Застыла комета, увидев кого-то.
И хлопнули тявко <так! — Н. Б., И. Л. > бичи пулемета,
По крышам запрыгали градины пуль,
И быстро промчался куда-то патруль...
И капля по капле толпа притекала
По темным проулкам седого квартала
И стала смотреть, как ее увезли,
Ее, заплатившую счеты земли.
И снова все стихло, и только комета
Искала у черного неба ответа
И слала на звезды свой светлый поток
Да ухнул на Сене моторный гудок.
* *
*
Я опять вернулся в Париж,
Как к новой любовнице,
Покинув старую.
Снова грезишь, по-прежнему горишь,
Хоть и не быть бесплодной смоковнице
Пышной чинарою.
Новизны еще нет в помине,
Хотя нету и старости,
В том, что брошено…
И сильнее пленяет, вдвойне,
Все, что сердцем в злой ярости
Было скошено.
[ Но как ] Он в новой любви есть всегда,
привкус старого надоевшего
[ Хотя превосходного ] И безысходного!
Так и в тебе, мой город-звезда,
Слишком много перегоревшего,
[Хотя] Но всегда превосходного.
Что ж? Я знаю — любовниц нет,
Все они лишь одна любовница,
Та же все в сущности,
Но есть новый любовный бред —
И плоды принесет смоковница
Невиданной тучности.
Примечания
Издание третьей книги Петра Потемкина в свое время не состоялось по причинам, по сей день не до конца проясненным исследователями. Материалы сборника хранятся в фонде поэта в РГАЛИ (ф. № 1715, ед. хр. 1, оп. 1, л. 1 — 28). Третьей книгой Потемкина стал изданный уже в 1923 году в Берлине сборник «Отцветшая герань: То, чего не будет» (Берлин, Изд-во З. И. Гржебина). Четвертая вышла в 1928 году в Париже, посмертно.
Рукописные и машинописные листы вложены в двойной лист-обложку с надписью: «Париж. Стихи П. П. Потемкина».
Единица хранения включает старую опись (№ 11859) с архивной нумерацией стихотворений (далее — АН ), значительно отличающейся от авторской. Часть стихотворений была впоследствии опубликована в различных периодических изданиях и в посмертно изданной книге: Потемкин П. П. Избранные страницы; Потемкин П. П., Поляков С. Л.Дон-Жуан — Супруг Смерти. Париж, 1928 (далее — ИС ); тексты воспроизводятся по оригиналу, с приблизительной реконструкцией авторской композиции сборника. Зачеркнутые автором варианты даны в квадратных скобках курсивом. Разночтения (не касающиеся пунктуации и особенностей орфографии) приводятся в примечаниях. В скобках после названия стихотворения указывается номер, поставленный Потемкиным на соответствующем листе.
Стихотворения пронумерованы рукой автора, однако трудно говорить о раз и навсегда установленном порядке: нумерация явно носит предварительный, «прикидочный» характер. Неясно, какое стихотворение должно было открывать сборник: авторская нумерация начинается с цифры 2 («Зеркала»). Номером 5 отмечены два стихотворения («Силомер» и «Автомобили»), поэтому сегодняшний читатель с полным правом может мысленно поменять их местами; отсутствуют позиции 17 и 19.
Особое место занимает оставленное нами за пределами основного корпуса сборника стихотворение «Под Новый 1913 год», не учтенное в старой описи и явно инородное по характеру бумаги и почерка; нет в нем (во всяком случае, «на поверхности» текста) и парижской темы. Листы с рукописью стихотворения носят номера 7 — 8 и, таким образом, «пересекаются» в общей композиции со стихотворением «Торговец», также обозначенным цифрой 8. Нет уверенности, что новогоднее стихотворение предназначалось для «Парижа»; вместе с тем если не тематически, то биографически оно примыкает к замыслу книги о городе, который автор посетил в 1913 году. («Младший мирискусник» Николай Сапунов, входивший в ближайший круг приятелей поэта, погиб во время лодочной прогулки в Териоках 14 июня 1912 года. 1913-й, «парижский» в жизни Потемкина, — первый год без Сапунова.) Стихотворение было опубликовано в книге: Сапунов Н. Стихи, воспоминания, характеристики. М., Издание Н. Н. Карышева, 1916.
Под Новый 1913 год
Сапунов, ты умер, мне
Не оставив ни наброска,
Но письмо сильней вдвойне.
В гладкой памяти и плоской
Ты провел рубец. Вот он,
Коробок лапшинских спичек,
Мой заветный медальон
Дорогих твоих привычек.
Вместе с целыми лежат
Обгорелые в нем спички,
И окурок смят и сжат,
В форме форменной кавычки.
Сапунов, волшебник, маг,
Как сумел ты это сделать,
Что и ты сам, и бумаг
Неизменней эта мелочь
Заставляет вспоминать
Про утраченного друга
В час, когда зовет мечтать
Разгрустившаяся вьюга.
Сапунов, ты жив и там,
И влюбленность кинуть сушу.
Сапунов, ты не волнам
Отдал красочную душу:
Сапунов, ты жив во всем,
В каждой мелочи и вещи,
В каждом отзвуке земном
Слышен мне твой голос вещий.
Сапунов, сегодня мы
Новый год опять встречаем.
Неужель уста немы,
Те, чей тон незабываем.
В час волшебный, в смертный час
В новогодний, друг ушедший,
Неужель ты кинешь нас,
Как цветок кидал отцветший?
Сказка чуда нам нужна —
Дай ее вот этим сводам,
Встань! Возьми бокал вина
И [ скажи ] промолви: С Новым годом!
«С Новым годом!» крикнем мы,
И почтив тебя вставаньем —
Ты, кого уста немы,
Но кто жив своим молчаньем.
Единственное стихотворение без номера — «Я опять вернулся в Париж…». Скорее всего, оно должно было завершать книгу.
Последнее в авторской нумерации стихотворение — «Комета» — отмечено числом 21, и замысел общей композиции книги, таким образом, может быть связан с идеей судьбы, жребия, с игорной символикой (на игральной кости нанесена 21 точка; карточная игра «двадцать одно»). Ср. название центрального или чрезвычайно близкого к центру общей композиции стихотворения: «Игорный притон».
К теме Парижа Потемкин возвращается в последний год жизни. Саша Черный назвал в статье «Путь поэта» два поздних стихотворения набросками «горьких строк парижской, эмигрантской „Герани”» ( ИС , стр. 8). Л. А. Евстигнеева писала о «невольном вздохе», слышимом в эмигрантских стихах, не разделяя (намеренно?) стихи 1913 — 1914 («Татерзаль», «Lapin agile») и 1926 годов — «Эйфелеву башню» и «Яр»
(см.: Евстигнеева Л. А. Журнал «Сатирикон» и поэты-сатириконцы. М., «Наука», 1968, стр. 258). Там же говорилось, что стихи парижского цикла 1913 года наполнились в годы эмиграции «новым смыслом» (стр. 252).
Эйфелева башня
Красит кисточка моя
Эйфелеву башню.
Вспомнил что-то нынче я
Родимую пашню.
Золотится в поле рожь,
Мух не оберешься.
И костей не соберешь,
Если оборвешься.
А за пашней синий лес
А за лесом речка.
Возле Бога, у небес,
Крутится дощечка.
На дощечке я сижу,
Кисточкой играюсь.
Эх, кому я расскажу,
И кому признаюсь?
Яр
Не помню названья — уплыло,
Но помню я весь формуляр.
Да разве в названии сила?
