Она посмотрелась в зеркало спальной. Так было куда как лучше, свободнее, непринужденнее — пусть даже лицо у нее бледное и очень старое. Одолевало сильнейшее искушение как следует пощипать себя, похлопать, чтобы понять, отчего так преобразилось ее лицо. В субботу вечером, дома, она, конечно же, не красилась.
До того, днем, когда Элизабет с Беном отправились домой, Алисе неожиданно пришло в голову, что она, похоже, должна накормить этих троих детей. Она позвонила матери, спросила, что сделать на ужин, и объяснила, что хочет побаловать их любимыми блюдами. Барб минут двадцать посвящала ее в пищевые причуды каждого начиная с самых первых дней их жизни: «Помнишь, как Мадисон вдруг заделалась вегетарианкой? Ну, понятно, это случилось как раз тогда, когда Том никаких овощей в рот не брал. Оливия, само собой, оказалась на распутье: есть ли ей только овощи, как Мадисон, или не есть их совсем, как Том! Когда дело доходило до еды, ты просто волосы на себе рвала!» Как следует поломав голову, Барб в конце концов посоветовала сделать гамбургеры по-домашнему: «По-моему, очень неплох тот твой рецепт из кулинарной книги „Хат фаундейшн“. На прошлой неделе ты жаловалась, что эти гамбургеры тебя просто достали, но дети жить без них не могут. Я не сомневаюсь, что ты это помнишь. Помнишь же, дорогая? Ведь всего неделя прошла!»
Алиса нашла кулинарную книгу, которая открылась как раз на нужной странице с рецептами. Все необходимое нашлось в холодильнике и буфете, которые, к ее удивлению, ломились от припасов. Этого хватило бы, наверное, на сотни голодных детей. Прокручивая мясо для фарша, она поймала себя на том, что совсем не смотрит в кулинарную книгу. Казалось, она наизусть знала, когда добавлять две моркови, когда — один цуккини, когда — два яйца. Налепив котлет, она положила их в холодильник, достала из морозильника готовые булочки, сделала зеленый салат. Будут его дети? А кто же их знает? Если что, они с Ником съедят. Он ведь останется на ужин? Не может же он просто высадить детей и уехать? Но она с ужасом думала, что, наверное, именно так и поступают разведенные родители. Придется, наверное, просить его остаться. Даже умолять, если будет нужно. Ей нельзя сейчас быть одной с детьми. Это даже небезопасно. Она понятия не имела, как правильно поступать. Ну вот, например, как они купаются? Самостоятельно? Читала ли она им сказки? Пела ли песни? Когда укладывала спать? И как это делала? Мать предложила приехать и помочь с детьми, но Алиса не хотела говорить об этом Нику.
Она спустилась вниз и прошлась по своему красивому сияющему дому. Около полудня явились две горничные со швабрами и тряпками, вежливо спросили, как прошел вечер, и включили свои пылесосы. Они мыли, чистили, драили, а Алиса рассеянно бродила по дому, чувствовала себя страшно неловко и совсем не понимала, каких действий от нее ожидают. Как быть? Начать помогать? Или, наоборот, не мешать? Давать указания? Спрятать ценности? Она уже приготовила кошелек, чтобы дать им, сколько они попросят, но о деньгах не было сказано ни слова. Они попрощались до четверга, сказали, что придут в обычное время, и удалились, вежливо помахав руками. Она закрыла за ними дверь, вдохнула запах полировки для мебели и подумала: «Я — женщина, у которой есть плавательный бассейн, кондиционеры и уборщицы».
Она осмотрелась в кухне, и взгляд ее упал на полку с винами. Надо открыть одну — пусть подышит, пока Ник едет. Она выбрала бутылку, пошла за штопором и тут увидела, что в бутылке нет пробки. Крышка была простая, закручивающаяся. Смешно… Запах вина защекотал ноздри, и она, не отдавая себе отчета, налила полный стакан. Глубоко вдохнула. Внутренний голос вопросил с укором: Ты что делаешь, больная? И тут же появилась другая мысль: Ого, ежевичное!
Вино скользнуло в горло, и она мельком подумала, не превращается ли в алкоголичку. Еще не было и шести. Вина она никогда особенно не жаловала. Но именно это казалось привычным, знакомым, пусть даже она и подозревала, что поступает неправильно. Может быть, поэтому Ник ушел от нее и хотел оформить опекунство над детьми? Она спилась. И никто не знал об этом, кроме Ника и детей. Не стоит ли ей обратиться за помощью? Она сделала большой глоток. Вступить в ряды анонимных алкоголиков, пройти все эти их двенадцать ступеней? И не пить больше ни капли? Она глотнула еще, забарабанила пальцами по столу. Скоро приедет Ник, и эта загадка наконец разрешится. Вопреки всякой логике она была почти уверена, что стоит ей увидеть лицо Ника, как она вспомнит все, без всяких провалов.
