— Вот и хорошо.
— После Мадисон этот ребенок — просто успокоительное.
— То есть?
— У Мадисон в школе вечно все не так. Как ты выражаешься, «проблемная девочка».
— Верно.
— Но, мне кажется, ты держишь руку на пульсе. Последнее время ни о каких драмах я не слышала.
Драмы… У нее, Алисы, в жизни были драмы…
— И наконец, Оливия. Она из тех, кого все просто обожают. Когда она была еще совсем маленькой и мы ходили с ней гулять, тебя останавливали на улицах и засыпали комплиментами. Даже серьезные бизнесмены, которые вечно куда-то спешат, и те расплывались в улыбке, когда замечали ее. Как будто ты прогуливаешься с кинозвездой, честное слово! Она и осталась такой — милой. Мы все ждем, когда она превратится в чудовище, но пока этого не произошло. Она всех любит — может быть, даже чересчур. Помню, мы как-то застали ее в кухне: она сидела на корточках, говорила кому-то: «Ах ты, мой маленький». Мы пригляделись, и оказалось, она гладила таракана. Мама тогда чуть в обморок не упала! — Элизабет замолчала и зевнула во весь рот. — Ты бы, наверное, рассказала о них иначе, — сказала она, как будто защищаясь. — Ты же все-таки их мать.
А Алиса вспоминала, как впервые обратила внимание на Ника. На ней был полосатый фартук, она сидела на высокой табуретке за длинным столом, собираясь приступить к изучению тайской кухни. Подруга Софи тоже должна была прийти, но подвернула ногу и поэтому пропустила первое занятие. Ник пришел с какой-то девушкой; сначала Алиса приняла ее за подругу, но потом оказалось, что это была самая чокнутая из его сестер — Дора. Они оба смеялись, и Алису, только что ставшую одинокой, это очень рассердило. Вот тебе — веселая, счастливая влюбленная пара. Она вспомнила, как встретилась глазами с Ником, который оглядывался в поисках свободного места. Дора в это время сосредоточенно смотрела в потолок: ее чем-то привлек вращавшийся вентилятор. Ник вопросительно приподнял кустистые брови, и Алиса, вежливо улыбнувшись в ответ, подумала: «Давайте, голубки, садитесь, поговорим о чем-нибудь скучном».
На передних рядах тоже было свободное место. Если бы они не встретились глазами, если бы она уткнулась в рецепт рыбного пирога, лежавшего перед ней на столе, или если бы Софи шагнула на пару сантиметров левее и не подвернула бы ногу, попав в колдобину, или если бы они пошли на курсы дегустаторов вин, на которые почти уже собрались, то эти три ребенка никогда не появились бы на свет. Мадисон Лав… Томас Лав… Оливия Лав… Три человека, каждый уже со своим характером, причудами и историями.
Как только Ник поднял на нее свои кустистые брови, все три ребенка получили разрешение. Да, да, да! Вы будете существовать.
Алису переполняло ликование. Да, конечно, каждую секунду на свет появляется множество младенцев, и ничего особенного в этом нет, но все же… Почему они не светились от радости каждый раз, когда просто смотрели на этих детей? Почему они вообще задумали расходиться?
— Так что, мы с Ником сейчас спорим из-за опекунства?
Какое взрослое и чужое слово…
— Ник хочет, чтобы половину времени они проводили с ним. Мы не знаем, как он это устроит, ведь он работает чуть ли не круглыми сутками. Как они говорят, ты всегда была у них «главной сиделкой». Но все это обернулось… Да, все это обернулось очень грязно. Наверное, когда разводятся, всегда так.
— Но неужели Ник думает… — От боли Алисе было трудно говорить. — Думает, что я плохая мать?
А была ли она хорошей матерью?
— Если он думает так, — Элизабет вздернула голову, блеснув глазами, как та, прежняя Элизабет, — то очень заблуждается, и мы найдем сколько угодно свидетелей, которые выступят в суде и докажут противоположное. Ты просто прекрасная мать. Не переживай. Он не выиграет. У него нет ни единого шанса. Уж не знаю, что он хочет доказать. Свою силу, может быть…
Алисе было непросто: Элизабет яростно защищала ее, и это было приятно, но в то же время и Ника она в чем-то понимала. Элизабет всегда относилась к Нику с большой симпатией. Когда Алисе и Нику случалось спорить, Элизабет всегда оказывалась на его стороне. Как она выражалась, он был настоящей ловушкой.
Элизабет накручивала себя все больше:
— Я вот что хочу сказать… Это глупо, ужасно глупо. Он понятия не имеет, что значит сидеть с детьми. Готовить он не умеет. К стиральной машине, по-моему, ни разу в жизни не подходил. Он все время в разъездах. И вообще, он…
Алиса жестом остановила ее. Она не могла слышать, как Элизабет бранит Ника.
