— С ним давно пора кончать. Только действуй осмотрительно. Я не сообщил тебе еще одну неприятную новость. Суд приговорил руководителей и активных участников восстания к смертной казни или к пожизненной каторге. Сая Сана скоро казнят.
Тхун Ин сразу подумал об отце. Что ждет его? Смерть? Каторга? В памяти всплыли лица Ко Хла Сауна, Ко Шве Чо, Ко Нан Чо. К ним он не испытывал особой жалости. Они оказались в тюрьме по собственной глупости. Разве он не убеждал их продолжать борьбу и не верить посулам англичан?! Но они поверили лживым проповедям пресловутой миссии, испугались трудностей борьбы. Их привела в тюрьму трусость, и теперь им грозит либо смерть, либо пожизненная каторга. Не лучше ли погибнуть в бою свободным, чем заживо гнить в тюрьме!
Ко Пу Сейн отправился в поле, а Тхун Ин остался в сторожке, дожидаться наступления темноты. Он решил все-таки повидаться с родными. Остаток дня казался ему вечностью — его мучили бездействие и томительно медленное течение времени. Наконец появился Ко Пу Сейн с тяжелой корзиной овощей.
— Ну, я пошел. Еще раз прошу тебя: будь осторожен. Полиция снова зашевелилась. На днях в деревне Поута обшарили все дома, — предупредил он своего друга. Потом, взвалив на плечи тяжелую ношу, медленно зашагал в сторону деревни.
Полицейские действительно не дремали. Они продолжали совершать набеги на деревни, отнимали у крестьян рис, кур, свиней, требовали водки, издевались над ними самым изощренным образом. Все это делалось с ведома и при полном попустительстве колониальных властей. Англичане намеренно держали крестьян в постоянном страхе, а крестьянам, конечно, было невдомек, что за спиной бирманских полицейских, солдат и чиновников стоят англичане, более всего на свете боявшиеся единства бирманского народа.
Вскоре после ухода Ко Пу Сейна наступили сумерки. В деревню Тхун Ин направился кратчайшим путем по знакомой лесной тропинке. Дождавшись, когда в соседних домах погасли огни, никем не замеченный, он подошел к своему дому. В одном из окон светился слабый огонек.
— Эй Хмьин! — позвал он тихо. Дверь сразу же открыли. Тхун Ин поспешно шагнул внутрь.
— Что произошло? — нетерпеливо спросил он вместо приветствия.
Мать смотрела на него полными слез глазами.
— Схватили нас и стали допрашивать. Хотели узнать, где ты скрываешься.
— Мерзавцы! Вы-то тут при чем, — сказал Тхун Ин с ненавистью.
— При том, что власть у них, а ты им не подчиняешься. Смирись, сынок. Пока ты не сдашь винтовку, нам не будет покоя. Они сказали, что, если ты покаешься, и отца отпустят, и тебя не тронут.
— И ты им поверила? Ко Нан Чо и Ко Шве Чо послушались их уговоров и где они очутились? Отца они тоже не выпустят. Я этих подлецов знаю и с повинной к ним не пойду. Лучше я погибну, чем встану перед ними на колени.
— Пожалел бы ты хоть нас. Нас ведь снова арестуют. Спасибо Ко Чо Ва. Если бы он не вступился, не увиделись бы мы сегодня, — причитала мать Тхун Ина.
— Что ты говоришь, мама! Этот Ко Чо Ва последний негодяй. Все это он подстроил, чтобы отомстить нам. Он и подкупил полицейских. Его убить надо, а ты его еще за что-то благодаришь.
— Нет, сынок, ты не прав. Нас выпустили, потому что он просил об этом инспектора полиции.
— Ничего вы не знаете, мама… — начала было Эй Хмьин и осеклась.
— В чем дело, Эй Хмьин, — обернулся к ней Тхун Ин, поняв, что от него что-то скрывают. Лоун Тин опять разрыдалась.
— Нас привели в дом Ко Чо Ва и заперли в разных комнатах. — Эй Хмьин говорила тихо, запинаясь на каждом слове. — Инспектор полиции всю ночь не оставлял в покое Лоун Тин…
— Ах, подлецы! Уж этого я им никогда не прощу! — процедил сквозь зубы Тхун Ин и так сжал кулаки, что захрустели пальцы.
— Вот такие-то дела, сынок. Ты отказываешься сдать винтовку. А ведь не известно еще, что они придумают в следующий раз, — произнесла мать с тяжелым вздохом.
— Замолчи! — впервые в жизни крикнул на мать Тхун Ин. Затем он поднялся, взял винтовку, стоящую у двери, и, не проронив больше ни слова, удалился.
