При всей своей аполитичности Савельев не удивился. Он готов был услышать что-то подобное. «Инновационная Россия» была не та сила, чтобы иметь с ней дело, даже если оно сводилось к спасению от голодных медведей.
ИРОС, как называла она себя (будто бы по созвучию с древнегреческим «герои»), была партией долгожданных хунвейбинов, на которых не потянули ни «Наши», ни «Молодогвардейцы», ни прочая шушера. Эти собирались не на Селигере, а на Валдае, как одноименный клуб. Попасть на их сборища не могла даже пресса, проваренная в кремлевском пуле до последней степени подлости. Сведения о них не публиковались, а разглашались, не распространялись, а просачивались, не навязывались, а дозировались. Спонсировал их глава крупнейшей монополии, не будем называть имен, седовласый голубоглазый знаток пяти языков, включая два древних, образцовый славянин, заставивший всех женатых сотрудников своей корпорации креститься, венчаться и поститься. После дискуссий об инновациях все предавались боевым искусствам. Ездили туда не прыщавые недоучки, а продвинутая молодежь плакатной внешности; обсуждалась не борьба с врагами, а стратегические планы. Единственный репортаж со съезда ИРОСа — проходил он, в виде исключения, в Москве, — прошел по «Вестям-24» и занял три минуты. Ясно было, что пришли люди, не любящие шутить, молодые технократы умеренно-нацистских взглядов, осуждавшие Сталина разве что за избыток сентиментальности. Все они, в отличие от прежней неокомсомольской мелкоты, считались профессионалами. Их называли то движением, то партией, но в парламент они не торопились. Называли их также иродами — после статьи Крошева «Инновационная Родина», — но Крошева в двух шагах от дома, в центре, на людной улице избили так, что ИРОС перестали трогать. Богатейшие люди страны жаждали вписаться в их ряды, но брали с разбором. Говорили, что Стахов (которого Перельман называл недосягаемой величиной) и Глобушкин (единственная русская Нобелевка по физике за последнее десятилетие) читали лекции иросам на Валдае, а престарелый историк наших космических прорывов Жабин намекал в «Комсомолке», что в ИРОСе собралась чуть не вся элита советского Байконура. Теоретиком ИРОСа считался Гаранин, автор трехтомной «Геополитики», от которой в ужасе стонали все его бывшие коллеги по истфаку; стонать-то стонали, но дружно признавали, что Гаранин — голова, полиглот, переводчик с латыни и урду, а в свободное время — живописец, предпочитавший рисовать древних воинов в подробном вооружении. О его коллекции ножей ходили легенды. Он был высок, аскетичен, безупречен.
Среди всеобщего балагана последнего пятилетия ИРОС была единственной обещанной силой, внятно представлявшей себе будущее. Страна рисовалась ей гигантской шарашкой, где работали прикормленные интеллектуалы, большинство с идеями; секретным подотделом ФИАНа, где изобретают сверхбомбу, попутно укрощая термояд; мировое господство не обсуждалось — оно предполагалось. Подразделения «Инновационной России» плодились по городам-миллионникам, в Новосибирске на нее молились, и если над Сколковом не измывался только ленивый, к ИРОСу всерьез относились даже те, кто при слове «геополитика» крутил пальцем у виска. Там собрались хоть и больные на всю голову, а профессионалы, — и Дыбенко на РСН уже сказал, что если они так хорошо понимают в своих областях, чем черт не шутит, может, и в политике разберутся? Лахнин не подтверждал, но и не отрицал членство там. Медведева, шептали в кулуарах, туда не приняли.
Савельев всего этого не знал, но чувствовал ауру, и аура была нехорошая, примерно как у Анненербе, как если бы там, против обыкновения, признали ядерную физику.
В Перове, когда ближе к выборам здесь все в той же обстановке дозированной секретности создали отделение ИРОС, во главе его оказался Дронов, которого почти никто не видел. Его якобы прислали с самого верху. Говорили о возможной реставрации, расконсервации и полной модернизации Перовского турбинного завода, а самые доверчивые — о Перове-60 с его изделием номер раз, как звали его между собой перовцы; как звали его в Перове-60 — не знал никто, потому что до таинственного города никто из них не доехал. До него, по слухам, надо было сутки добираться пешком либо двое суток в обход, оплыв крюк по реке Бачее на моторной лодке, и то бы внутрь не пустили; вообще он был как Китеж — где-то есть, но никто не видел, впускают только праведников. В Перове-60 был один радиолюбитель, но о секретном Савельев не спрашивал, а мужик не распространялся. Раз только сказал, что скоро все повернется к возрождению, — но в стране, в мире или в масштабах Перова-60, не уточнял. Как бы то ни было, нужда в изделии номер раз настала снова, и это бросало кровавый отсвет технократической зари на все затеи Дронова, включая баньки.
