МОНГИ (достав колоду карт и ловко ее тасуя). Я б-б-был ф-ф-фанатом «Пальмас и Каньяс»,[180] т-т-таких вот песен.
САМУЭЛЬ. Помнится, когда ты был рокером, я под стол пешком ходил. Что за вечеринки вы устраивали на крыше! А потом у тебя появилась группа. «Лос-Вирхенес», так, кажется? Тогда ты не заикался.
Вечеринки на крыше. Все верно, как и то, что Монги пел когда-то в рок-группе, как раз в то время, когда мы строчили лекции на курсах, он плевал на всякую работу по сбору урожая, создал подпольную группу тяжелого рока; это было тогда, когда он стал ходить задом наперед и подделывать валюту.
МОНГИ. Я в-в-всегда б-б-был заикой, а п-п-пение меня от этого избавляло. К-к-когда я не б-б-был так в-в-взбешен, к-к-как с-с-сейчас.
САМУЭЛЬ (смеясь). И почему ты не пел как в «Шербургских зонтиках»?[181]
Монги пристально смотрит на карты, роняет их на грудь, закрывает глаза. За кадром слышится громкий голос Андро.
АНДРО. Эй, пираты, а вот пришел Хоан Миро[182] Кубы, готовый к отплытию.
Затемнение.
Натура. Светло. Утро. Общий план. Трое друзей идут по территории порта, видны торговый корабль и несколько судов поменьше. Порт почти пустынен. Ребята бредут с рюкзаками за спиной. Монги закрепил гитару на рюкзаке. Они катят перед собой автомобильные камеры, поэтому идут медленно. Иногда какое-нибудь колесо падает, и это вызывает либо всеобщий смех, либо ругательства. Затемнение.
Натура. Светло. Утро. Средний план. Они продвигаются в сторону Адуаны, к месту, расположенному между пристанями на Реглу и Касабланку.
МОНГИ (Андро). И что ты наплел своей старухе?
АНДРО. Про плавание ничего, она слишком подозрительна. Для нее я на пикнике. Хуже получилось с подружкой, представь себе, она так и не поняла, почему я отправился один и не куда-нибудь, а на пикник. Она рвала и метала, но с ней это бывает. Я бы взял ее с собой, но это не в наших правилах, бабы только мешают, и все такое прочее. К тому же, старина, наше приключение для аскетов и отшельников, не так ли?
САМУЭЛЬ. Странствие для утомленных жизнью. (Он отстает, прислоняет колесо к парапету, вытаскивает камеру и снимает.)
МОНГИ. Бели бы я д-д-достал больше этих колес, то м-м-мы могли бы взять с собой и подруг, но…
САМУЭЛЬ. И кто бы потащил эти самые колеса, а? Я, к счастью или к несчастью, не обременен подругой. А Мина, безусловно, не захотела бы прийти.
Невозможно придумать более точного совпадения. Он написал имя Мины, Он знал моих друзей! Его друзья были и моими друзьями!
МОНГИ. М-м-мина, или Ньевес, или к-к-кто-то еще. У тебя нет б-б-бабы, потому что т-т-тебе самому не очень охота. А Мина, м-м-между прочим, по т-т-тебе сохнет…
Еще два имени – Мина и Ньевес, негритянка. Голова моя пошла кругом, словно бы, протянув руку, я могла дотянуться до моих друзей, до того времени, когда я была с ними. И это всего лишь читая кинематографический дневник. Дневник какого-то незнакомца. Или это не так? Эти его глаза, когда он глядел в мою сторону, это подмигивание, его руки. Кто он, Самуэль? Встречался ли он мне раньше? Почему, встретив кого-то впервые в жизни, но того, кто нам предначертан судьбой, мы испытываем чувство, будто уже жили с ним когда-то раньше? Отчего у меня эти сомнения?
САМУЭЛЬ. Мина трахается с тобой, не выделывайся.
АНДРО (отделившись от Монти, в камеру, имитируя голос того испанца, что ведет передачи о природе). Друзья, мы начинаем новую экспедицию на загадочный остров. На этот раз мы отправляемся в путь вместе с двумя закаленными в трудных походах путешественниками: с поэтом Монги и кинорежиссером Самуэлем. Его вы не видите, потому что он за камерой. Перед вами скромный слуга линии и цвета путешественник Андросито, Джонни Уокер Миро. Представляем вам очередной выпуск передачи «Человек и земля»,
САМУЭЛЬ. Остров загадочный, остров незагадочный! Черт ногу сломит!
Изображение пропадает. Очевидно, что-то с камерой. Снова общий план. Самуэль устраняет неполадки камеры. Андро и Монти с трудом катят автомобильные камеры. Затемнение.
