— Почему они думают, что ты пыталась их убить?
Новенькая пожимает плечами.
— Ты знаешь, какими ненормальными бывают родители.
Она права. Я знаю.
— У моей мамы рак и папа... он очень уставал от того, что работал на двух работах. Я просто пыталась помочь и приготовить ему ужин, но мне никогда не разрешали подходить к плите. Поэтому они разозлились. Я случайно оставила газ включенным.
Ей не разрешали подходить к плите? Мама научила меня пользоваться ей, когда мне было три.
— Они буквально душили меня. Мне нельзя было смотреть телевизор, пить газировку, у меня не было телефона или странички на фейсбуке. Ничего. Они даже не разрешали мне ходить в школу, говорили, что это слишком опасно. Даже здесь у меня больше свободы.
Наверно, это тяжело, когда твои родители — надзиратели. Но я все еще не видела в этом такой большой проблемы.
— Что не так с твоей мамой? — спрашивает она, заправляя свои простыни.
— С чего ты взяла, что с ней что-то не так?
— Ты говоришь о ней.
— Нет, не говорю.
— Говоришь. Иногда. Во сне.
У меня снова кошмары? Когда они начались?
— Она выпивает? — спрашивает она.
— С чего ты взяла это?
— Я не знаю. У многих девочек... у их родителей такие проблемы.
Я смотрю на нее холодным взглядом. Мама не такая как остальные родители. Она не принимает наркотики, а пила она только из-за Рея. Это он виноват.
— Она не пьяница, — отрезаю я. — Она просто... иногда забывает принимать свои таблетки. А что не так с твоими родителями?
Новенькая вздыхает и выключает свет.
— Они идеальны, в отличие от меня.
Из записей Доктора Джин-Йи Денг
Психиатра больницы Беллвью, Нью-Йорк
Мы перепроверили записи, чтобы убедиться, что отец Мэри действительно скончался еще до ее рождения. Ее мать подтвердила, что Мэри знала об этом и никогда не видела фотографий или видео с ним.
Когда Мэри напомнили о кончине отца, она отреагировала с сомнением и некоторым легкомыслием, заявив: «Мой настоящий папа придет за мной. Вот увидите».
Мама вне себя от злости. Я замечаю это сразу, как только захожу в комнату для встреч. Она на неделю раньше. Не похоже на нее. Держусь от нее на расстоянии и стараюсь не отходить далеко от двери.
— Что ты задумала, дитя! Что на тебя нашло? — выплевывает она, положив руки на бедра, ее голос полон негодования. — Я же просила не поднимать на свет старую грязь!
Сегодня ее церковный наряд отличается от остальных. Он темно-серый, дополненный черными туфлями и одной из черных шляпок с вуалью, напоминающей птичью клетку. Она выглядит так, будто работает в похоронном бюро.
— Мне сказали, что ты наняла какого-то адвоката! Зачем? — спрашивает она.
Мы стоим молча, не отводя друг с друга глаз.
— Отвечай мне, юная леди! Для чего тебе нужен этот адвокат, и почему мне не сообщили об этом? Ты не можешь просто... сбегать и делать, что взбредет на ум. Ты не можешь сама принимать никаких решений! Ты всего лишь ребенок!
Может, я все еще сплю, и это всего лишь сон. Может, мама снова бросила принимать свои таблетки, и у нее галлюцинации. Может, у нее болезнь Альцгеймера, и ей место на пятом этаже. Должно быть, дело в этом. Это единственное объяснение ее абсолютнейшей слепоты. Я перестала быть ребенком шесть лет назад.
— Мама. Я БЕРЕМЕННА.
Я говорю это спокойно и медленно, чтобы она поняла, но мама смотрит на меня так, будто я сказала самую большую глупость на свете. Таким же взглядом она смотрела на меня, когда я пыталась рассказать ей, что Рей приходит в мою комнату по ночам.
— Ладно. Раз ты такая взрослая, что тебе больше не нужна мамочка. Ладно. Просто прекрасно!
Она ворчит себе под нос, надевая пальто.
— Я не обязана мириться с таким нахальством. Ни за что.
Могу лишь стоять на месте, как дурочка, лишенная дара речи и шокированная. Поверить не могу, что у нее хватает смелости злиться на меня!
