За моей спиной слышатся голоса.
— Ну какой он, какой он из себя, этот Щепетильников?
— Да ты его знаешь: высокий такой, со светлыми волосами. Он недавно постригся, и теперь у него уши топорщатся.
— Он с нашего курса?
— Со второго потока. У нас с ними в понедельник и четверг лекции вместе. Неужели не помнишь: Антон зовут, он еще пишет левой рукой и ручку смешно держит.
— Это не тот, который в баскетбол играет и картавит немного?
— Ну да, он! Теперь вспомнила?
— Конечно вспомнила! Ты бы мне сразу сказала, что это парень из институтской сборной. Наши девчонки ни одной их игры не пропускают, а когда он на площадку выходит, визжат как сумасшедшие. Один раз с ними пошла, так с середины игры умотала — они там такой дурдом устроили!
— А с кем тогда наши играли?
— Не помню, кажется, с МАИ.
— Да что ты! Это же фантастический матч был! Щепетильников со средней линии два мяча забросил.
— Ну и что, все равно наши проиграли.
— Да-а-а, мы ужасно тогда расстроились… Что поделать, защита у наших слабовата. Слушай, а если мы в центре ничего не найдем, тогда придется на рынок ехать?
— Найдем, не сомневайся. Я на прошлой неделе такие в ЦУМе видела. И чего, дура, сразу не купила. На рынке какое-нибудь говно подсунут, лучше даже не рисковать.
— Представляешь, сегодня Ефремова в институт вся в соплях пришла. У нее в автобусе кошелек с документами из сумки вытащили. Там еще стипендия для троих человек была. Она тем, кто в общежитии живет, выдать не успела.
— Кошмар!
— Я теперь на рынок вообще боюсь ходить. Куда ни посмотришь, у всех физиономии подозрительные! Это что, Моссельмаш? Может, в Останкино выйдем, а дальше на автобусе? Так быстрее получится.
— Нет, поехали до Ленинградского, не хочется на остановке стоять. Смотри, на улице опять снег пошел.
— Как крупа. А знаешь, ведь Щепетильников родом из Франции. Он коренной парижанин, родился там, когда его мать преподавателем в универе работала. У него настоящее имя — Антуан.
— Не может быть! Его бы тогда к нашему институту и близко не подпустили. У нас же первый отдел за этим строго следит!
— Ну, видимо, друзья отца помогли. Отец-то у него — генерал.
— Откуда ты все про него знаешь?
— Ну, не все… А то, что француз, так я его паспорт видела — фиолетовый такой, с гербом.
— Интересно… А где отец был, когда они с матерью во Франции жили? Я не думаю, что наши генералы по Парижу, как у себя дома, расхаживают.
— Не знаю. Мой-то батон всю жизнь на заводе проработал. Ему после смены стакан — лучше всяких Парижей.
— Я, кажется, отца Антона один раз видела — он в общежитие приезжал. Правда, одет был во все гражданское. А может, это и не отец был. Высокий такой, волосы тоже светлые, голос как труба. Курил на кухне, пока Антона дожидался. Не знал, что тот в Ташкент уехал.
Сутулясь, я встаю со своего места и сквозь толпу старушек из НАТИ протискиваюсь к раздвижным дверям в тамбур, чтобы ускользнуть в соседний вагон. Там едут горнолыжники. Цепляясь за их снаряжение, я пробираюсь к свободному месту на одной лавке с дремлющим мужчиной в подпоясанной офицерским ремнем дубленке. Удобно устраиваюсь у окна. Сидящая напротив меня девушка, не отрываясь, смотрит в окно на пробегающие чередой дома и деревья. Мне немного странно видеть ее здесь, в колышущейся на рельсах электричке, ведь до этого ее всегда окружала застывшая под куполом читального зала тишина, которую время от времени нарушали работники абонемента, осторожно вышагивающие по железным лестницам книгохранилища. В том числе там звучали и ее шаги.
— Выходной? — спрашиваю я, выбирая самую нейтральную из возможных нелепиц.
Она поворачивается.
— Да. А я тебя, кажется, знаю. Ты с третьего курса? Имя не помню, а вот факультет — «Техническая кибернетика». Верно?
— Точно! Я — Антон. А тебя как зовут?
— Ой, я думала, весь институт мое имя знает… Наташа.
Так у нас завязывается разговор. Крайне непринужденный. Мы, мужчины, иногда позволяем себе разговориться с малознакомыми людьми, не имея на то достаточных причин. Девушки подобным образом поступают реже, потому что они существа практичные. Но так как у меня на лбу красноречиво написано, что во внутреннем кармане моего пиджака лежат два билета на вечерний сеанс в кинотеатр «Художественный», у Наташи есть все основания поддержать нашу беседу.
