Он открыл глаза и посмотрел на часы – было уже начало восьмого. Он никогда не опаздывал и не помнил случая, чтобы не слышал будильник. Сутер переквалифицировался в кулинары. Бизнесмен – писатель – кулинар. Пока он собирался, ему почему-то вспомнился Остап Бендер. Пора, пора.
На пляже уже были люди.
- Siggi, komm zu mir![6]
Немка встретила его взгляд, улыбнулась как старому знакомому, хрустко откусила от красного яблока, и из него выпрыгнуло:
- Guten Morgen![7]
- Hallo! Wie geht’s[8]?
- Danke, gut[9].
Он запустил пальцы в белокурую шевелюру проходящего мимо мальчика:
- Siggi, bist du schon ein großer Junge?[10] – тот увернулся и спрятался за маму, обхватив руками ее бедро и уткнувшись носом выше. Солнце закрыло легкое облачко зависти; он попрощался жестом, услышал спиной: «Bis bald![11]», - оглянулся, глаза голубые, со… солнце прямо в глаза, Hier kommt die Sonne, и поспешил к морю. Черт, надо срочно в воду. Он быстро прошел мелководье и поплыл вперед, плыл долго; парус раздувался от ветра, киль легко разрезал море, в голове был легкий звон, небо было чистое – впереди виднелся Остров Сокровищ. Давно такого не было.
Он лежал на лежаке, подставив солнцу спину, в голове крутилась Wind of Change, он вспоминал первую поездку в Берлин, еще при Горбачеве, как над Бранденбургскими воротами он увидел верхушку Рейхстага и над ней – огромный бундесовый флаг: Стена еще стояла, от флага веяло свободой, сердце замирало от такой близости, от предчувствия. Это сколько ж ей тогда было. А тебе. Ему страшно захотелось немецкого пива. «Вряд ли здесь у них есть Warsteiner», - говорил он ногам, которые уже несли его к бару.
На табуретах за стойкой бара сидели «студентки», потягивая через трубочки колу:
- Доброе ууутро!
- Доброе, - ответил он, разглядывая витрину: немецкого пива не было, да и рано еще, а bald - это во сколько, он заказал кофе.
- А где ваши крестоносцы, гроб господень прод... эээ… охранять поехали? - выдал он от бедра из двух стволов.
- Ктооо? Какой гроб?
Язык мой – враг мой. Но язык, не получив пива, показал ему fuck и продолжил:
- Мальчики-бугайчики со змеями-ангелами - чаша кончилась, за Граалем рванули?
- Аааа, эти. Нет, они в Маааскву рванули - у них клиент горит, - с сожалением в голосе ответила блондинка.
- Телефоны взяли?
- Да взяли, но мы все равно туда не поедем…
- Ну так… они. А вы учитесь?
- Нееет, мы уже второй год работаем – в Бааанке, - русая произнесла «банк» с большой буквы. А Вы на парашюте летааали?
- Летал, летал.
- И как, не страшно?
- Удовольствие часто связано со страхом, вы не замечали?
- Нееет, это как?
- Ну вот – вы фильмы ужасов любите?
- Да.
- Смотреть страшно?
- Дааа.
- Так не смотрели бы.
- А хочется!
- Так и парашют.
Девушки переглянулись, стараясь уловить логику. Он допил кофе и, чтобы завершить разговор, спросил:
- Так что ж вы теперь будете делать – сами?
- Нууу, пойдем вечером в город, потусуемся…
- Может, там еще пересечемся, - сказал он и повернулся уходить.
- А гдеее?
Вот черт, где - где... в… п…арке.
- Да хоть в Луна-парке: вход для детей до девяти.
- Так Вы тут с детьмиии?
О господи, твою... со всеми ее детьми.
- Это я для вас уточнил.
- А у нас нет детей!
- Да я понял, это я про вас… пошутил.
- Аааа, и где Вас ждать?
Ждать - не ждать, мать-перемать.
- Да хоть у рогатки. Катапульту знаете?
- Конечно! А когда Вы придете?
Приду – не приду, ну его в... ...ду...рак ты, блин... хорошо поджаренный, лучше б ты пива попил. Что за дурня в голову лезет.
- Часов, скажем, в семь.
- Ну, тогда до вечера…
- Bis bald.
- Бис чтооо?
- В центре Европы это означает: приятного вам дня, хорошо повеселиться, полетать на парашюте, много-много мороженного на палочке или других чупа-чупсов, как захотите, прекрасно сегодня выглядите, спасибо за компанию, пока.
- И все это в двух словах помещается?
- Да, знаете ли, в bis bald очень много может поместиться. Очень много.
