– Юлиан куда лучше подготовлен, чем хочет казаться, – улыбнулась Виола. – Поверьте мне, Леон, у него обычное мужское упрямство, причем без предрассудков, он ведь железный прагматик и даже предрассудки считает изобретением неуравновешенных и обиженных жизнью людей, многие из которых его пациенты. Так что за Юлиана я спокойна.
– Это уже лучше. – Варшавский повернулся к Юлиану и смерил его снисходительным взглядом. – Я тоже смогу вам помочь. Поначалу я обеспечу вас клиентурой, что чрезвычайно важно. Если эти люди пройдут через горнило комнаты, они непременно растрезвонят о чуде обновления окружающим. А чудо произойдет, поверьте мне, и не смотрите на меня с насмешкой. Но одно последнее мероприятие мы должны наметить и осуществить непосредственно в вашем офисе. Речь идет о специальной молитве. Она, как шифр от сейфа, откроет космический канал.
Юлиан слегка поморщился:
– Я атеист. Или около этого. Блуждающий в потемках и верящий в теорию разумного дизайна, но с множеством оговорок…. Может быть, вы за меня помолитесь, а я, так сказать, исполню коду – пропою «аминь».
– Жюль, не преувеличивай, – сказала Виола. – Ты любишь казаться циничнее, чем есть на самом деле. Это, Леон, он немножко вам назло говорит. Юлиан уважительно относится к людям верующим, что не свойственно многим атеистам здесь, в Америке. Они бывают довольно агрессивны к любому проявлению веры.
– Vice versa, – сказал Юлиан, пожав плечами.
– Да не волнуйтесь вы, – усмехнулся Варшавский. – Молитву я произнесу один. Вы будете рядом. Все, что от вас потребуется, – сосредоточиться, настроить себя на волну восприятия космической праны, а значит не засорять свой мозг бытовым мусором, понимаете? Можем это проделать хоть завтра. Заезжайте за мной примерно в такое же время, и на всю процедуру у нас уйдет не больше пятнадцати минут. А теперь слушайте внимательно: у меня для вас уже есть два экземпляра. Один – молодой мужчина, ему, судя по всему, лет двадцать пять – двадцать восемь. Зовут его Павел. Сразу предупреждаю – это нелегкий вариант. Человек в глубокой депрессии, с очень неустойчивой психикой… Вспышки ярости у него могут неожиданно смениться полной аппатией. И несомненно, что такое угнетенное психическое состояние отражается на его физическом здоровье. Я не часто, но все же помогал людям, страдающим депрессиями. И ему бы помог, но он, как только дело доходило до какого-то ключевого момента, сразу замыкался в себе и мне раскрываться ни за что не хотел. Все мои попытки расколоть его – извините за такой не свойственный мне оборот – ни к чему не привели. Там сложные отношения с родителями. Какой-то идущий с детских лет конфликт. Человек не может найти мир с самим собой или, как вы когда-то верно подметили, полюбить себя. Словом, крепкий орешек. Но если не вы – то кто же ему поможет? Кроме него есть одна старуха, почти слепая и вроде выжила из ума, а на самом деле, как я полагаю, больше притворяется, чтобы досадить своему сыну, который на все сеансы приходит вместе с ней. Ее хаотические визиты ничего для меня не прояснили – то ли она просто хочет душу излить, то ли у нее что-то болит – непонятно. Сначала она жалуется на физические недомогания, а потом как-то незаметно переводит все в область туманных ощущений и недомолвок, а сынок ее, которого я два раза выгонял из кабинета, только время от времени палец у виска крутит. С другой стороны, я его понимаю, старуха со странностями, но в ней все же присутствует такая, я бы сказал, духовная сила… Словом, бабка не из репертуара Клары Новиковой. Она – настоящая, мне просто не удалось к ней подобраться. Я ведь тоже не всесильный.
– Неужели? – удивился Юлиан.
– Представьте себе. Особенно, если приходится стучаться в наглухо задраенную подводную лодку.
– Но ведь эти люди вам что-то о себе все же рассказывали, чем-то сокровенным делились, – сказала Виола.
– Это «что-то» – легенда, придуманная шпионом, которого поймали. Она правдоподобна, но только уводит в сторону. В каком-то смысле Юлиан прав – американцы умеют открываться психологу, они как бы вверяют себя профессионалу, знают, что их выслушают, дадут совет или пожелание. Люди приехавшие из бывшего СССР, где секретность всегда была пугающим фактором, свой регулятор эмоций держат в режиме «ни вашим – ни нашим». Для них признаться в своих слабостях или вредных привычках немыслимо. Вот они и накручивают одну басню за другой… Так что выбирайте из этих двух. Я советую старуху. Она назойлива и заговаривается, но для первого визита вполне пригодный материал. Вроде булгаковской собачки. Вы на ней сможете испробовать разные подходы, понимаете?