— Ему, наверное, противно было думать, что он становится воскресным папой, как когда-то его отец. Он очень не любил, когда отец, Роджер, возил его с сестрами куда-нибудь. Он вспоминал, что Роджер очень старался — можно себе представить — и что это было неловко, непривычно, а сестры все время ссорились и без всякого стеснения пользовались его кредитной карточкой. Стоит нам войти в ресторан и заметить одинокого мужчину с детьми, как Ник говорит: «Разведенный», и его даже передергивает. То есть передергивало. Десять лет назад… Он хотел каждый вечер приезжать к детям, — продолжала она, постаравшись справиться со своим голосом, — знать, как у них дела в школе, вместе готовить завтрак по выходным. Он много об этом говорил. Было похоже, что он хочет наверстать то, чего у него не было в детстве, и мне нравилось, когда он так говорил, потому что и у нас в нашем детстве тоже не было отца. Он очень романтично представлял себе, какая у нас будет семья. Да не только он, но и я. Не могу поверить… не могу поверить… — Она умолкла, будто обессилев.
Элизабет подошла, села на диван рядом, осторожно обняла ее за плечи и задумчиво сказала:
— Может быть, и хорошо, что ты потеряла память. Теперь ты можешь посмотреть на все объективнее и твоему разуму не помешает то, что случилось за эти десять лет. А когда к тебе вернется память, ты уже будешь смотреть на все по-новому и вы с Ником сумеете договориться без всяких ссор.
— А если память так и не вернется?
— Вернется, обязательно! Ты же понемногу вспоминаешь.
— Может быть, мое прежнее «я» прислали из прошлого, чтобы отменить развод, — колеблясь, произнесла Алиса. — Может быть, память ко мне не вернется, пока я этого не сделаю.
— Возможно! — чересчур оживленно поддержала ее Элизабет, помолчала, а потом добавила: — А Доминик был неплох. Совсем неплох…
Алиса думала, как позволила Доминику целовать себя на этом самом диване, и ее душил стыд.
— Он совсем даже неплох. Просто он — не Ник.
— Да. Он очень отличается от Ника.
Что бы это значило? Ей что, нужно было обидеться за Ника? Но ей вовсе не хотелось втягиваться в обсуждение их достоинств и недостатков, как будто речь шла о женихах. Ник был ее мужем, и она перевела разговор:
— Если уж говорить о мужчинах, то мне понравился Бен.
— Забавно ты говоришь, будто только что познакомилась с ним.
— Что Бен имел в виду, когда говорил, что думал о нашем вчерашнем разговоре?
Алиса знала, что в предмете их разговора заключалось противоречие; пора было наконец разобраться, что стояло между ней и Элизабет.
— Воды хочешь? — Элизабет зевнула и потянулась.
— Нет, спасибо.
— А я хочу.
Она поднялась и прошла в кухню. Алиса следила за ней глазами и думала, не притворилась ли сестра, что не слышит ее вопроса.
Элизабет вернулась со стаканом воды и уселась на кресло перед Алисой.
— Поздно уже.
— Либби…
— В четверг, — Элизабет вздохнула, — до того как это с тобой случилось, Бен приехал к тебе, чтобы помочь с машиной. Только вот, по-моему, ничего с твоей машиной не случилось. Это была просто отговорка.
Ой-ой-ой… Что же она наделала? Алиса выпрямилась на диване и почувствовала, как запылали щеки. Не покушалась же она на мужа своей сестры? Этого не могло быть хотя бы потому, что он был просто огромен. Что, порвав с Ником, она пустилась во все тяжкие?
— Ты угощала его своими банановыми кексами. Он их просто обожает.
Вот это да…
— И кексы были на сливочном масле. Я запрещаю ему есть масло. Ты же знаешь, у него повышенный холестерин. А ведь ты всегда заботишься о здоровье.
Она соблазнила мужа сестры сливочным маслом! Сердце у Алисы заколотилось как бешеное.
— А потом ты произнесла перед ним небольшую речь.
— Какую еще речь? — слабым голосом спросила Алиса.
— О том, почему нам нужно перестать делать ЭКО и задуматься об усыновлении. У тебя были какие-то брошюрки, заявки, адреса сайтов. Ты сама это все нашла.
Алиса несколько секунд не могла ничего сообразить. В воображении нарисовалась страшная картинка: она поднимается наверх, чтобы «привести себя в порядок», спускается вниз в красном белье и…
— Усыновление, — в смятении произнесла она.
— Вот именно. Ты предлагала нам отправиться в какую-нибудь страну третьего мира, как Джоли с Питтом, и раздобыть себе какую-нибудь хорошенькую сиротку.