Натура. Светло. Утро. На подступах к крепости Ла-Пунта. Останавливается частное такси, открывается дверца, и появляется сначала длинная красивая нога, словно выточенная из эбенового дерева, далее феноменальное женское тело, обтянутое желтой лукрой. Очаровательная женщина тридцати с небольшим лет, высокая, стройная, похожая на манекенщицу. Она нарядно одета и накрашена, прическа с косичками, которые доходят до талии. Выйдя из автомобиля, она прощается с водителем, сдувая с ладони в его сторону воздушный поцелуй, красиво улыбается. Миловидное лицо. Она пересекает улицу и исчезает за колоннами, кажется, будто она вошла в здание. Как только автомобиль отъезжает, она снова появляется. Переходит авениду, стоит на тротуаре Малекона. Выражение лица, накрашенного уже по-другому, иное: порочное, призывное. Она тормозит другую машину, с дипломатическими номерами, пару минут о чем-то болтает и уже собирается сесть в нее.
МОНГИ (за кадром). Ньевес, Ньевес!
Она вздрагивает, ей неудобно, ведь ее увидели, она делает вид, что окликают не ее.
МОНГИ (настойчиво). Негритянка, эй, тебе говорю, не притворяйся глухой!
Водитель, видя нерешительность женщины, уезжает. Она приближается, изображая на лице улыбку, ясно, что она недовольна. Монги роняет колесо идет навстречу Ньевес и обнимает ее. Та с нежностью отвечает Монги. Прислонившись к парапету, негритянка достает из сумочки пачку «Мальборо» и протягивает Монги сигарету, тот берет. Остальные держатся на почтительном расстоянии. Она предлагает и им сигареты, они подходят. Андро бросает колесо, Самуэль волочит свое за собой.
САМУЭЛЬ (Ньевес). Я не знал тебя с такой интернациональной стороны.
Она пожимает плечами. Самуэль берет сигарету и садится на автомобильную камеру. Андро пристраивается рядом.
НЬЕВЕС (Монги). Во-первых, на работе меня зовут не Ньевес, а Качита или Доминика, а для более близких людей – Ла-Мамбиса.[183] Во-вторых, из-за тебя я потеряла посла. В-третьих, где тебя, черт возьми, носило все это время? Я уже подумала, что ты нашел дырочку в каком-либо посольстве или залетел в «Лос-Кокос» со СПИДом.
МОНГИ. Во-первых, м-м-мне не н-н-нравятся новые имена. Во-вторых, ты м-м-мне разбила сердце, и моя мать потеряла надежду, что ее сын женится на б-б-блондинке с зелеными глазами и у нее б-б-будут такие же блондинистые с зелеными глазами внуки. В-третьих, надо еще п-п-поглядеть, кто первый пропал. В-четвертых, у т-т-тебя не т-т-тот возраст, чтобы заниматься в-в-всем этим.
НЬЕВЕС. Особенность негров и китайцев – мы не стареем. Так что пусть твоя мама еще поморщит лоб, пытаясь сосватать тебе какую-нибудь блондинку. Передай ей, что я могу подбросить пару-тройку туристочек, которым улыбается трахнуться с тобой под пальмой, а потом они тебя увезут с собой. Твоей маме от них будет доставаться куча женских трусов. Поглядим, что она тогда скажет обо мне.
Монги улыбается, делает знак друзьям, что пора продолжить путь. Негритянка веселится, видя, как они катят колеса.
МОНГИ. Я убедил их с-с-скататься н-н-на остров.
НЬЕВЕС (искоса глядя на него). Пешком, вплавь или на веслах? Малыш, и какое звание ты на этом хочешь заработать? Того, кому жить надоело? Ладно, я приглашаю вас позавтракать.
МОНГИ. А что д-д-делать с колесами?
НЬЕВЕС. Проглотите или засуньте себе в задницу.
Затемнение.
Натура. Утро. Позже» Общий план. Они входят в наполовину разрушенное и пустое здание с кариатидами. Ньевес ведет их в свое пристанище. Она ковыряется в висячем замке, потом идет к другой двери и пинком раскрывает ее.
НЬЕВЕС (удовлетворенно). Видишь, Монги, все в жизни приходит. Вот я и нелегальный владелец дворца, почти что Нефертити. Получила комнату, потом еще одну; когда умерла жившая здесь старуха, я влезла, сорвав печати комитета Городской Реформы. Будьте так добры, оставьте свои колеса в коридоре. Я еще не обставилась как следует. Закрой глаза. Вентилятор на стойке, три в одном: аудиосистема «Айва», цветной телевизор, видео, тарелка, чтобы ловить вражеские каналы, но, черт бы их побрал, они глушат их, еще есть холодильник. Я провела электричество из соседнего дома, протащила кабель не знаю какой длины… Ведь это не бред?
Монги ошеломлен. Из больших окон виден океан. Вид точно в кино. Обстановка эклектична. Старая мебель пятидесятых годов, в основном из пластика. На одном из столов – рамка в виде книжки с двумя фотографиями: Монги в детстве и Ньевес в пионерской форме. Пока Ньевес готовит завтрак, Монги рассматривает фотографии.
НЬЕВЕС (замечая, что Монги нашел фото). «Иваново детство»[184] с «Черной куклой».[185] Эту фотографию я стащила у твоей матери.
Затемнение.
Завтрак закончился. В соседней комнате отдыхают, развалившись на полу, Самуэль и Андро. Первый проверяет кинокамеру, второй созерцает пятна на потолке и стенах.
