Ознакомительная версия.
Сидим с ним как-то в Антибе; только что покатались на яхте наших друзей из Монте-Карло.
— А почему ты яхту не купишь? — спрашиваю.
— А зачем?
— Кататься…
— С кем? С кем я тут буду кататься?
— Почему обязательно с кем-то? Хотя бы и один…
— Один?! Я что, «Старик и море»?..
Жанр анекдота расцвел в брежневскую эпоху. Но были они и при Ленине, и при Сталине, и при Хрущеве. Даже при Николае Втором.
«Царь-батюшка! Как же! Эдакого бы батюшку да к эдакой бы матушке! Вот тогда бы перекрестились».
При жизни Ленина ходил такой анекдот:
«В Ленине нет ничего положительного, кроме… реакции Вассермана».
В сталинской России анекдотов было мало. Во-первых, боялись. За анекдот вполне можно было схлопотать «десятку», а если попадется «добрый» следователь, то и расстрел с конфискацией. Во-вторых, ничего о вожде не знали. Знали только, что он скромный и любит свой народ; молились на него. Все анекдоты, которые я помню из своей сознательной юности, начинались так: «Однажды Сталин, Черчилль и Рузвельт…» Сталин всегда оказывался умнее и хитрее своих собеседников.
Масса анекдотов о Хрущеве была связана с темой кукурузы. Хрущев был «повернут» на кукурузе. Пытался насадить ее от южных районов до самых северных. Между прочим, мэр Москвы Лужков, человек, уверяю вас, весьма сведущий в вопросах сельского хозяйства, уверял меня, что Никита Сергеевич не так уж был не прав. Сам Лужков выращивает кукурузу в два метра ростом с полноценными початками. У нас, в Подмосковье.
Во времена Брежнева, Андропова, Черненко, Горбачева жанр анекдота расцвел до небывалой художественной высоты. Мы уже вспомнили кой-какие шедевры устного творчества той поры, они точнее, чем любое объяснение, показали, какова была ситуация в стране, каковы были настроения граждан. Умное правительство создало бы институт анекдота. Вот это и был бы настоящий научно-исследовательский институт изучения общественного мнения. Стало бы ясно, что происходит, куда идем, куда придем.
Помню, Горбачев только-только объявил перестройку, а уже появился анекдот:
«— Что будет после перестройки?
— Перестрелка!»
Как в воду глядели.
Кто бывал на флоте, знает: моряки — жуткие чистюли. Где бы корабль ни находился, с раннего утра на нем начинается приборка. Палуба поливается забортной водой, и драют, моют, чистят, до солнечного сияния доводят всякие бронзовые детали.
Знакомый адмирал рассказывал мне:
«К нам на Тихоокеанский флот приехал Брежнев. Я тогда командовал большим противолодочным кораблем. Генеральный секретарь пожаловал именно на наше судно, мы были к этому готовы. Угостили его роскошным обедом. Спиртное привезли из обкома партии — красивые бутылки с «винтом» (с отвинчивающейся пробкой). В магазинах-то продавалось с «бескозыркой». Это такая алюминиевая закрышка, которую ничем нельзя сковырнуть; если под рукой нет ножа, так хоть горлышко отбивай.
В середине обеда генсек вдруг спрашивает:
— А макароны по-флотски будут?
Звоню на камбуз, спрашиваю кока:
— У тебя макароны по-флотски есть?
— Осталось две порции от матросов, товарищ капитан.
— Быстро — сюда!
Проходит пять минут, десять… Макароны не несут. (Как выяснилось потом, кок решил их подправить — подогрел, поджарил лучку…) Разъяренный, я мчусь на камбуз. Распахиваю одну дверь, другую… и сбиваю кока, который нес поднос с макаронами. Что делать? Оглянулись мы с ним — никого; собрали макароны с палубы и на стол — генсеку.
Брежневу обед понравился, особенно он хвалил макароны по-флотски».
Часть пятая
Рассказы о животных
Кирилл, муж актрисы Веры Глаголевой, пригласил нас с Галей в путешествие по Южной Африке. Первая страна — Зимбабве.
Широкая, как Волга в нижнем течении, река Замбези. В заводях плавают крокодилы, стада слонов выламываются из джунглей на водопой. Огромные морды бегемотов торчат тут и там из воды. Смотрят на нас своими глазищами.
Далее полноводная Замбези, все эти кубокилометры воды рушатся с гигантской высоты вниз — водопад Виктория. Шум стоит на всю округу. В воздухе водяная пыль, мелкий дождик сыплет на голову.