– Нет, не хочу старуху, – сказал Юлиан, представляя себе почему-то расплывшуюся до медузообразного состояния больную женщину со слуховым аппаратом, вставленным в ухо. – Давайте лучше этого, как его, Павлика Морозова. Люблю таких недотрог раскалывать. Уж извините, что применил ваш уголовный термин.
Во вторник вечером Юлиан и Виола собрались в кино и по дороге остановились рядом с русским магазином «Continental Cuisine», чтобы купить свежий номер «Вестника эмигранта». Магазин был расположен в небольшом аппендиксе бульвара Заходящего солнца. Такие застройки в Лос-Анджелесе называют плазами, хотя ничего общего с настоящими испанскими плазами, представляющими по сути огромные городские площади, эти американские полудворики не имеют. На них обычно умещаются еще два-три магазинчика, и парковка всегда превращается в головоломку. Именно на такую мини-плазу по дороге в кинотеатр и заглянули Юлиан с Виолой. На тесном пятачке (а-ля коммуналка в изгнании) кроме русского деликатесного магазина разместились: корейская химчистка, интернациональная лавка по продаже мобильных телефонов и армянская сапожная мастерская «Тигран и сыновья».
– Что-то кроме газеты будете брать? – спросила продавщица. – Нам осетринку сегодня завезли.
– Первой свежести? – осведомился Юлиан.
– А как же! Хозяин закупает прямо на базе, – сделав большие глаза, заверила продавщица.
– В другой раз обязательно возьму, я, видите ли, перешел на сухой паек, только прессой питаюсь.
– Еще глоссики есть, только что пожарили, – с угасающей надеждой крикнула ему вслед продавщица. Но даже глоссики не смягчили сухого сердца покупателя.
Он сел в машину, где его ждала Виола. Пока Юлиан маневрировал, чтобы выехать на бульвар, Виола развернула газету.
– Какой интересный мужчина, – сказала она. – Тот, что справа от главного гуру. Встретила – влюбилась бы с первого взгляда…
Юлиан, посмеиваясь, скосил глаза. Его портрет красовался рядом с портретом Варшавского, хотя и заметно уступал последнему в размерах.
– А знаешь, текст твоего объявления набран каким-то бледным курсивом, некоторые буквы даже плохо пропечатались.
– Ничего удивительного. Варшавский душит конкурента простым, но верным способом: выставляет напоказ, но в неприглядном виде. Он же из России. А среди его клиентуры, уверяю тебя, много новых русских. Он им пророчествует, как придворный астролог падишаху – всегда с благоприятным раскладом. Вот они ему денежку и отстегивают, вероятно, даже дают советы, как запускать мертвую валюту в обращение. Интересно, удалось ли ему приучить их поклоняться гречневой каше, после того как они посмаковали устриц в вине и объелись трюфелями с черной икрой…
– Жюлька, а у тебя вроде мандраж появился?
– Ничуть. Я бы сказал – азарт. Почти юношеский, под капитанским девизом: бороться и искать, найти и не сдаваться!
Юлиан не юлил. Он действительно чувствовал себя достаточно уверенно и спокойно. Накануне, в понедельник вечером, Варшавский позвонил к нему домой и после туманной преамбулы о музыкальной гармонии космических сфер и способностях человеческого уха ловить сигналы космоса, спросил Юлиана, когда тот будет готов к визиту первого пациента.
– Я свободен в среду с одиннадцати утра до полвторого, – ответил Юлиан.
– Прекрасно! Я уже говорил с Павлом, он сейчас не работает и готов подойти в удобное для вас время. Двенадать вас устроит?
– В самый раз. Моя утренняя булочка с лососинкой и сыром к этому моменту будет порабощена желудочным соком и начнет свое долгое блуждание по катакомбам желудочно-кишечного тракта. Так что после вашего Павлика я как раз созрею к новой чревоугодной мессе.
– Главное, чтобы клиент не подпортил аппетит, – с некоторым ехидством рассмеялся Варшавский.
– Меня очень трудно сбить с пути.
– Ну, дай-то Бог… – вздохнул Варшавский, но Юлиану послышалось в его покорном вздохе что-то фарисейское…
Человек, отворивший дверь в офис Юлиана, выглядел довольно буднично. Невыразительное, слегка приплюснутое лицо. Чуть опущенные книзу уголки губ. Большие, поросшие мехом уши и маленькие, пронзительные, пугливо-злые, как у зверька, глаза. Ворот его рубашки был распахнут, оттуда выпирали наружу острые ключицы и торчал черный клок волос посередке.
