Ознакомительная версия.
– Все?
На новый виток его не хватило, и он лишь молча кивнул – «все».
– А раз все, то я скажу. Органы, они не только карают, они еще и воспитывают. Ты даже не хочешь узнать, куда пошли твои деньги, а напрасно.
– На строительство детского дома, я полагаю, – саркастически парировал Феликс.
– Ну, как-то так. Во всяком случае, от тебя не убыло и ты все еще находишься на свободе.
– Ты мне ни хера не сделаешь, – он опять застучал по столу, словно заяц по барабану, – а бабки верни.
– Нет, – я покачал головой, – не верну. И ты напрасно считаешь, что я тебе ничего не сделаю. Я тобою задницу вытру.
Потом в кабинет вломились коллеги, привлеченные воплями секретарши, в свою очередь привлеченной воплями Феликса и звоном выпавших из стеклянного шкафа фарфоровых и оловянных кубков, подаренных мне в разное время за разные спортивные достижения. Например, стрельбу по летающим пластмассовым тарелкам на стрельбище «Динамо» и победу в соревновании водных лыжников. Ворвавшимся привиделась картина частичного разгрома моей казенной обители. В частности, шкаф для кубков был опрокинут и лежал на боку. Стол валялся вниз крышкой, а пол был усыпан бумажными и коленкоровыми обрывками документов различного характера. В углу у батареи сцепились двое, и нас долго не могли растащить. Я могу поклясться, что слышал, как кто-то (в шутку, наверное) предлагал разлить нас кипятком из секретарского чайника.
Суть дела же была проста, как день и ночь: Феликс торговал нерастаможенной мебелью, а я наложил на очередную пересекшую границу под видом опилок партию запрет. Все было конфисковано, а затем за божеские деньги распродано по разным мебельным базам. Половину выручки я присвоил, половину заслал наверх, и Феликс пришел ко мне «обсудить». Вылилось для него это обсуждение в трое суток административного ареста. За то время, пока он сидел, дело его чуть не погибло. В офисах прошло несколько обысков, компьютеры грузили прямо в бортовые грузовики, на счета был наложен арест, короче – тихий ужас. После трех суток в изоляторе временного содержания, в одной камере с вонючими отъявленными негодяями, он вновь предстал передо мной. Я накормил его бутербродами и напоил кофе. Он заплакал. Я предложил ему полюбовно отписать половину мебельного бизнеса. Он успокоился. Для него эта мебель была пустяком, но выводы Феликс сделал безошибочные: никто теперь не оставит его в покое, выдоят до костей. Тогда он начал выводить активы, о чем я узнал довольно скоро и теперь уже по своей инициативе вызвал его.
– Готовишься сделать ноги?
– А что ты предлагаешь? С вами бороться бесполезно, себе дороже. Поеду туда, где погоны не лезут в бизнес, Паша. В цивилизованную страну поеду.
Я достал сигарету, прикурил и долго смотрел на Феликса сквозь табачный дым. Очертания его физиономии расплывались, и постепенно мне стало казаться, что он как-то совершенно по-клоунски кривляется. В допросе необходимо выдержать паузу, она порой дороже любых, даже самых сильных слов.
– Оно конечно, – начал я, слегка покашливая, – заграница это панацея, для тебя особенно. Но вот в чем вопрос: с чем туда ехать, в эту заграницу?
– То есть? – он подался вперед.
– То и есть. Я ведь знаю, что ты распродажу устроил. Недвижимость распродаешь, сдаешь в долгосрочную аренду, заводы свои на аукцион через каких-то мартышек выставил, да все я про тебя знаю. Могу по минутам рассказать твою последнюю неделю, веришь? Могу тебе палок в колеса напихать. Да чего тут говорить, ты все понимаешь.
– Понимаю. Сколько ты хочешь?
– Ничего я не хочу. Уезжай себе на здоровье. У меня просьба скорее не материального, а гуманитарного характера.
– А именно? – удивился Феликс.
– Жизнь заковыристая штука, – начал я немного издалека, – кто знает, что может произойти? Сегодня я тебя вызвал. Ты, при всех своих миллионах, вынужден сидеть в этом дрянном кабинетишке и терпеть мои издевательства, а завтра все перевернется с ног на голову. Я тебе больше скажу – должно перевернуться. Я кто? Да никто. Мудак и беспредельщик в погонах. Ты предприниматель, светлая голова – это ты так думаешь. На самом деле ты ворюга, но это мое частно-народное мнение, уж извини. Так что я предлагаю нам помириться. Меня тоже можно понять – я человек подневольный. Прижать тебя было не исключительно моей инициативой. А сейчас я могу помочь. Сделать так, чтобы ты уехал спокойно, ничего по дороге не растеряв.
