Гулять по магазинам оказалось новым удовольствием, как и сидеть в машине, или в ресторане, или идти от машины до ресторана. Каждый раз со сменой декораций мы тоже делались полностью новыми. Мы слонялись по универмагу «Глендейл-галерея», рука об руку, гордо вскинув головы. Мне нравилось смотреть, как мужчины пялились на нее, и как менялись у них лица, когда я брала ее за руку. Я! Женщина, по возрасту совершенно не подходящая – да и вообще никогда не подходившая, даже в соответствующем возрасте. Тот, кто сомневается в удовлетворении, какое можно получить от не слишком умной подруги вполовину младше, просто никогда такой подруги не имел. Это приятно во всех отношениях. Все равно что носить что-нибудь очень красивое и при этом есть что-нибудь очень вкусное, постоянно. Филлип знал – он знал и пытался мне это сообщить, но я не слушала. Не могла не думать, слыхал ли он вести о нас с Кли.
Она была не просто молода – она была рыцарь: придерживала двери, носила сумки – ни за что не платила, поскольку денег у нее не было, но показывала, что́ будет на мне хорошо смотреться. Отвела меня в магазин белья, чтобы я подобрала себе «занавески», как она выразилась. Выбранное ею было все кружевное и девчачье на вид, совершенно неприличное для человека моего возраста, с моим телом. Жесткие лобковые волосы «соль с перцем» торчали из тюлевых розовых трусиков, но она не обратила внимания – просто попросила меня надеть их сразу в примерочной.
– Занавески нацепила?
– Да.
Она обняла меня за плечи.
Когда Тэмми Свиной Лик спросила нас, были ли мы тело к телу, Кли и я покраснели. Мы ни разу не были вместе нагишом.
– Прикладывать к телу помогает регулировать сердечный ритм и дыхание малыша, и, конечно, это полезно для связи мать-ребенок.
– Нет, – прошептала я, сообразив, о чем речь, – мы его еще не прикладывали к себе.
– Кто первый?
– Шерил, – быстро сказала Кли. – Потому что мне очень нужно в туалет.
Тэмми глянула на меня. Она думала, что я – мать Кли, вплоть до того, как увидела нас целующимися в лифте. Я сняла блузку и лифчик и повесила их на спинку стула. Тэмми подобрала Джековы трубки и провода, осторожно поднимая его из ящика. Он гримасничал и извивался, как гусеница. Она положила его мне между грудей и обустроила ему конечности так, чтобы его кожа и моя соприкасались как можно больше, а затем укрыла нас розовым хлопковым одеялом. И ушла.
Я глянула назад. Кли была в туалете. Грудка Джека надавливала на мою и отступала; приборы молчали. Он засопел, и его громадные черные глаза метнулись вверх.
Привет, – сказал он.
Привет, – сказала я.
Мы оба ждали этого с тех пор, как мне было девять. Я откинулась и попробовала расслабиться, накрыв ладонью обе его ноги и попу. Я чувствовала себя статуей чего-то добродетельного. Вот оно. Вот оно в самом деле. Пребывать в этом мгновении было трудно, оно скакало, как солнечный зайчик. В другом конце палаты Джей Джей устроился на груди у своей матери в том же положении, укрытый таким же розовым одеялом.
– Как его зовут? – прошептала она.
– Джек, – прошептала я.
– Правда?
– Ага.
– Так его зовут, – сказала она, показывая на Джей Джея.
– Шутите.
– Нет.
– Не двигайся. – Кли. Она сделала фотографию телефоном и поцеловала меня в ухо.
– Угадай, как зовут того ребенка, – предложила я.
– Джек, знаю, – сказала она. – Это мне подсказка была.
– Ты назвала нашего ребенка в честь другого ребенка?
У Кли сделался раздраженный вид.
– Мы их не знаем – и никогда больше не увидим. Я решила, это хорошее имя.
У мамы другого Джека лицо было одновременно польщенное и обиженное. Кли погладила нашего Джека по родничку, как ни в чем не бывало. По-настоящему ли это все для нее? Думала ли она, что все это временно? Или, может, в этом и есть суть любви: не думать.
Глава двенадцатая
Она теперь вела себя немножко больше как гость – складывала одежду и делала из нее опрятную стопку у меня на туалетном столике, нечаянно сбивая все мои лосьоны и украшения. Первые несколько дней по возвращении мы пытались есть за кухонным столом и разговаривать, но я чувствовала, что не ее это, и потому садилась с ней на диван, и мы по вечерам смотрели телевизор. Я даже время от времени ела обеды из микроволновки; у всех у них была одна и та же бурая сладость, даже у соленых. Я промывала ее разобранный на части молокоотсос и помогала надписывать бутылочки датами; она фотографировала нас и украшала снимки с помощью приложения «Сердцеватель». Мы были дети, которые играют в семью, – замечательно было даже чистить зубы бок о бок, делая вид, что мы к такому привыкшие. Она, вероятно, думала, что со мной все это происходило и прежде: у меня случился запоздалый припадок увлечения сожительством – идеи из меня так и перли. В первый же выходной я купила меловую доску и повесила ее рядом с календарем, над телефоном.
– Для телефонных сообщений. Мелок вот тут, в тарелочке. Есть все цвета плюс белый.
– Мне все звонят на мобильный, – сказала она, – но я могу записывать сообщения, которые для тебя. Если ты хочешь, чтобы я снимала трубку. Обычно я просто жду, пока автоответчик включится.
– Пиши на доску вообще что угодно. Вдохновляющие высказывания, например, – каждое воскресенье можем писать цитату недели. – Я написала «НЕ СДАВАЙСЯ» голубым мелком, стерла. – Это просто пример. Можем по очереди.
– Я не очень-то много знаю цитат.
– Или отметки – если нужно вести чему-нибудь счет, можешь их здесь ставить.
На мгновение она задержала на мне взгляд, затем взяла фиолетовый мелок и оставила в верхнем левом углу маленькую отметку.
– Именно, – сказала я, кладя мелок обратно в тарелочку.
– Хочешь, скажу, что это значит?
– И что же?
– Каждый раз, когда думаю: Я тебя люблю.
Я сначала уложила все мелки в аккуратный ряд и лишь затем подняла взгляд. Не улыбается, нет: серьезная, увлеченная. Видно было, что она уже давно собиралась сказать что-то подобное женщине.
– Видишь, как оно высоко в углу? – Ее губы – у моего уха. – Я оставила много места на будущее.
Тэмми сказала, что пора попробовать приложить его к груди.
– Возвращайтесь к кормлению, в четыре часа. Первый ребенок, да? Дежурная медсестра покажет, что к чему.
Я глянула на Кли. Она щурилась в потолок.
В четыре нас ждала новая медсестра – Сью. Она глянула в планшетку.
– Насколько я понимаю, мать… – Ее взгляд погулял между нами двоими. – …будет кормить впервые?
– Вообще-то нет, – сказала Кли твердо. – Я решила остановиться на насосе.
– О, – сказала Сью. Она оглядела палату в надежде, что подтянется еще какая-нибудь медсестра.
– Лин – ваша замужняя фамилия? – спросила Кли, потрогав бейдж медсестры хамоватым пальцем.
Сью Лин улыбнулась своей планшетке, поправляя на ней авторучку, пока та не упала на пол.
– Нет, в смысле, да, я не… Думаю, ничего, если вы будете кормить из бутылки.
Я смотрела, как Кли вразвалку дошла до кувеза.
– Разве это не значимо – чтобы она кормила грудью? – спросила я. – Для связи?
Сью вспыхнула.
– Да, конечно. В следующий раз пусть кормит грудью.
Но Кли не стала – всякий раз увиливала. Я научилась держать крошечную бутылку, как карандаш, дразнить его губы, пока они не раскроются, направлять соску ему в верхнее нёбо.
Это молоко Кли, не мое.
Важно отдавать должное кому надо. Он сосал и глотал, не сводя с меня взгляда.
Фотография, которую Кли выбрала для объявления рождения Джека, – та самая, со мной, которую она сделала телефоном. Пока я собирала объявление на своем ноутбуке, она массировала мне плечи.
– А можно надпись чтоб повеселее? – сказала она.
– В смысле, другой шрифт?
