— Это он вам сказал?
— Да, сказал, что ты согласился писать для него фельетон. Как обычно, выразил уверенность, что фельетон будет «по большому счету». Почему он в тебя так верит?
— А вы, Ирина Сергеевна, верите в меня? — спросил Игорь.
— Не задумывалась об этом, — сказала Ирина. Она взглянула на часы и поднялась. — Надо пойти пообедать. Пойдем вместе?
Игорь вспомнил, что у него в кармане только пятнадцать рублей, и отказался.
— Я недавно завтракал, — сказал он и подал Лесковой пальто.
Из редакции они вышли вместе.
— Я жду очерк, — сказала Ирина, прощаясь.
— Ну и ты написал ей этот очерк? — спросил Сергей.
— В тот же день, — сказал Игорь. — Я пришел домой и сразу сел писать. Торопился закончить его к восьми, потому что надо было идти к Купавину. Сочинять ему фельетон мне не хотелось. Но что-то надо было делать.
— Ты писал в очерке, как вы жалели, что не получили премию? — спросил Сергей.
— Совсем нет. Честное слово, мы об этом не жалели. Мы только радовались, что этот «Фленсбург» был уже на плаву, когда мы вернулись к Родшеру. «Смелый» стоял у него под бортом и откачивал воду из трюмов. У «Смелого» очень мощные помпы. Мы подошли, помогли откачать воду и заделать пробоины. О премии вспомнили только на обратном пути. Вспомнил второй помощник — он присмотрел себе в универмаге макинтош за две с половиной, и у него не хватало на этот макинтош денег... Отвези меня домой, Сережа. Что-то я устал от твоей кислятины. — Игорь щелкнул ногтем по пустой бутылке. — А завтра у нас с утра выход на Беломорск. Надоело таскать эти баржи... Скорей бы в Арктику.
— Недолго осталось, — сказал Сергей. — Июль кончается.
5
… Наступил август. «Сахалин» уже не работал, готовясь к арктическому плаванию. Старпому пришлось вылезти из каюты, чтобы получать имущество и продукты. Игорь ничем не мог ему помочь. На каждом складе требовалось личное присутствие старпома, на каждой бумажке — его подпись. Григорий Ильич кряхтел, ругался как биндюжник и пил пива в полтора раза больше, чем раньше. Однажды капитан вернулся из штаба отряда в наимрачнейшем состоянии. Он ни за что разбранил вахтенного и, отдуваясь, поднялся на мостик.
— Что случилось? — спросил Игорь, разбиравший в рубке путевые карты.
— Дайте-ка бинокль, — сердито сказал капитан. Лавр Семенович приставил к глазам бинокль и долго смотрел на рейд, пожевывая губами.
— Да, хлебнем мы с вами горюшка... — сказал он, положив бинокль на штурманский стол.
— Что такое? — не понял Игорь.
— Повесили нам на хвост этого обормота, — сказал капитан и еще раз посмотрел в бинокль на рейд.
— Какого?
— Один у нас обормот, — сказал Лавр Семенович и указал рукой на землесос. — Вот он стоит, красуется... Капитан порта отказывался его в море выпускать, да наш начальник уговорил. На условии, что там все будет законвертовано, а команда перейдет на буксир. Выбрали для этого дела «Сахалин» — как образцовое судно. Ах, черт, — Лавр Семенович почесал себе висок, — надо было мне хоть пару фитилей получить от начальства... Сходите туда, Игорь Петрович. Познакомьтесь с его капитаном.
— Я его знаю, — сказал Игорь.
— За бутылкой, должно быть, познакомились? — недоверчиво посмотрел на него капитан.
— В одном году мореходку кончали.
— Ах, так... Это серьезнее. Как он, ничего человечек?
— Первый класс регистра.
— Ну-ну... Хоть поможет нам в плавании.
Лавр Семенович сцепил руки за спиной. Игорь сложил карты по порядку номеров и свернул их в рулон. Походив по рубке, капитан немного успокоился и примирился с судьбой.
— Одно приятно в этом положении, — сказал Лавр Семенович. — Плавание у нас будет автономное. Во всяком случае до Диксона. А там, бог даст, оставим этого обормота. Не погонят же нас с ним во льды...
— А когда выход, неизвестно? — спросил Игорь.
— Послезавтра в ночь, — вы пока молчите. Завтра объявим.
Капитан еще походил по рубке, сказал:
— Скажите старпому, чтобы он распорядился насчет жилья для девяти человек. Сколько у них комсостава, я забыл?
— Командир, механик и электромеханик, — напомнил Игорь.
— Командиру дадим отдельную каюту. Механика и электромеханика разместим вдвоем. Остальных — где есть свободные койки.
— Я передам старпому.
— С картами все в порядке?
— Да. Весь комплект полностью...
