Стоит мороженщик. Я решил съесть сахарный рожок. Он стоил 15 коп. Роюсь в кармане, достаю двугривенный, даю мороженщику. Рожок за пятнадцать, пожалуйста. Приятного аппетита, молодой человек. Но сдачи не дает. Я молчу, он молчит. Смотрю на него, он на меня. Довольно долго смотрим друг на друга. Потом я спрашиваю:
— Вот это мороженое, — показываю на купленный рожок, — сколько стоит?
— Пятнадцать копеек, — равнодушно говорит он.
— А я вам дал двадцать копеек.
— Ну? — говорит он.
— Но мороженое-то сколько стоит? — говорю я.
— Пятнадцать копеек, — спокойно говорит он.
— Но я ведь вам дал двадцать копеек!
— Ну? — холодно говорит он. — Зачем повторяешь, а?
— А сдача где? — вежливо говорю я.
Вдруг он взрывается. Вся его полуденная разморенная меланхолия мигом улетает прочь. Он взмахивает руками.
— Ты бедный, да? — возмущенно кричит он. — Ты, значит, совсем бедный, да? Весь такой бедный-несчастный?! Совсем голодный, да?! Раз ты такой бедный, тогда на, на, на! — Налившись яростным кирпичным цветом, он достает из кармана десятку и пихает мне: — На, бери, бедный такой! Бери, купи себе хлеб, а то с голоду умрешь!
Я так обозлился, что взял эту десятку и спрятал в карман.
— Спасибо, — говорю.
Он рот раскрыл от возмущения. Молчит и руками разводит.
А я повернулся и пошел к своим ребятам, которые стояли в стороне и за всем этим наблюдали.
Мороженщику уже неудобно было давать обратный ход, кричать: отдай, отдай. Да и нас было четверо все-таки.
Хотя назавтра мы уже по этой улице не гуляли.
А послезавтра и вовсе уехали в Москву. Говорить же о том, какое применение мы нашли этой десятке — излишне, полагаю.
мертвый язык. Зато мы делали ракеты
Дима Семицветов из фильма «Берегись автомобиля» был богат. У него был дом — полная чаша, и даже машина Волга. Для 1960-х годов это было ой-ой-ой. Для 1970-х тоже.
Потому что он работал продавцом в комиссионном магазине. Он мог придержать магнитофон фирмы Грундиг и получить за это деньги. У него был свой круг клиентов, пробиться в который было непросто.
Правда, тесть Семен Васильевич считал его воришкой. И страховой агент Юрий Деточкин тоже. Но это были исключения. Остальные искали с ним дружбы.
Комиссионный магазин — не просто скупка, барахолка, секонд-хенд.
Для обычных советских людей, не входящих в спецконтингент, то есть не прикосновенных к 200-й секции ГуМа, к магазину «Березка» и к поездкам за рубеж, то есть для 99 процентов советских людей, комиссионный магазин был почти единственным местом, где можно было безопасно приобрести дефицитный импортный товар. Безопасно — то есть не связываясь с фарцой.
Были знаменитые одежные комиссионки. Были технические (фото-радио) — на Новослободской, на Комсомольском, на Садово-Кудринской и на Смоленской-Сенной.
Знакомый продавец был очень нужен. Потому что пристойный товар сразу распределялся среди своих.
Надобно сказать, что в комиссионках часто продавались совершенно новые вещи. Потому что некоторые советские граждане ездили за рубеж. И привозили оттуда разное барахло, чтобы нажиться вдесятеро. Но многие из них боялись торговать самостоятельно, у себя на квартире. Поэтому они законопослушно несли всякие кофточки, брючки и магнитофончики прямиком в комиссионку. В комок, как говорили тогда.
А продавцы и товароведы бросались звонить своим клиентам.
Но, согласно правилам, вещь нельзя было держать в подсобке. Ее надо было вынести в торговый зал. Но можно было повесить на нее специальную бумажку, чек. Дело в том, дорогие дети, что товар у продавца надо было сначала выписать, а потом этот чек нести в кассу. Зачем, почему? А потому, что товар был в единственном экземпляре. Вот я решил его купить, говорю продавцу: «Выпишите мне эту вещь». Он выписывает. И я спокойно иду с этим чеком в кассу, и никто меня не обскачет на повороте.
Более того. Я мог сказать продавцу: «Выпишите, а я схожу за деньгами». Вот как удобно! Можно было выписать на целых два часа.
Продавцы этим пользовались. «Покажите мне эту кофточку!» — «Извините, она уже выписана».