Она закидывает на плечо шарф и останавливается, чтобы взглянуть на меня напоследок.
— Блажен тот, кто, перенеся испытание, выдержит его до конца, — произносит она, подняв палец, — он получит венец жизни, который Бог обещал всем, любящем Его.
А потом она вылетает из комнаты, настолько злая, что может извергать языки пламени. Это был самый короткий ее визит в истории.
10 глава
Новенькая спит, как и все остальные в этом доме. Это единственное время, когда здесь царит тишина. Бесконечная небесная тьма медленно превращается в темно-синее море. Сейчас где-то около шести. Я знаю это, потому что уже восьмой день подряд наблюдаю за рассветом. Уже восьмую ночь подряд не сплю. Уже восьмой день подряд, в это самое время, мое тело подсказывает мне две вещи: мне нужно сходить по маленькому и попить.
Закончив с туалетом, я на цыпочках спускаюсь вниз по лестнице. Я делаю все, чтобы не нарушать хрупкий утренний мир, все, чтобы не разбудить монстров.
Но низкий голос, эхом раздающийся в гостиной, заставляет меня остановиться на нижней ступени. Я чувствую, как ужас змеится в моем животе, неподалеку от Боба՜.
— Привет, папочка! Алло? Алло, пап? Это я, Келли.
Естественно, у Келли есть отец, но слышать, как она разговаривает с ним, непривычно. Это делает ее живым человеком, а она кажется слишком большим злом, чтобы оказывать ей такую честь.
— Я знаю, что сейчас очень рано, но у меня больше нет времени, чтобы поговорить с тобой. Эти девчонки всегда крутятся рядом. Они всегда суют свой нос в мои дела, пап.
Ее голос такой невинный, такой непохожий на нее. Я спускаюсь еще на несколько ступеней, прижимаюсь к стене и вижу, как она свернулась калачиком в кресле мисс Штейн. Она воспользовалась домашним телефоном, который нам не позволяется брать без разрешения.
— Папочка, я, правда, думаю... О! Ничего, честно. Я просто позвонила, чтобы убедиться, что ты придешь навестить меня в воскресенье. Мне нужно сходить... что? Почему ты не сказал мне? И когда ты вернешься? Четыре недели! А как же Новый год? Нет, ты говорил, что придешь и приведешь с собой Джинджер... ну, может, если ты поговоришь с мисс Штейн, она разрешит... ух, да, я знаю, пап. Но мы не обязаны говорить мистеру... что? Да, ПАП, я их принимаю. Нет, не звони ей! Я принимаю их каждое утро, как и обещала.
Таблетки! Она принимает таблетки? Какие? Они похожи на те, что принимала мама?
— Но ты можешь просто... сколько еще мне нужно оставаться здесь? — умоляющим голосом спрашивает она. — Ты говорил, что это ненадолго. Да, папочка, не надо... ладно... ладно, хорошо! Ладно? Ты можешь хотя бы прийти ко мне перед отъездом?
Я немного наклоняюсь, но моя нога соскальзывает и приземляется на следующую ступеньку с глухим стуком. Черт! Пячусь назад, пытаясь затаиться, но уже слишком поздно. Келли замечает меня и быстро вешает трубку. Меня поймали с поличным, притворяться дурочкой нет смысла. Мы смотрим друг на друга, ее глаза прищурены от ярости, а рука все еще сжимает телефонную трубку. Своим шпионажем я дала ей еще один повод, чтобы убить меня. Мне слишком страшно, чтобы пошевелиться. Я стала слишком неповоротливой, чтобы бежать. Снова в ловушке.
Если я позволю ей убить себя, мои страдания будут окончены. Но Боб...
Она встает в полной боевой готовности, но в этот самый момент из ванны выходит мисс Риба в своих ночных трениках. Она зевает, прежде чем заметить нас обоих.
— Что вы задумали? — рявкает она.
Келли даже не смотрит в ее сторону. Она постукивает костяшками своих пальцев по бедрам, затем пожимает плечами.
— Ничего. Завтрак готовим, — говорит она, возвращая своему голосу привычные интонации, и направляется на кухню. Мисс Риба переводит взгляд на меня, приподняв бровь, и я возвращаюсь в свою комнату. Я спасена, но только на этот раз.
