Ознакомительная версия.
Проходя перед обменным пунктом у метро «Улица 1905 года», Вадим увидел, как несколько малолеток кидают сосульками в небольшой светящийся рекламный щит с Дедом Морозом и надписью «С Новым годом!».
– Нахуя кидаетесь? Ща разобьете, а люди делали, старались, Новый год ведь! – крикнул им Вадим.
Ребята убежали, а он, улыбнувшись, пошел дальше, и, свернув за угол, оказался во дворе Ольги.
Минут пятнадцать он ходил, пиная ботинками ледышки, и смотрел на светящиеся окна, пытаясь угадать, где ЕЕ окно. Сердце колотилось, и на душе было как-то по-особенному хорошо.
– Вадим? – окликнул его подошедший, дорого одетый мужик. – Ты Вадим?
– Ну?
Удар в нос сбил Вадима с ног. Он кувыркнулся и упал в сугроб.
– Если я тебя, блядюгу, еще раз здесь увижу, пиздец тебе будет, оборванец! Секи поляну, не по Сеньке шапка! – сказал мужик и пошел к подъезду. Потом развернулся, подошел к Вадиму и бросил ему сторублевую купюру.
– На вот, водки себе на Новый год купишь, шпана!
Вадим поднялся, подобрал свою шапку и поплелся назад.
Проходя мимо того самого обменного пункта, он остановился, подобрал у палатки с хот-догами камень, подошел к рекламному щиту с Дедом Морозом и расхуячил его вдребезги.
* * *
Войдя в подвал, он с ходу подошел к картонной коробке из-под телевизора, заменявшей стол, и протянул Ганджику шапку.
– Держи. Спасибо за шапку. Тока она неудобно на башке сидит.
– Чо, телка обломила? – заржал Ганжик.
– Каво? Меня? Да не, хули с ней говорить, тупая она, да и ебать ее рано. Малолетка. Так, попиздил децл и ушел, – ответил Вадим.
– А нос чо распух? – спросил его Малой. – Ебнул кто?
– Да… это… ну…
– Ладно мужики, – веско сказал Миха. – Не хочет и не говорит. Завтра расскажет, если захочет. Вадька, клей будешь?
– Давай. – Вадим взял целофановый пакет и глубоко вдохнул. От сладковатых паров привычно повело.
– Ты вот што. От своих не отбивайся по жизни. Мы тока вместе сила, а по одному пиздец будет, – приобнял его Миха. – Не сцы, прорвемся.
– Я знаю, – тихо ответил Вадим. – Я знаю, Мих.
– С Новым годом, мужики! – крикнул Миха. – С Новым щастьем, бля! Заебись!
– С Новым годом! – загалдели все.
Вадим закрыл глаза и откинулся спиной к стене. Его волокло в сон.
А Ольга так и не заснула в ту ночь. Сидела на подоконнике, тихо всхлипывала и выводила пальцем на окне три слова:
«Вадим» и «Новый год».
Михаил Филиппович, как всегда в пятницу, отпросился с работы часа в три, отвез жену с дочкой на дачу, а сам, сославшись на важную встречу с коллегами по кафедре, отправился в Москву.
Конечно, встреча была блефом, как и все подобные истории, которые якобы происходили строго два раза в месяц, только в летний период.
Открыв окна немолодой, но ухоженной «шестерки» «Жигулей», Михаил Филиппович выставил руку, окунув ее в поток теплого июньского воздуха.
Миновав Химки, привычно перестроился в правый ряд и сбросил скорость.
Наступал долгожданный момент выбора и предвкушения, тот самый момент, который составляет истинную ценность покупки проститутки на горячем асфальте Ленинградского шоссе. Момент, от которого сводит скулы, появляется дрожь в низу живота и перманентная эрекция.
Придирчиво разглядывая товар, он миновал несколько «точек», как заправский профессионал, ничего не покупая ни на первых, ни тем более на последних.
Ближе к середине того участка шоссе, что ведет от Москвы к развязке на Шереметьево, он свернул с шоссе и заехал на площадку между несколькими заводскими зданиями.
Последовательно миновав традиционных «девочек по пятьдесят», просмотрев предложение «по сто», он выбрал нормативный стандарт за 200 рублей.
Не слишком много для кошелька и не слишком мало для плотских утех.
– Вы, я вижу, мущщина порядочный, я вас прошу, там, чтоб без этих, всяких… ну сами понимаете. А то она у нас девочка молодая, недавно работает, – произнесла «мамка» стандартную для данной ситуации фразу.
– Угу, – привычно кивнул Михаил Филиппович, сунул «мамке» сто рублей за помощь в выборе и резво поехал с молодой хохлушкой, яркой блондинкой и обладательницей бюста третьего размера и развитых плечей, что свидетельствовало о занятиях плаванием в детстве.
В машине почти не говорили. Только познакомились.
– Снежанна, – представилась девчонка.