Под водопадом Виктория мы втроем (Кирилл, Саша и я) сели в резиновую лодку, надев шлемы и спасательные жилеты, и помчались вниз по Замбези. Впервые в жизни я познакомился с рафтингом, причем на самом сложном маршруте. Река Замбези здесь узкая, скорость воды сумасшедшая и огромные перепады высоты. Не прошло и минуты, как меня выкинуло из лодки. Я тут же вынырнул, ткнулся головой в днище лодки, поднырнул под нее, и ко мне протянулась рука товарища. Меня втащили в лодку. Ну а дальше началось… Поочередно каждого из нас выкидывало из нашего суденышка; благо скорости лодки и человека в воде одинаковые — нам удавалось схватить товарища за руку и втащить в лодку. Длился весь этот цирк около часа — какое же редкое, ни с чем не сравнимое удовольствие мы получили!
Дальше началось самое неприятное — подъем на высокую гору, где нас должна ждать машина. Я недавно перенес операцию, поэтому я поднимаюсь первым — чтобы задавать пригодный для меня медленный темп.
Тропа круто забирает вверх. Нога, зараза, болит нестерпимо; я стараюсь переносить тяжесть тела на здоровую правую ногу, а левую подволакиваю к ней. И вдруг застываю. Перед моим лицом — голова змеи. Тропа, повторюсь, крутая — поэтому ее голова на уровне моего лица. Мы смотрим глаза в глаза. Кобра! Идентифицировать змею со страшной рептилией-убийцей не составляет труда: мне приходилось встречаться с кобрами в заповеднике «Тигровая Балка» на границе с Афганистаном.
Кобра вытянулась для боевого прыжка — голова поднята над землей, капюшон раздут. «Сейчас ударит, — пронеслось в мозгу. — Клюнет прямо в лицо — это смерть! Пока меня довезут до госпиталя в Виктория-Холлз… будет уже слишком поздно…»
Я медленно отклоняюсь назад, не отводя взгляда от убийцы. Кобра чуть шевельнулась — заняла удобное положение для прыжка, я сделал шаг назад. Потом еще шаг, еще… Теперь шаг влево, на взгорок. И вот я уже не на пути у нее. Тут только нашел в себе силы крикнуть:
— Кобра! Стоять!
Товарищи мои замерли. Между ними и коброй шагов десять. Негр-проводник, замыкавший группу, вышел вперед, наклонился, чтобы поднять камень.
— Не кидай! — ору я. — Не кидай! Она уйдет.
Но негр не понимает по-русски. Вот он кинул в змею камень — промазал. Поднял еще один — и опять промахнулся.
И тогда кобра пошла на них. Стремительно извиваясь, с поднятой головой, с раздутым капюшоном… «Сейчас кто-то из нас погибнет! — Я еще, грешным делом, подумал: — Ладно, если это будет придурок-проводник…» Но тут случилось чудо. Третий камень попал в цель. Он просто отсек змее голову. И вот ее тело извивается на земле в смертных судорогах…
Да, смерть была рядом. А ведь стоило постоять неподвижно две-три минуты, и змея ушла бы. Самая страшная из ядовитых змей никогда не нападет на человека, если он ей не угрожает.
А вообще — как она оказалась на нашем пути? Наверняка защищала своих детей; они были где-то рядом.
Одесская киностудия стоит на Французском бульваре, в самом, пожалуй, милом уголке Одессы. Раскинулась на тридцати гектарах в чудесном парке над морем. Вековые платаны, акации, высоченные каштаны. Осенью все дорожки усыпаны шоколадными плодами, непременно нагнешься, поднимешь парочку, положишь в карман, и весь день рука натыкается на них и перекатывает в ладони, ощущая гладкость и упругость их кожи.
В такой вот вечерок теплой непоздней осенью сидим мы в опустевшей студии в каморке начальника гаража Вани Мунтяна. Играем в шахматы. Вдруг дверь с треском распахивается и в комнату входит огромный лев.
Когда я рассказываю эту историю, собеседник в этом месте обязательно перебьет вопросом:
— Ну и сколько вы выпили к этому времени?
В том-то и дело, что ни капли.
Представляете картину! Тишина, вымершая киностудия, мы, по сути, одни, чуть отвлечены от действительности, поскольку находимся в мире шахмат, и тут — царь зверей! Абсолютно настоящий, из живой плоти, с желтыми глазами и огромными клыками — лев.
Лев развернулся в тесном пространстве, кончиком тугого хвоста задел стол, на котором стояли шахматы, фигуры посыпались с доски, сердце мое спрыгнуло со своего места и покатилось куда-то вниз живота.
А через секунду в проеме двери показалась хитрая морда нашего дрессировщика Витьки. Собственно, дрессировщиком он не был, но очень хотел им быть. Подрабатывал на съемках с кошками, собаками, попугаями; где-то купил львенка, вырастил, воспитал его. Содержался царь зверей в высоком, из проволочной сетки, вольере на задворках киностудии.
Ознакомительная версия.
