегодня, имея в кармане два-три диплома ведущих вузов, превращается в крупного бизнесмена или банкира с огромными и — заметь — чистыми капиталами, его тянет на новые подвиги и завтра хочется попробовать себя уже в большой политике. Одного такого «симпатягу» мы пару часов назад наблюдали — вот яркий пример: «весь вечер на арене!» А ты видел, с каким обожанием на него смотрели девчонки? А ребята? Ведь практически каждый из них прибегал к его помощи или искал у него защиты! И каждый оказался в итоге ему обязанным.
— Ага, «монастырь тоже я разрушил»… Ты немного отклонился в сторону, Олег, ушёл от конкретного вопроса. Не нужно с таким пафосом разъяснять то, что сегодня общеизвестно. Я хоть и за границей живу, но не в джунглях Амазонки пока…
И, задержав на своём бывшем ученике взгляд, Саныч добавил уже несколько другим тоном:
— Что ты цитируешь мне своего коллегу из ФСБ? Я же спросил, для чего он нужен тебе. Что вы с генералом объективно хотите и можете предъявить ему? Обвинение в разгроме питерского криминалитета? В доведении до самоубийства или до инфаркта при помощи чёрной магии? Ты ж понимаешь, что это абсурд, бред?! А если бы всех этих бандюганов снайперы с чердаков перещёлкали, ты бы тоже стал так надрываться в поисках киллеров?
— Да, — твёрдо ответил Круглов, — потому что в любом варианте меня интересовал бы заказчик.
— Чудесно! Но я-то тебя спрашиваю об исполнителе. Зачем тебе нужен человек, по сути дела оказавший такую солидную помощь твоей конторе?
— Вы так его защищаете, будто он вам брат родной…
— Уж не знаю, какой он мне брат — родной, двоюродный или… — в голосе учителя зазвучали металлические интонации, — сиамский близнец. Может, и вовсе сестра! Только у нас с этим человеком гораздо больше общего, чем у тебя с твоим гэбэшным коллегой, который мне определённо не нравится. А ты, совсем как он, опять уходишь от ответа.
— Да вот он я, никуда не ухожу, — попытался улыбнуться Олег, однако шутить передумал. — Просто, честно говоря, твоя позиция меня… удивляет.
— Ты спросил, могу ли я помочь в твоём деле, и я должен решить это для себя, поскольку не считаю возможным, подобно тебе, кидаться сломя голову в сомнительные авантюры.
— Теперь ещё и авантюры!
— Безусловно. И чтобы окончательно определиться с нашими позициями и развеять твои последние иллюзии, давай вместе зададимся вопросом, с которого, пожалуй, логичнее было бы начать, вместо того чтобы спрашивать, зачем этот человек тебе.
Саныч наклонился к Олегу и очень внятно, хотя и тихо (отчего это прозвучало ещё более зловеще) поинтересовался:
— А для чего этот человек ему? Как, ты думаешь, поступит с этим деятелем, ежели его удастся найти, разумеется, ваш эфэсбэшный друг?
Несколько мгновений учитель и ученик в полной тишине просто смотрели друг другу в глаза. Затем Круглов — скорее не желая соглашаться, нежели споря или отрицая очевидное — медленно повертел головой.
Саныч лишь криво ухмыльнулся и всё так же тихо продолжил:
— По-твоему, у него есть альтернатива?..
Глава 33
Посвящение (4 августа 1978 года)
Девочка смотрела на звёзды, стоя у открытого окна, и не сознавала, что плачет. Плакала она как-то странно, без всхлипываний, почти беззвучно, совсем не по-детски. Даже хриплый присвист, обычно сопровождавший каждый вдох и выдох её, никак себя сейчас не проявлял. Она дышала свободно, полной грудью, жадно впитывая густые ароматы августовской южной ночи. Полная луна, неправдоподобно яркая и как будто посвежевшая, выплыла на небосвод из остывающего моря и с гримасой понимания и сопереживания заглянула в заплаканное лицо.
Это была двенадцатая встреча луны и ребёнка, встреча, происходившая регулярно, раз в год — в ночь рождения девочки. Весь год потом жила она воспоминаниями об этих встречах, а ожидание следующей, заветной, всякий раз помогало пересилить мучительные кошмары других ночей, когда надсадный хрип раздирал бронхи, а растрескавшиеся, распухшие губы, сконцентрировав пульсирующую боль, выплёвывали прокушенный шланг кислородной подушки, которая уже не помогала. Сколько раз, задыхаясь и корчась в конвульсиях, пережила она ужас умирания?! Сколько раз возвращалась к жизни, не чувствуя в себе силы жить?!
Радость бытия, переполняющая душу любого ребёнка, была неведома девочке. Она страдала, и, казалось, не существовало силы, способной облегчить её муки. Только одна ночь в году гарантировала ей абсолютное отдохновение от болезни — ночь, когда она родилась за час с небольшим до рассвета.
Девочка стояла у открытого окна и о чём-то тихо разговаривала с полной луной. Сегодня ей исполнялось двенадцать лет.
* * *
Почти неделя прошла после её дня рождения, но что это была за неделя! Шесть безоблачных дней и шесть безмятежных, ничем не омрачённых ночей! Что случилось? Куда делась истязавшая её шесть с половиной лет — полжизни! — болезнь с противным и каким-то куцым названием «астма»? Надолго ли оставила её? И оставила ли? Или только затаилась на время? Неужели этот кошмар ушёл навсегда? Возможно ли подобное счастье?
Задаваясь этими или похожими вопросами, перебирая их в сотый раз, как любимые игрушки в заветном ящике, девочка собиралась на пляж. Впервые в этот свой приезд сюда, к тётке, на каникулы она искупалась в море только вчера. Господи! Какое это было блаженство: закрыв глаза, слегка покачиваясь, лежать на воде и вдыхать резкий солёный воздух, отдав себя всю ласковому солнцу и нежному морю. А главное — чувствовать, как постепенно освобождаешься от многолетнего страха перед болезнью, точнее, от многолетнего ежеминутного ожидания муки.
Больше всего на свете сейчас ей не хотелось тащить с собой кислородную подушку, но убедить тётку в том, что днём бояться нечего — приступы случаются только по ночам — не удалось. Та заявила, что без подушки попросту не отпустит её.
Народу на пляже было, как всегда, немного. Это был так называемый «дикий» пляж, и не пляж даже, а кусочек побережья, ограниченный с обеих сторон небольшими мысками. Сюда приходили только местные, в основном после работы: окунуться, смыть дневную усталость, нагулять аппетит перед ужином, «приговорив» бутылочку-другую доброго крымского винца, и отправиться восвояси.
На сей раз лишь какая-то бабулька в колпаке из газеты, сидя на раскладушке, выясняла отношения с двумя неслухами-внуками да ватага пацанов чуть в отдалении играла то ли в войну, то ли в «казаков-разбойников». С шумом и гамом носились они среди прибрежных камней, периодически споря и уточняя, кто из них пока только ранен, а кто — увы! — уже убит окончательно.
Девочка направилась к месту, которое ещё вчера облюбовала, — у самого мыска, в противоположном конце пляжа. Несколько огромных валунов образовали там своеобразный грот, где можно было расположиться с максимальным комфортом: загорать, но при необходимости уйти и в тень; плавать, но не бояться утонуть — так как было неглубоко, а она не очень хорошо плавала. Наконец, под одним из камней имелась выемка, в которую вполне поместилась бы ненавистная кислородная подушка.