Но некоторые опытные покупательницы говорили в ответ:
— Выписана? Так-с. А до которого часа? Покажите-ка чек. До половины шестого? Отлично! Сколько сейчас времени? Без пяти четыре? Отлично. Я подожду.
И ровно в половину шестого победно восклицали:
— А теперь выпишите ее мне!
Продавщица зубами скрипела, но ничего не могла поделать.
Бедная продавщица.
Бедная клиентка продавщицы, которая вся в мыле вбегала в магазин без двадцати пяти шесть, и увы.
Бедная опытная покупательница, которая маялась полтора часа у прилавка и покупала кофточку более из азарта и злости.
Бедные все.
Конечно, если ты от Петра Иваныча, тогда вообще не было никаких проблем с получением дефицитных товаров и услуг. Говори: я от Петра Иваныча. Плати, сколько скажут, и забирай.
Но сами по себе деньги, в одиночку, без поддержки со стороны Петра Иваныча, в той системе не работали.
И как трудно было человеку, которого жизнь заставляла вступить на стезю блата, нужных людей и полезных знакомств!
Честные и порядочные советские люди — и потомственные интеллигенты, и простые труженики — сходились в одном: Ну, не умею я давать взятки! И договариваться не умею! Слов таких не знаю!
Однако такие слова и выражения были. Например.
Продавцу мясного отдела:
— Мясо, значит, по два двадцать… А по три тридцать нету?
Находчивый мясник мог ответить:
— Есть по три пятьдесят.
Администратору в гостинице:
— Я по брони Госбанка (или Министерства финансов).
Если администратор был согласен, он отвечал «давайте паспорт». Надо было вложить туда червонец и протянуть в окошечко.
А вот как поступал один мой знакомый, житель одного прекрасного южного города.
Он приезжал в Москву, приходил в ГУМ, заходил в пустую секцию мужской верхней одежды, подходил к продавцу и говорил:
— Мне нужно два модных английских осенних пальто!
— У нас импорт бывает только Венгрия, — вяло отвечал продавец. — Но сейчас нету. Может, в конце месяца завезут.
— Вы меня не дослушали, — ласково говорил мой знакомый. — Я хочу купить два пальто. Модных, понимаете? Английских, так? Два! — Он поднимал два пальца. — Два, понимаете? Одно себе, другое — вам!
Продавец светлел лицом.
— Как раз сегодня утром подвезли, — негромко говорил он.
И приглашал пройти в примерочную.
отвези меня, шеф, на Пьяцца дель Пополо…..
Один знакомый римлянин советовал мне: когда в Риме садишься в такси (особенно если долгая дорога, из аэропорта, например), надо сказать таксисту: ricevuta, per favore! Квитанцию, пожалуйста.
Тут уж он не накрутит, поскольку ты можешь прийти в таксопарк и пожаловаться, имея на руках документ. Я на всякий случай всегда просил ричевуту.
Один раз вышло смешно. Таксист взял с меня 10 евро, а ричевуту написал — безо всякой моей просьбы — на 25 евро. Я спрашиваю — почему? Он говорит — раз вы просите ричевуту, значит, вы понесете ее на свою фирму, чтоб вам оплатили поездку на такси, ведь так? Ну, пусть вам заплатят побольше!
Логика такая.
Раз я не смог обжулить вас, давайте вместе обжулим вашу фирму!
Потому что она наверняка обжуливает государство. А государство как обжуливает своих партнеров на мировой арене, вообще кошмар.
Но, если честно, эти партнеры сами хороши. В общем, la vita è un gioco! Жизнь — это игра!
С ненулевой суммой, что особенно восхитительно.
сорок тысяч разных книжек
Лет пятьсот тому назад я любил одну женщину. И она меня тоже, наверное. Потому что мы прожили вместе тринадцать месяцев. Мы с ней не были расписаны, но считали себя мужем и женой, и называли так друг друга в разговорах со знакомыми ведь мы жили под одной крышей и вели совместное хозяйство.
Я часто бывал к ней несправедлив, требователен, зол. Это было ужасно. Но это было понятно: я пришел к ней весь израненный-истерзанный; уж простите за такую красивость, но это я для краткости. Она меня приголубила и успокоила, подарила бесценное чувство любимости. По всем правилам мою душу должна была наполнять светлая благодарность и нежная терпеливая любовь, а вот поди ж ты… Впрочем, она меня тоже мучила. Потому что она тоже была израненная-истерзанная своим прошлым, даром что ей было чуть за двадцать, да и мне тоже.