В данный момент на моих часах около двух. Даже если она, как и те две сплетницы, направляется за покупками куда-нибудь в Лужники, у нее достаточно времени, чтобы устроить все свои дела, а потом приехать на Новый Арбат, где мы и встретимся. Посмотрим фильм, поедим мороженого, а на следующий день я обязательно зайду в библиотеку, чтобы, поднося к ее высочайшему столу незначительный формулярчик, обменяться улыбками и почувствовать себя по-новому, потому что в моем воображении возникнет уютный кинозал со зрителями, среди которых будут пары друзей, любовников, братья и сестры, родители с детьми, коллеги, просто одиночки, и в виде особой категории — мы двое. Я обожаю маленькие тайны. Большие, к сожалению, пока закончились.
Теперь, раз уж я решил ее пригласить, нужно выбрать удобный момент в разговоре, иначе она откажется из-за какого-нибудь пустяка, например из вежливости. Придя к такому выводу, я вдруг замолкаю. Наташа снова смотрит сквозь неопрятное стекло, подбрасывая на ладони помпон от шапки. Проезжаем Останкино. Я собираюсь с духом и говорю про билеты в кино. Тут дремлющий сосед начинает валиться на меня всем телом, приговаривая во сне: «Согласна, согласна». Наташа смеется и замечает:
— Боже мой, ему снится, что он женщина.
— Ага, — поддакиваю я. — Во сне его выдают замуж.
— Извини, — говорит она. — А как называется фильм?
— «Основной инстинкт».
Она принимает мое предложение. Убрав со щеки прядь каштановых волос, предупреждает: «Только мне сначала нужно зайти в магазин на „Белорусской“, а потом я свободна. Пойдем вместе, если хочешь, это ненадолго».
У магазина происходит занятная сцена. Временно я недолюбливаю магазины и стараюсь их избегать. Поэтому я не стал заходить, а ждал Наташу около входа, укрывшись от непогоды под козырьком с рекламными надписями. Вокруг ветер подхватывал сухой снег и бросал его пригоршнями в прохожих, играя в свою зимнюю игру. Немного доставалось и мне. Я повернулся к улице спиной и через пожелтелое стекло разглядывал подбирающихся к выходу посетителей. Они опасливо поглядывали наружу и не задерживали внимание на фигуре привратника с втянутой в плечи головой. Неожиданно я обнаружил в толпе знакомого человека.
Я ее сразу узнал. Тут уместен вопрос: «Ну, кого ты на этот-то раз встретил?» Отсылка почти на два года назад: поезд, соседнее купе, принцесса с одиннадцатого места. Несмотря на то что она надвинула на лоб пышную меховую шапку с ушами и козырьком, закрывшими половину ее лица, я успел отметить немного усилившуюся остроту скул и вспомнить свое поездное волнение. Когда она вышла, уткнув подбородок в мех, я шагнул навстречу и выпалил:
— Вот так встреча!
— Разве мы знакомы? — спросила она, пытаясь обойти меня боком и сталкиваясь с вытекающей из дверей толпой.
— Наполовину, — ответил я и на ходу принялся объяснять, какой сюжет только что воспроизвела моя фабрика воспоминаний. И что же, я оказался прав! Это была она, железнодорожная принцесса! Ее лицо выразило удивление. Она замедлила шаг, потом совсем остановилась.
«Вот это у тебя память! Я, вообще-то, ездила этим поездом всего один раз, — сказала она, глядя не на меня, а будто смотря в тот самый день, в который прежде окунулся воспоминанием я. — Меня вызвал отец. Ни разу его не видела, и вдруг он прислал письмо с фотографией и попросил приехать. Так я и оказалась в том вагоне. Ты ночью вышел? Я чуть не проспала свою остановку в четыре утра — проводница перепутала билеты в нашем отделении. Пришлось прыгать на ходу. Проводница кричала, хватала меня за руку, но побоялась рвануть стоп-кран — за вывалившуюся из вагона пассажирку ее бы по головке не погладили. Я оттолкнула ее и прыгнула. Хорошо, что успела на край платформы, а то бы все ноги переломала».
Я поинтересовался, как ее зовут. «Аня. Я тебе номер домашнего телефона оставлю. Вот, держи. Мне сейчас бежать надо. Ты звони. Пока!» Она помчалась вперед, а я, чертыхаясь, назад. Что за спешка получается накануне воскресного дня! Надо остановиться, купить пару мороженого, а не носиться, как ошпаренный ветром. Ага, вот мороженое с орехами. Что же, есть у меня на орехи! Я ведь тут не один, меня за углом девушка дожидается, и крупинки снега норовят скатиться с шапки прямо ей на нос, но так как он у нее маленький, они падают то на воротник, то на рукавичку, которую она поднесла к лицу, чтобы защититься от колючего ветра.
