– Зато какой тесть… – тяну я мечтательно.
– Да ладно тебе, у него зимой снега не допросишься, он и дочке своей жидится. Когда я к ней подкатывал, он ей как раз первую машину купил. Знаешь, какую?
– Интересно.
– Да ни хуя интересного, Фил. Дерьмовую шкоду «Фелицию» девяносто хрен его знает какого года. И зеленого цвета к тому же. Прикинь?
– Да, – соглашаюсь я, – похоже, со Степановым каши не сваришь.
– Ладно, плевать, что там говорить, если у него даже любимый коттедж дешевым сайдингом отделан, понял? Чтобы недорого и покрасивше. Вот такая экономия. Нет, с ним каши не сваришь, сколько дочку ни окучивай. До тех пор пока старый мерзавец не сдохнет, ловить там нечего, а с учетом того, что он плотно подсел на здоровый образ жизни, это произойдет ой как не скоро.
– Степанов что, занимается хатха-йогой? – спрашиваю издевательским тоном.
– Кто его знает, чем этот мудила занимается, но сто пудов не пьет, не курит и постоянно по врачам ошивается, то иглоукалывание, то какая-то там специальная оздоровительная параша. И еще трахает своих секретарш. Молодость их лакает, старый козел.
– Вот как…
– Он их специально только за этим и нанимает. Только с таким условием – спать с ним не реже раза в неделю.
– И что, много таких дур находится?
– Целая огромная хохлятско-молдавская армия. Но это не важно, не важно, плевать на Степанова, – машет руками Макар, – ты представь, что этот в костюме богатый и ты живешь с ним, ведешь хозяйство…
– В смысле? – уточняю я. – Разве у него нет прислуги?
– Ну, есть, – раздраженно кивает Макар, – есть там шофер и кухарка, я имею в виду, ведешь хозяйство в общем понимании…
Мимо нашего столика проходит Оскар Кучера в сопровождении съемочной группы Муз ТВ. На Оскаре – белая олимпийка Fake London, а все телевизионщики сплошь в свитерах Zara, и все они, как один, курят дешевые тонкие сигариллы.
– Так вот, – говорит Макар и тут же прерывается на минуту, когда к нам подходит официант, чтобы поменять пепельницу.
– Здесь всегда слишком часто меняют пепельницы, – ворчу я. – Ты не находишь, что в нормальном заведении их не должны менять каждые две минуты, и уж во всяком случае, не во время нашего с тобой разговора…
Макар пожимает плечами. Это ему как раз все равно. Что за фигня! Ему нет дела до действительно значимых вещей, зато он заморачивается по всякой ерунде, он утверждает, что ему плевать, что носить, да он и не знает никаких дизайнеров, если только хрестоматийные имена вроде Versace и Cavalli, да Gucci. Хотя, вот, пожалуйста, сегодня на нем Burberry и Prada. Он твердит, что не посещает косметические салоны, и явно презирает меня за то, что я пользуюсь отшелушивающей маской и делаю маникюр. Подумать только, ему даже без разницы, какая музыка играет в кафе, где он сидит! Я уверен, он бы ни в жизнь не отличил Луиса Салиноса от Дуэйна Смита. Возможно, он даже не отличил бы Duran Duran от Pet Shop Boys, только представь себе это, детка! К тому же его абсолютно не интересует, что за люди являются здешней публикой. Еще бы! Иначе он не выбрал бы это место на Трубной площади, этот убогий столик в самом центре зала. Мы сидим за ним, как на витрине, будто участвуем в дурацком телешоу, и все вокруг: оголтелая компания клерков, например, романтичная парочка у окна или старая проститутка с поддельной сумкой Louis Vuitton – короче, все вокруг без исключения греют уши и таращатся на нас. Но Макару хоть бы хны. Он озабочен только одним. Заставить всех вокруг соглашаться с его мнением по интересующим его же самого предметам. Все остальное просто не существует. Или, вернее, он отказывается верить в значимость всего остального. Так что, как ни крути, а весь мир вращается вокруг него, в этом Макар убежден. Только он никогда в этом не признается, даже самому себе…
– Так, – не унимается мой друг, – ты живешь с этим лысым, ходишь по выходным с ним вместе в гости, по выставкам и в кино, и каждый вечер вы ложитесь в огромную такую деревянную кровать с балдахином… – Он умолкает и криво улыбается.
А я смотрю на толстяка в костюме и пожимаю плечами.
– Как-то не очень, – тяну я.
– Да нет, – говорит Макар, – ты не понял. Это не то, что он трахает тебя или заставляет сосать во время выпуска последних известий. Нет. Вы просто живете с ним, как старая семейная пара, которая вместе уже двадцать или даже двадцать пять лет. Знаешь, такие родственные отношения. Ты трешь ему спинку в душе, а он отпускает тебя одного отдохнуть в Турцию.
– В Турцию? – я презрительно кривлюсь. – Ты меня утомляешь. И что мне за это предлагается?
– Ну, – Макар потирает руки, – во-первых, он тебя содержит, меняет тебе машины, дает карманные деньги и все такое.
– А во-вторых?
– А во-вторых, каждый месяц тебе на счет капает пятерка.
– Пятерка? Ты с ума сошел, – я недовольно кривлюсь.
– Заметь, – с жаром защищается Макар, – тебе ведь не надо ее тратить, ты живешь на всем готовом. Все, что хочешь: шмотки, рестораны, тачки, мобильные телефоны – он тебе оплачивает.
– И кокаин?
– Нет, – Макар отрицательно качает головой, – что ты! Для этого твой супруг слишком консервативен. Никакого кокаина, никаких клубов и, естественно, никаких телок. И, кстати, он против того, чтобы ты много бухал.
– А как же строить досуг?
– Да ты ограниченный тип, Филипп! – восклицает Макар. – Придумай что-нибудь. Читай литературу. Выжигай по дереву. Лепи из пластилина. Опять же, займись спортом, в конце концов.
– Спасибо, – фыркаю я, – я по горло сыт фитнесом.
– Вот, снова здорово. Твой фитнес – разводка для имеющих деньги лохов. Он, между прочим, просто вреден для здоровья. Ты подумай сам: торчишь часы напролет в идиотском зале вместе с десятком таких же, как ты, долбоебов и дур, и надрываешься, тягая железки. Я говорю о настоящем спорте, вроде игры в регби: полная выкладка, адреналин, азарт и все такое, сечешь?
– Не нужен мне никакой адреналин, – отрицательно качаю головой, – мне надо, чтобы у меня вес был семьдесят кэгэ, и все.
– Придурок, – жалостливо вздыхает Макар. – Ну и сиди себе со своим сраным фитнесом и пустой башкой. Посмотрим еще, чем все это обернется. Надрываешься в спортзале, а потом прешься в бар и хуяришь виски с кокосом. Ты думаешь, у тебя мотор, как в «Хонде»? Поверь мне, уже очень скоро он даст сбой.
– Так что же с досугом? – мне неохота битый час рассуждать на околоспортивные темы. Тем более мне не хочется касаться вопросов здоровья.
– Ну, – Макар в замешательстве разводит руками, – я же сказал, вы ходите по выставкам, в гости, в рестораны. Ты же любишь таскать свою задницу по пафосным кабакам?
– Это профессиональное… – начинаю я, и Макар тут же проводит рукой по горлу, показывая, как ему плевать на все мои утверждения, и я обиженно умолкаю.
– Главное, никаких телок, – повторяет Макар.
– Ну, я могу иногда хоть встречаться с ними? – уточняю я. – Тайком?
– Можешь пытаться, но он все время следит за тобой. Берет распечатки твоих телефонных разговоров. Проверяет тебя. Такой, короче, домостроевский вариантик.
– А он может дать мне денег, чтобы я открыл ресторан?
– Не думаю, – Макар пожимает плечами. – Хотя, как договоришься. Может, ты сможешь развести его, но не факт.
– Нет, – я категорично качаю головой, – не катит.
– Ладно, согласен, условия жесткие. Давай повысим гонорар. Как насчет семеры?
– Десятка, – говорю я. – Евро. А меньше и не предлагай.
– Договорились, – смеется мой друг. – Ну, давай, иди к своему пупсику.