— Я думаю, Игорь, вам не надо про эти сигналы никому говорить, — предложил Тихонов.
— Сговорились вы, что ли? — обозлился Савельев.
— А кто еще? — Тихонов сразу насторожился, потому что от ИРОСа ничего хорошего не ждал.
— Я в МЧС ходил, — неохотно признался Савельев. — Предлагал выехать им.
— А они?
— Изучили, сказали — аберрация. Но я же слышу, какая там аберрация!
— Ну и правильно. Я, знаете, — Тихонов картинно огляделся и понизил голос. — Я думаю, что так им и надо. Очень хорошо, что они пропали. Мысль же материальна, так? Слишком много народу им пожелало «Пропади ты».
— Но там люди! — крикнул Савельев. — Давайте их спасем, а потом будем разбираться…
— Игорь, — внушительно сказал Тихонов. — Там ищут спецы — не чета нам. И если они ничего не могут найти, то ваши сигналы — ошибка приборов, игра воображения, не знаю. Не надо про это писать. Я чувствую.
— Не будете, значит? — спросил Савельев, поднимаясь.
— Да погодите, куда вы сразу. Дайте послушать еще раз.
Тихонов взял флешку и долго, по три раза переслушивал сигналы.
— Давайте знаете как? — предложил он наконец. — Давайте на сайте, а там посмотрим. Ни к чему это не обязывает же. Пускай обсуждают, думают. Вдруг так кричит местная птица или дикий зверь, или все это правда, и тогда надо дать народу шанс, нехай спасает. Я сейчас к себе с флешки перепишу… Кстати, — он заговорил уже серьезнее, — вы мне можете дать слово, что это не ваш розыгрыш? Вы же не меня, а газету подставляете!
— Честное благородное слово, — торжественно сказал Савельев. — Да и смысл? Я же не для себя…
Хотя это, если вдуматься, было верно лишь наполовину.
Нет смысла описывать шквал непрошеных советов, язвительных комментариев и личных выпадов, который обрушился на Савельева сразу после публикации тихоновской статьи на сайте «Глобуса» 24 сентября со стандартным редакционным постскриптумом типа «ни за что не отвечаем, но мало ли». Свой брат радиолюбитель на тихом, никому не ведомом форуме в худшем случае высказал бы осторожное сомнение, но тут все были специалисты, в жизни не видавшие рации, и кто такой Савельев — они понятия не имели. В результате он за три часа огреб три сотни обвинений в полной своей несостоятельности, авантюризме и стремлении к дешевой славе. Савельев никогда не питал иллюзий насчет сетевой публики и человеческого рода в целом, но тут он завелся. Ему сообщили, что голоса поддельные, запись монтирована, а рация на самолете неизбежно сломалась бы при падении, потому что как же иначе? Набежали люди из Москвы, достоверно знающие, что медведей вокруг Перова нет. Казачий атаман Сыропяткин, держатель бензоколонки в Новохоперске, сообщил тут же, что никаких атаманов в Перове нет, поскольку они не признаны Большим кругом Всевеликого войска Донского, а если бы и были, то давно разогнали бы всех медведей и жидов. Далее обсуждение перешло на жидов и проблемы незаконной миграции.
На радиолюбительском форуме к сенсации отнеслись сдержаннее, но тут забила тревогу областная молодежная газета, срочно перепечатавшая савельевское сообщение и выложившая сигналы на свой сайт. Провисели они там недолго. Уже на следующий день главный перовский эмчеэсник авторитетно разъяснил, что рация на «Ан-2» неизбежно разрядилась бы в ближайшую неделю, что Савельев — известный городской сумасшедший, а местные поисковики сделали для обнаружения самолета все возможное, но они не боги. Клеветы насчет городского сумасшедшего Савельев не стерпел и, наскоро закончив прием больных, отправился в «Глобус».
Там его ждало зрелище в высшей степени странное. Тот самый поисковик, который так пренебрежительно отнесся к его сигналам, лично проводил общее собрание в кабинете главного редактора. Туда же вызвали и Тихонова, а Савельева не пустили. Он прождал два часа в приемной, пока перепуганные сотрудники не начали расходиться. Поисковик, выходя из кабинета, увидел Савельева и отшатнулся.