Вернувшись к лежаку, он жадно закурил: сегодня всего хотелось сильно. Сильнее всего хотелось понять, что с ним происходит, было что-то новое, другое. Словно без его ведома кто-то проапгрейдил его комп: нарастил оперативку и заменил процессор, поменял операционную систему, и старый пентиум, «пенек», превратился в многоядерного зверя модели «Ferrari». Это удивляло его, радовало и немного пугало – он еще не освоил новые кнопки, а скорость-то уже – будь здоров.
За обедом он-таки взял пива, двойной чизбургер, картошку-фри с кетчупом, - вредно, но замечательно вкусно, как тогда, в первый раз, в Шарлоттенбурге, - думал он уже в номере, с удовольствием закуривая. Спать не хотелось, хотелось музыки, он включил Криса Сфириса, повертел в руках планшет, начать «Бунт Афродиты», зачем тебе Даррелл, это нужно вдыхать, просто дыши, пока дышится; он дышал глубоко, спокойно, ритмично, пока не заснул.
«…почти шесть часов, ночью не будешь спать, и черт с ним, на том свете выспишься», - думал он, выходя из спящего режима и проверяя запущенные процессы: все работало как часы.
Стоя перед шкафом, он перебирал футболки, думал, что надеть: «Светло-голубой Lacoste? Подсветит серые глаза, будешь как Ален Делон. Стой, Олежек, подожди – ты не на свидание ли собираешься, старый котяра?» Он задвинул «крокодила» в угол, достал черную майку с высунутым красным языком и, насвистывая «Satisfaction», отправился в город. «I can't get no satisfaction, I can't get no girl reaction»[12], - пел у него в голове Мик Джаггер, но это его не огорчало, он знал, что Мик лукавит; настроение было отличное.
Мысли опять вернулись в Берлин - в Тиргартен, на Потсдамер-плац, где Роджер Уотерс своей бас-гитарой разрушил Стену и похоронил под ней Горбачева с Союзом: «Где бы ты сейчас был, если бы он этого не сделал? Уж точно не здесь. Был бы ты еще одним Brick in the Wall». Послышался визг детских голосов, падают в мясорубку, бедные Siggi, он подошел к Луна-парку. «Вход с детьми до 21.00», - гласила табличка, еще два часа можно повеселиться. Mutti, Mutti, wo ist dein Vati… или unser, черт его… забыл.
Он брел по парку, разглядывая через зеленые рэйбэновские стекла детские прически на каруселях, пока его взгляд не уперся в двух девушек на скамейке: они были в шортах и ярких топах, но в босоножках на высоких каблуках и о чем-то оживленно говорили. Он остановился, замер, однако они его уже заметили; лица их выразили противоположные чувства. Он подошел.
- А мы…
- …не очень верили, что увидите меня здесь… и поспорили. И кто же выиграл?
- Я выиграла! – сказала русоволосая, не умея скрыть улыбку торжества.
- А на что спорили?
- Нееет, это я не могу сказать!
- Ладно, может, скажете, как вас зовут?
- Меня – Лена.
Он повернулся к блондинке.
- А я …
- Наташа?
Она насупилась:
- Вы слышали, как меня звали!
- Вы в Турции не отдыхали?
- Отдыхала…
Вот турки порадовались.
- А меня зовут Олег.
- А по отчеству? – быстро спросила Наташа.
- Можно без отчества – мы не на итоговом квартальном совещании… в Бааанке. Вы уже придумали, чего хотите? На машинах любите ездить?
Они подошли к огороженной площадке, по которой ездили маленькие круглые электрокары с резиновыми бортами; он купил два билета и протянул девушкам.
- А Выыы?
- Да у меня и прав нет – меня не пустят. Давайте – go!
Упрашивать их не пришлось, глаза уже горели предвкушением, и новый старт застал их готовыми: жми на газ, и приз Монако у тебя в кармане, - или хоть с Шумахером познакомишься.
По площадке носились сверстники Siggi, мальчишки постарше и взрослые банковские служащие – все одинаково азартно крутили баранки, визжали от восторга, как мало нужно для счастья – хоть на пять минут.
С автодрома девушки вернулись с заметным румянцем, продолжая смеяться; наблюдать за ними было приятно, и он спросил:
- Какой подвиг следующий? Тут есть родео – можно покататься на быке.
Они о чем-то тихонько заговорили между собой, слышалось: «Ну, давай».
- Я хочу на катапульту, Наташа боится, а там два места, одному нельзяяя.
- У них есть на такой случай мальчик – брат 50 Cent.
- Негр?! Нееет, я не хочууу!
На лице у нее отразилось такое разочарование, будто она заняла второе место на конкурсе «Мисс Вселенная»: бриллиантовая корона уплыла прямо из-под носа, а была так близко – руку протяни. Вот черт, взялся девушек развлекать. Назвался груздем…