Утром «Сахалин» отошел от дебаркадера и стал бортом к землесосу. Улыбающийся Сергей Огурцов забрался на мостик «Сахалина», познакомился с сердитым Лавром Семеновичем, потрепал Игоря по плечу.
— Значит, потащишь меня? Удачно получилось.
— Нам в этой ситуации радости мало, — сказал Игорь.
— Не грусти. Моя посуда добрая, не перевернется.
— Каким ходом вас сюда тащили? — спросил Лавр Семенович.
— Узлов шесть-семь, — сказал Сергей. — Больше не выходило.
— Похоронная процессия, — проворчал Лавр Семенович и спустился с мостика.
— Зато самостоятельное плавание! — крикнул Сергей ему вдогонку.
— Старпом подобрал твоей команде жилплощадь, — сказал Игорь. — Сейчас будете перебираться?
— Нет, завтра с утра. Сейчас пусть народ дырки затыкает. К нам сегодня инспекция Регистра придет конвертовку проверять. Пойду послежу...
Сергей ушел к себе, а Игорь, наведя порядок в рубке, спустился в каюту.
Следующим утром команда землесоса перебралась на буксир. Сразу стало люднее, веселее и суматошнее. После обеда капитан отпустил Игоря, и он с Сергеем поехал в город. Походили по магазинам, купили бритвенные лезвия, сигареты, одеколон, носочки...
— Как твой старпом в море без пива обходиться будет? — спросил Сергей.
— У него стоит ящик в каюте, — ответил Игорь. В каюте у старпома действительно стоял ящик с пивом.
— Надолго ли ему ящика хватит?
— На квас перейдет...
Зашли на почту. Писем не было ни тому ни другому. Игорь написал записку на одной стороне листка: «Сегодня в ночь мы уходим. Потянем на буксире землесос Сережки Огурцова. Мореходность у него (у землесоса, конечно, а не у Сережки) ничтожная. Если нас прихватит ветерком, один морской бог знает, что будет. Желай мне безветренной погоды. Напишу тебе из Диксона недельки через две. Целую твои четыре лапы. Игорь».
Он подрисовал внизу чертика со скучной физиономией и запечатал записку в конверт.
— Пойдем, брат, — сказал он Сергею, бросив письмо в ящик.
Они вышли на улицу. Жарко сияло солнце. Трамваи дребезжали звонками настойчиво и раздраженно, потому что люди пересекали улицу, как им заблагорассудится, не обращая на них внимания. В ворота городского сада текли нарядные пары.
— Почему-то я вдруг уверился, что мы благополучно доберемся до самого Тикси, — сказал Сергей. — Мне очень весело. Захотелось даже подхватить девочку и прогуляться по набережной. Посмотри, вот идут две хорошенькие.
— Очень жарко, — сказал Игорь. — Надо где-нибудь выпить лимонаду.
— С этими влюбленными никогда не проведешь время по-человечески, — засмеялся Сергей. — Хорошо, пойдем пить лимонад. Или помянем двинскую жизнь стаканом доброго вина? — спросил он.
— Можно и так. В ресторацию пойдем?
— А ну ее! Найдем закусочную попроще.
Отыскав такую закусочную, они заняли столик в углу у окна и заказали бутылку шампанского.
— Вкус у тебя, как у первого лорда Адмиралтейства, — вздохнул Игорь. — Взяли бы портвейна, как люди...
— У меня ритуал, — объяснил Сергей. — Я прощаюсь всегда с шампанским. От портвейнов, между прочим, печень портится. А этому Купавину ты написал фельетон?
— Написал. Я в тот день пришел к нему вечером, мы часа два посидели, он рассказал, что ему надо... Потом к его жене в гости пришла Ирина. Татьяна стала чаишко собирать, а я показал Ирине очерк... Она ведь для меня до того дня была только редактором...
Сергей налил шампанского. Они медленно пили шипящее, колкое вино.
Вспомнилась купавинская комната с большим столом посередине. На диване сидит Ирина. Игорь смотрит, как она читает его очерк... Оказалось, что у Лесковой идеальный античный профиль. Она даже напомнила ему какую-то статую из Эрмитажа. Опустив глаза ниже, Игорь выяснил, что у Ирины есть полные покатые плечи, грудь, красивые длинные ноги с круглыми коленями. Ничего этого он раньше не видел. А теперь он видел немного больше, чем надо. От этого чаще забилось сердце.
Не отрываясь от чтения, Ирина сказала:
— Не смотри на меня так пристально. Не думай, что я только и хочу, что загубить в тебе литератора.
Игорь сказал:
— Я и не думаю.
Лескова повернула к нему голову:
— В таком случае это еще более неуместно.
Улыбнувшись леонардовской улыбкой, она стала читать дальше. Перевернув последнюю страницу, Ирина сказала:
