— Прекрати, глупый, я совсем не это имела в виду…
Еще помню, как в какой-то момент прозвучал сакраментальный вопрос:
— Ты случайно сейчас не в меня кончил…?!
И помню, ответить точно не смог. На всякий случай взял ее за руку, отвел в ванну, свинтил головку смесителя, вручил шланг:
— Вот! Это тебе. Знаешь, как пользоваться?
Помню, когда она вышла из душа, я ей сказал:
— Все, тебе пора.
А она сказала:
— Я полчасика еще у тебя побуду. И сразу поеду на маникюр. У меня назначено на двенадцать. Сейчас уезжать — не туда, ни сюда.
А я ей сказал:
— Тогда иди в спальню, отдыхай. А я тут…
И мгновенно вырубился на диванчике. Удивительно, как я запомнил свои последние слова. А может, они были и не последние. То есть, я еще что-то говорил, но запомнил только их.
…Три часа дня. Прихожу в себя. Не просыпаюсь, а именно прихожу. Сон был похож на обморок. На хмельной туман. На полет на кукурузнике в грозу. Я никогда не летал на кукурузнике в грозу. Но на кукурузнике я летал, когда работал на Архангельском областном радио. Хватало получаса, чтобы «почувствовать себя счастливым»…
Не сразу могу сообразить, где, я. Лежу на диванчике в гостиной, прикрытый одеялом. Понимаю — это Лена меня прикрыла. Какая хорошая девочка! Уже и не вспомню, когда кто-нибудь меня вот так прикрывал одеялом, чтобы я не замерз. А я всегда прикрывал, сколько себя помню — не люблю, когда кто-то рядом мерзнет во сне…
Встаю, покачиваясь, брожу по квартире. В прихожей, в кармане куртки, пикает телефон. СМС пришла пару часов назад. «Уехала. Не хотела будить. Мне было очень хорошо. Рискнула оставить дверь незапертой. Но ты же везучий…:) Нежно целую!»
Чуть позже написал ей.
— Как самочувствие?
— Отличное! Наелась сладкого…:) Надо повторииить… Как ты?
— Обязательно! Меня штормит…
Звоню Чернову. Заезжает за мной на такси, катим на набережную за моим джипом.
— Ты давно видел Светку? — вдруг спрашивает ни с того ни с сего по дороге.
— Почему ты спросил?
— Не могу понять ваших отношений.
— А зачем тебе понимать?
— Волнуюсь за тебя.
— Не стоит. Она замужем. Все в прошлом. У меня теперь другие.
— В том то-то и дело. Их стало слишком много. Ты никогда не был бабником, старик…
— Я и сейчас не бабник — не так уж много я сплю с женщинами. Я сачкую. Всякий раз, когда есть возможность, я сачкую…
— Поговори с ней. Ведь прошло столько времени.
— Прошло слишком много времени. Меня больше волнуют эти тучи. Они так низко. Не было бы к вечеру тумана — мне же лететь…
…Как я и предвидел, самолет летит в тумане. Хорошо еще, что вообще летит — могли бы и задержать неизвестно, на сколько… А еще туман как будто внутри меня, он клубится в мозгах, все усложняя — в тумане всегда все кажется сложнее, чем ясным солнечным днем…
«Почему он спросил о Светке? — думаю, вжавшись в кресло бизнес-класса и залпом осушив пару стаканов минералки. — Никогда не спрашивал, а тут спросил. Он знает, что я с ней иногда встречаюсь. И знает, что это не из-за секса — мы можем месяцами обходиться без секса, а только выпивать и разговаривать. Почему я не догадался спросить, как давно видел ее он сам? Хотя, зачем мне это — ну, видел и видел — какая разница? А может он знает что-то, чего не знаю я? А что он может знать? Ну, например…?»
…У Лиды Колесник волосы собраны на затылке в пучок, губы ярко накрашены. Пухлые, чувственные губы, наиважнейшая часть ее лица, да, и любого женского лица, из-за собранных на затылке волос еще больше притягивают мое внимание. Иногда мне кажется, выражение «глаза — зеркало души» безнадежно устарело и теперь зеркалом души у девушек являются не глаза, а губы! Ну, что ж, я люблю красивые губы, по мне, пусть будут хотя бы губы, чем вообще ничего… Это не относится к Лиде — у нее есть все, что нужно, по крайней мере, при поверхностном осмотре…
— Ну, и что ты мне покажешь дома? — спрашивает она, пока переставляют свет. Вопрос Лиды не случаен — пару недель назад, я послал ей СМС с приглашением в гости. В качестве главного аргумента там фигурировало многозначительное «мне есть, что тебе показать». Лида не приехала, но на всякий случай оставила дверь в мою жизнь приоткрытой, вежливо просунув в образовавшуюся на миг щель фиксатор в виде интеллигентного «как-нибудь в другой раз обязательно, дорогой…»
— Покажу тебе сцены, где ты меня соблазняешь и подкидываешь наркотики, — говорю. — Бери бутылку коньяка и приезжай в гости.
— О, как здорово! — воодушевленно кивает. — Я обязательно приеду! Обязательно!
Смотрю на Лиду с недоверием. Как-то слишком решительно согласилась. Как будто это само собой разумеется — приезжать в гости к парням с коньяком, и по-другому просто не бывает.
— Коньяк я купил, — сообщаю для большей убедительности. — Просто приезжай. А ты, кстати, что пьешь? Может, мне еще что-нибудь купить?
— О, разное… — отвечает весело. Видимо, это означает: «Пью все, только наливай!». — Я могу приехать с апельсинами. Ты пил коньяк с апельсинами?
…Однозначно от Лиды исходит что-то, от чего я столько раз сходил с ума, и к чему теперь стараюсь не приближаться слишком близко… Как я ошибался, когда думал, что с годами стану спокойнее! Не стал. Разве, что немного опытнее — умею держаться на расстоянии, чтобы не вспыхнуть и не сгореть — я же все еще такой пожароопасный!
Когда снимают мои крупные планы, и она за кадром, я не смотрю ей в глаза, смотрю ближе к камере.
— Тебе как удобнее, работать со мной или без меня? — спрашивает, заметив это. — Мне садиться ближе к камере или наоборот?
«Делай что хочешь, милая, садись, куда угодно, только не уходи! — хочется шепнуть. — Будь где-то поблизости! Просто будь…»
Из Москвы прилетела отдохнувшая Яна Носова. Утром она меня подколола:
— Ты знаешь, Алексей, в мое отсутствие на площадке что-то изменилось, между тобой и Володей теперь какие-то странные новые отношения, какая-то почти магическая связь! Наверное, ты тут колдуешь? Сделал восковую куклу режиссера и по вечерам пронзаешь ее иглами.
— Сахарными иглами, — пошутил я.
Яна повторила Володе шутку о кукле Вуду.
— А я не возражаю, — сказал он. — Ты, Яна Носова, тоже можешь сделать мою куклу и пронзать ее иголками, сколько душе угодно. Главное, чтобы я, наконец, начал восхищаться твоей игрой…
И весь этот день Володя время от времени изображал зомби, предлагал обойтись в наших с Яной двойных сценах без ее крупных планов, чтобы не отвлекать внимание зрителей от моей игры, или снять вместо крупного плана ее лица, затылок, или снять ее крупный план через мой зрачок…
Я тоже развил тему и, когда объявили обед, вошел в ее вагончик со словами:
— Ты обедать здесь будешь, милая?
— Да, а ты?
— Еду к Володе домой, он пригласил. Ольга — его жена — приготовила нам обед. На двоих…
— Нет, это Володя сделал твою куклу и приколдовал тебя, — сказала Яна.
— Да, именно так, — говорю. — И я решил весь свой гонорар на этом проекте вложить в следующий проект Володи. И, кстати, очень хочу, чтобы в главной роли снималась Яна Носова — ты, случайно, меня не приколдовала?
Так странно — мы отработали с Яной четыре месяца, играли любовь и, казалось бы — должны были сблизиться, а на самом деле получилось наоборот. Мы нормально общаемся вне кадра, обмениваемся новостями, шутим. И в кадре делаем вместе не плохие сцены. Но я чувствую, как Яна все дальше уходит от меня. Я всегда чувствую, когда кто-то удаляется, как бы он ни пытался это скрыть. Меня в этом не обмануть…
Еще утром, когда мы встретились на гриме, я сказал Яне:
— Слушай, какая у нас после обеда сцена трудная, да?
— Ты какую сцену имеешь в виду? — не поняла Яна.
— Ну, как… На автовокзале.
— А что в ней трудного — около двух минут всего. И не так много текста…
— Но это же примирение Родиона и Натальи! Родион поверил, что Наталья его предала, и решил навсегда уехать. Он принял окончательное решение, понимаешь! Извини, но тебе будет непросто меня переубедить…
Это целиком и полностью сцена Яны, ее заглавная партия. Наталья здесь должна предстать такой, какой ее еще не видели.
Я представлял это так:
…Идет посадка в автобус. Родион и Пятница с билетами у дверей. Вдруг останавливается такси, выскакивает Наталья, бросается к Родиону, кричит в слезах.
— Ты никуда не поедешь! Не поедешь, слышишь?!
— Отойди… — Родион отстраняет ее, поворачивается спиной, угрюмо идет к дверям. И тогда Наталья неловко бьет его в спину кулачками, как будто в глухую дверь стучится, беспомощно и трогательно, как только умеют любящие женщины, кричит:
— Ну, и уезжай! Езжай куда хочешь… Катись! Не могу больше… Всю душу ты мне истерзал! Как заноза в сердце… Что же мне делать, господи? Как мне забыть его? Как…