– А на какой срок подписывается контракт? – спрашиваю я.
Чуть позднее, вечером, около восьми, в то самое время, когда большинство заслуженных отцов из добропорядочных московских семейств уже сидят на своих высококачественных добротных кухнях немецкого или итальянского производства, чаще всего выполненных в стиле «португальская деревня» или «оранжевое техно», напичканных встроенной техникой Miele или, на худой конец, AEG, пьют ромашковый чай, каркадэ и мяту, слушая трепотню детей, я еду на открытие Diesel Olmeca Bar, в их flagman store на Тверской. Ну, то есть сначала я, конечно, заезжаю домой, принимаю душ и втираю в тело увлажняющий крем Shiseido, ставлю видео на запись – не хочу, типа, пропускать новую серию «Друзей», и переодеваюсь, долго смотрю на себя в большое зеркало в ванной комнате, отражение отчего-то нечеткое, мне кажется, все дело в общей усталости, я крепко зажмуриваюсь и снова открываю глаза, но эффект – нулевой, рябь и муть, я выпиваю таблетку ксанакса, на душе уныло, включаю ноутбук и просматриваю почту, хотя, на самом деле, конечно, писем нет, и я просто так бездумно минут десять втыкаю в этот идиотский Интернет.
Еще через час в моем Mini Cooper'e гремит Locodice, мечется от minimal techno к deep house, а на улицах полно машин, какие-то подростки продают на перекрестках гвоздики и поддельные швейцарские часы, угрюмые прохожие, сплошь в темно-серых дафлкотах и с зонтами, спешат к метро, у каждого второго в руке портфель, чаще всего черный, но встречаются и рыжие, а в соседнем Volvo совершенно обалденная блондинка курит тонкую сигарету и с кем-то треплется по громкой связи. Я смотрю на нее сквозь тонированное стекло, она опускает стекло и выкидывает наполовину выкуренную сигарету на улицу, замечает меня и, ну надо же, улыбается и машет мне рукой, что-то кричит, быть может, она видела мои фотографии в последнем номере «InStyle» или на обложке «Меню Удовольствий», или еще что-то в этом роде, а может быть, она путает меня с кем-то, но я, конечно, не реагирую, нет, я просто еду на вечеринку в Diesel. По дороге созваниваюсь с парой-тройкой таких же, как и я, придурков – все как один ноют, что не видят смысла в подобных сборищах, что там будет неинтересно, что, в конце концов, все эти тусовки надоели, все одно и то же и ноль креатива, короче говоря, всем не нравится, но все будут, словно повинность какая-то. Ну да, ну да, действительно, надо же хоть куда-нибудь ходить через силу, если никто из нас не работает? В конце концов, я и сам уже давно не понимаю, что заставляет нас всех таскать свои задницы по подобным мероприятиям. Вот ведь знаю наперед, как там будет скучно-скучно-скучно, ну очень скучно, ну типа я уже даже вижу, куколка, как там Гоша Куценко или Степа Михалков начнут шутить с восторженными журналистками из «Cosmo», а Тема Троицкий накачиваться текилой, как Вадим Григорян будет ехидно пялиться из-под очков Alain Mikli, а Рустам Тарико объявится в сопровождении очередной шикарной телки в колье Chopard, и так далее, и тому подобное, по программе, как положено, ну, в общем, нам это движение известно заранее, ходы все прописаны, и все это ужасно невыразительно и серо, но я все же иду. Зачем? Да ладно, как будто кто-то всерьез может ответить на этот вопрос! Вот, пожалуйста, зачем ты вчера напился? Не ясно. А зачем ты вырядился, как клоун? Нет ответа. Зачем ты потратил на дерьмовые итальянские шмотки свою последнюю треху? Тишина. Ну зачем ты, в конце концов, пришил ту милую старушку из дома напротив, отрезал ее седую голову и подбросил к входу в сбербанк? Бедная бабка, божий одуванчик, что, чем-то тебе мешала? Нет, нет и нет! Просто на вопрос «зачем?» у меня нет ответов, ни единого, и, поверьте, их нет ни у одного нормального человека на этой планете. Ну да, собственно, нет – и ладно.