Приехали. Резво прошли на кухню. Махнули по стопке и без особых разговоров ушли в спальню, дабы насладиться всей прелестью 15-минутного секса без любви, но с особенной, свойственной только донецким девочкам страстью.
Закончив это дешевое, но такое трогательное варьете, где все роли распределены заранее и актеры переигрывают даже МХАТовцев старой школы, прошли снова на кухню.
На кухне начался долгожданный разговор за жизнь, являющийся такой же неотъемлемой частью шоу, как пельмени, сваренные умелой девичьей рукой, выпивка на столе и пачка презервативов с мулаткой на упаковке.
– Ну, ты как сама-то, в смысле почему вот так живешь? Вроде девчонка молодая, интересная, не правильно ведь это, – начал диалог Михаил Филиппович, цепляя пельмень вилкой.
– А что говорить… – начала Снежанна, – парень погиб на учениях, а я замуж за него собиралась. На Украине работы нет, приехала в Москву, устроилась на фирму, там директор домогаться стал. Ушла. Встретила подругу с Донецка. Она вот посоветовала. Уже два месяца работаю. А жить-то надо? За квартиру заплати, ментам дай, мамке дай. Да еще домой отсылаю… двум младшеньким братьям и больной маме, – всплакнула Снежанна, опустив в пол глаза бляди с двухлетним стажем.
– Бедная ты моя… а я-то ведь тебе в отцы гожусь, – придвинулся ближе Филипыч и обхватил голову руками. – Что за жизнь-то у нас сучья такая стала! – вскрикнул он, и его плечи непроизвольно задергались. – Ты прости меня, дочка, не серчай, я вот тебе еще и денег дам, и фруктов всяких…
Снежанна поняла, что клиент, скорее всего, трахать ее больше не будет, и, обольстившись перспективой спокойной ночи, дополнительных бонусов и скорого отъезда домой, размазала афишной слезой тушь на лице и заголосила:
– А раз в месяц субботник, менты имеют во все щели, да еще и резиновые дубинки засовывают, да часто бандюганы приезжают, насилуют да бьют по-всякому. А тут еще взяли меня на той неделе двое да отвезли в часть военную. А там дембеля, человек двадцать хором, болела потом долго, а еще они об меня сигареты тушили. – Она резко отвернула рукав и продемонстрировала легкие рубцы на плече. – Живу как в тюрьме. Иногда жрать нечего, а у меня еще мама туберкулезом больна… Плохо совсем… Вы это… вы мне денег на машину домой дадите? – подняла заплаканное лицо Снежанна.
– Да что ж это такое! Да конечно, милая моя, страдалица. Молодая какая, а жизнь так бьет! Разве ж так должно быть-то? Да что ж ты мучаешься-то так! Помогу я тебе, девочка моя! – Филипыч зашел ей за спину, открыл ящик и начал что-то доставать оттуда.
«Денег даст», – пронеслось в голове Снежанны.
В тот же момент Владимир Филиппович накинул ей на шею гитарную струну и резко затянул.
Снежанна захрипела, вывалила язык и безжизненно свесила голову.
– Вот и все, милая моя. Вот и отмучилась. Чем так жить, лучше уж и… ну, в общем, сама понимаешь.
Ему сразу стало особенно легко и хорошо от осознания факта сделанного доброго дела. От осознания еще одной выполненной миссии по разрешению проблем, преследующих юных девушек. Притом преследующих совершенно незаслуженно.
Он выпил еще сто грамм, подтянул съехавшую резинку спортивных штанов и живенько набрал номер телефона:
– Колян? Футбол смотришь? Ну чо, как там наши спартачи, давят уже?
Колька Ершов шел с праздничной демонстрации, посвященной Дню Победы. Погода выдалась отличная, по улицам ходили веселые дети, нарядные троллейбусы и красивые бабы. Солнце заставляло щурить глаза и кривить ебальник, отчего на душе было особенно радостно, и голова была наполнена такой приятной пустотой безделья и отсутствия мыслительного процесса. В общем, праздник на то и есть праздник, чтобы было хорошо.
Но при всей этой идиллии праздношатающимся Кольку назвать было нельзя, ибо шел он по делу. Навестить приболевшего другана Витьку Сухарева, узнать, как дела, поделиться новостями и планами на вечер.
Колька нес две бутылки водки, две банки сайры и хорошее настроение.
Дойдя до дома Витьки, он остановился перед подъездом и переложил водку из пакета во внутренние карманы пиджака, страхуясь от Витькиной мегеры-жены, которая проводит антиалкогольную кампанию в пределах отдельно взятой квартиры, а попросту ебет мозг и не дает людям отдыхать после работы.
Колька поднялся на этаж и позвонил. После третьего звонка дверь открыл слегка взлохмаченный Витька.
– Здарова, больной! Профсоюз направил меня к тебе, товарищ, чтобы поздравить от лица коллектива с Днем Победы над немецко-фашистскими захватчиками.
Ознакомительная версия.