– Да я понял. Я и спрашиваю поэтому, чего ты хочешь?
– Однажды – я не знаю, когда это случится и случится ли вообще, – мы встретимся, и ты подашь мне руку. Без зла. И выслушаешь меня. Я знаю, Феликс, что ты человек слова, настоящий бизнесмен только таким и должен быть, поэтому обещай мне, что все произойдет в точности, как я прошу.
Он немного подумал и ответил:
– А потом ты о чем-то попросишь?
Я пожал плечами и улыбнулся:
– Черт его знает…
– Я согласен.
И Феликсу было позволено уехать. Я обставил все так, чтобы его отъезд выглядел словно побег, организовал даже бутафорское преследование, которое «шло по пятам», но постоянно опаздывало буквально на доли секунды, когда Феликса уже и след простыл. Так, финансовая проверка закончилась лишь спустя полгода после того, как он уже перебрался на Остров, запрос Генпрокуратуры три раза терялся в недрах самой Генпрокуратуры, а следователь по особо важным делам, не успев начать изучение дела, был с почестями отправлен на пенсию. По уровню коррупции Россия все еще стоит на месте банановых стран вроде Зимбабве, и не пользоваться этим обстоятельством было бы глупостью, непростительной для практичного человека.
Само собой разумеется, что никто из тех людей, что возвышаются над плебсом – моих руководителей, – не позволил бы свершиться тому, что свершилось, не будь на то веских, с их точки зрения, причин. Вначале Феликс финансировал их шаги вверх по карьерной лестнице, но затем, когда семена дали всходы и в руках этих людей оказалась реальная власть, он перестал быть им нужен. Более того, он стал неудобной деталью в красивой, придуманной биографии, постоянно напоминая о полууголовном, а то и вовсе бандитском происхождении российского политического истеблишмента. Убрать Феликса попробовали однажды, организовав громоподобное в буквальном смысле слова покушение: взрыв в центре города, – но он выжил. Дело получило широкий резонанс, не говорил о нем только ленивый, поползли слухи, строились различные весьма точные предположения из серии «кому это выгодно», и было решено «отжать» Феликса «по-тихому». Исполнителем был назначен… Кто? Я, разумеется.
Феликс удалился в изгнание сильно обиженным. Еще в наших с ним разговорах он постоянно твердил, что по отношению к нему поступили крайне несправедливо, и в подтексте этих его стенаний чувствовалось желание мести. Мести не сиюминутной, но долгой. Такой, которой порой посвящают целую жизнь. Своими наблюдениями я не стал делиться, тогда как обязан был сделать это, но все на свете приводит к лучшему. Во всяком случае, если под лучшим подразумевать все, что со мной произошло с момента моего освобождения из секретной тюрьмы, расположенной на территории одной из военных частей Подмосковья. Ведь воспрепятствуй я тогда бегству Феликса, поведав о своих соображениях относительно его мстительности, сидеть бы мне и поныне. А так мне дали возможность исправить мое немногословие. Туман обманчив, никогда нельзя верить туману: он искажает суть вещей, делая близкое далеким и наоборот.
* * *
…Правильная геометрия аллей Гайд-парка непонятна и вызывает неосознанную тревожность, которую всеми силами пытаешься заглушить. Я вылез из метро и, прищурившись на яркое солнце, вступил за кованые пики парковой ограды. Здесь-то меня и накрыл инстинкт самосохранения. Смутный, нелепый во всех случаях, когда предстоит по-настоящему большая, серьезная работа. Я выражаюсь в стиле «модерейшн» – «умеренность», но кто признается, пусть и самому себе, что это элементарная трусость? Страх перед ближним будущим, перед его неотвратимостью. Говорят, что человеку не дано знать будущее, и в этом его величайшее счастье, а я бы сказал, что и величайшее горе. Ведь, знай человек свое будущее, прогноз вероятий, он мог бы сам, безо всякого логоса, менять бытие, и тогда по праву считался бы хозяином мира. Да что мира?! Гораздо важнее, что человек становился бы полным хозяином самого себя, ведь на деле миллиарды двуногих букашек находятся в чудовищной зависимости от незнания собственного будущего. Единственным слабым заменителем здесь считается интуиция, но догадки, сделанные с ее помощью, порождают много сомнений и могут свести с ума.
Выглядело все в высшей степени прилично. Никаких мордоворотов в серых пиджаках и черных, под горло, «водолазках». Того бычья с силиконовыми спиралями ушных проводков, частного городского спецназа, не нашедшего себе лучшей доли, кроме торговли собственным, наращенным с помощью разных стероидных препаратов телом. Никакой разницы между таким вот кабаном и проституткой нету. Оба-два торгуют собственным телом, и только.
Ознакомительная версия.