— Зачем ты рассказала ему об этом! — обратилась к невестке До Ин Нвей.
— А вправе ли мы скрывать от него это! Зачем вы говорили ему какую-то ерунду? Пусть он знает, что во всех наших страданиях повинны Ко Чо Ва и его любовница.
— Что ты мелешь?! При чем здесь Твей Мей? Зачем наговаривать на хорошего человека? — удивилась мать.
— Что можно сделать, если вы такая доверчивая. Не будь я беременна, я своими руками придушила бы эту змею. Она не может простить Тхун Ину, что он не на ней, а на мне женился.
— Можешь говорить что угодно, все равно я тебе не поверю.
— Как хотите. Это ваше дело, — рассердилась на свекровь Эй Хмьин и ушла в другую комнату, где на постели вся в слезах лежала Лоун Тин.
К вечеру у Эй Хмьин начались схватки.
XXI
Несчастье, постигшее Лоун Тин, придало Тхун Ину новые силы. Убежденный в своей правоте, он твердо решил до конца дней не выпускать из рук винтовку. Первой своей жертвой он выбрал Ко Чо Ва. Он долго охотился за ним, но тот, учуяв опасность, все время ускользал от возмездия. Однако Тхун Ин не падал духом и терпеливо ждал подходящего случая.
Прошло дней десять, прежде чем он снова решился навестить своих. Дома его ждал сын.
— Сынок мой, мальчик мой милый, — говорил он, прижимая к сердцу маленький теплый комочек. Давно Эй Хмьин не испытывала такого счастья, как в этот момент.
— Ты доволен, что у нас сын? — бесконечное число раз спрашивала она Тхун Ина.
— Еще бы! — отвечал он, глядя на нее счастливыми глазами.
— Может быть, ты останешься с нами? — робко спросила она. — Мы бы зажили спокойно и счастливо.
Лицо Тхун Ина сразу стало угрюмым.
— Подумай, Тхун Ин. Нам без тебя очень тяжело. Да и сам ты как зверь скитаешься по лесам.
— Ты веришь, что меня оставят на воле, если я сдамся властям? — спросил он с ухмылкой.
— Но они же обещали тебя не трогать. Сказали, что даже отца выпустят, — горячо убеждала его Эй Хмьин.
— И ты принимаешь их обещания за чистую монету? Неужели тебе не понятно, что они готовы пойти на любой обман, чтобы только изловить меня?
— Говорят, Ко Хла Сауна уже выпустили. Скоро и Ко Нан Чо домой вернется. Так что и тебя, если ты сам придешь, отпустят.
— Нет, Эй Хмьин, никуда я добровольно не пойду, — сказал он, резко мотнув головой.
— Что ж, так всю жизнь и проведешь в лесах? — в отчаянии спросила она.
— Да, всю жизнь. Но на коленях перед ними ползать не стану. И больше я на эту тему разговаривать не хочу, — решительно сказал Тхун Ин.
Он держал на руках своего первенца, любуясь его нежным личиком, и сердце его разрывалось от жалости к этому родному, маленькому обездоленному существу и к себе. И он подумал, что ему, может быть, никогда не придется увидеть, как растет его сын.
Перед рассветом Тхун Ин ушел. Каждый раз, оказавшись в лесу, он старался освободиться от мыслей о тех, кто оставался за порогом родного дома. На сей раз ему это сделать не удалось. Он все еще ощущал на груди тепло ребенка. Он многократно повторял про себя: «Сынок, сыночек…» — и чувствовал, как это нежное тепло проникает в него и расплавляет его стальную волю. «Так всю жизнь и проведешь в лесах?» — вспомнил он слова Эй Хмьин и внезапно отчетливо осознал, что ему совершенно не на что надеяться. Восстание разгромлено. Не сегодня-завтра Сая Сана поведут на виселицу. Путь к дому, сыну, жене лежал только через полицейский участок. Но скорее всего это был путь на каторгу или даже на виселицу.
Под утро он добрался до своей сторожки, бросил на пол винтовку и в изнеможении опустился на циновку. Теперь его одолевали сомнения, но чем больше он размышлял, тем тверже было его решение не уподобляться тем, кто струсил. Нет, он не мог сдаться. Это было бы для него позором. «Мой сын будет сыном труса, — с отчаянием думал он. — Мой позор будет и его позором. Придет время, когда весь народ с оружием в руках поднимется против англичан. Я хочу, чтобы в первых рядах борцов за свободу находился мой сын. Нет, я не дамся им живым». Тхун Ин решительно поднялся и взял винтовку, вставил обойму. «Разве мне хватит этих патронов, чтобы рассчитаться с врагами?» — с грустью подумал он.