После обеда снова заглядывал Доминик. Привез ей готовый горячий шоколад и крошечные кексы из поленты. Она сделала вывод, что очень все это любит, и отреагировала сообразно ситуации. Ее саму удивило то удовольствие, которое она ощутила, когда увидела его у двери. Может быть, оттого, что держался он несколько нервно. Поэтому у нее возникало ощущение, что она ему очень нравится. Она очень нравилась Нику, но и он нравился ей так же сильно, так что все уравнивалось. А когда она говорила с Домиником, возникало чувство, что каждое ее слово звучит чуть ли не откровением.
— Как сегодня с… э-э… памятью? — осведомился он вежливо, когда они расположились на задней веранде, чтобы пить горячий шоколад и лакомиться кексами.
— Спасибо, чуть получше.
Когда заходит речь о здоровье, людям нравится думать, что тебе становится лучше день ото дня.
Джаспер, похоже, был «у мамы». Она сообразила, что Доминик разведен. Как это было странно… Неужели не проще оставаться с тем, на ком ты женился, и не создавать никому не нужных мучений и треволнений?
Но это значит, что развод — тема, интересная для обоих. Она ухватилась за эту мысль и спросила его:
— Мы говорили о Нике, о том, почему мы с ним расстались?
— Ну да. — Он взглянул на нее искоса.
Вот оно!
— Напомни, пожалуйста, вкратце, о чем шла речь, — произнесла она как можно непринужденнее, изо всех сил стараясь не выдать, что ей очень нужно знать ответ.
— Ты совсем не помнишь, почему вы с Ником разбежались? — медленно спросил он.
— Нет! Я просто поверить не могла! Для меня это был такой удар!
Она выпалила это и только потом поняла, как тяжелы такие слова для человека, который надеялся построить с ней отношения.
— Что ж… — Он яростно почесал нос. — Понятно, что всего я не знаю, но в общем похоже, что он… то есть Ник… Да, похоже, он с головой ушел в свою работу. Он часто уезжал, нередко задерживался, и вот поэтому, мне кажется, ты и сказала, что у вас все как-то расползлось. Вот так все и произошло. И потом… возможно, были и какие-то проблемы с сексом. Ты как-то говорила… — Он громко закашлялся и умолк.
С сексом? Неужели она говорила с этим человеком о сексе? Так вероломно предать Ника… Но позвольте, какие у них могли быть проблемы с сексом? У них был прекрасный, забавный, нежный и глубоко удовлетворяющий обоих секс.
Сделалось неловко оттого, что Доминик произнес само это слово — «секс». Он был такой приятный человек. Такой взрослый, рассудительный. Даже теперь, когда Алиса была совсем одна, при мыслях об этом у нее потеплели щеки.
Казалось, Доминик тоже не в своей тарелке. Он так часто кашлял, что Алиса предложила ему воды, а вскоре Доминик распрощался, сказав, чтобы она берегла себя. У двери он вдруг обернулся, быстро, сердечно обнял ее, шепнул: «А я тебя очень берегу» — и ушел.
Мало что прояснилось. Разбежались из-за того, что Ник задерживался на работе… Так банально. По той же причине, по которой рушатся тысячи других браков. Если бы Ник только задерживался на работе, они бы придумали, как возместить себе это время.
Она взглянула на стакан и увидела, что вина в нем почти не осталось. А вдруг у нее посинели губы и зубы и она будет походить на вампира, когда откроет дверь Нику и детям? Она подбежала к зеркалу в прихожей и внимательно погляделась. С губами все было в порядке. Только взгляд был диковатый, с сумасшедшинкой, да и вообще выглядела она уж очень старой.
По дороге обратно в кухню она остановилась у комнаты, которую раньше называли Зеленой. Это было небольшое помещение рядом с прихожей, некогда выкрашенное в яркий цвет лайма. Теперь стены были изысканно-бежевого цвета. Алиса прислонилась к притолоке и почувствовала, что ей не хватает этого оттенка зелени. Каждый, кто оказывался здесь, не мог удержаться от того, чтобы шутливо не прикрыть глаза рукой. Конечно, цвет не мог не измениться, но все же… Дом теперь был само совершенство. Но непонятно почему вызывал он отнюдь не восхищение, а самую настоящую тоску.
Зеленая комната была теперь кабинетом, чего они всегда и хотели. На столе стоял компьютер, по стенам протянулись полки. Она вошла и уселась за стол. Ничего не имея в виду, нажала круглую серебряную кнопку на черном ящике, который стоял на полу. Компьютер загудел, и она нажала кнопку на мониторе. Экран стал голубым. Белая надпись подсказала ей: «Для начала работы введите имя пользователя». Перед ней висели четыре иконки: «Алиса», «Мадисон», «Том» и «Оливия». Получается, дети работали за этим компьютером? Получается, они не такие уж маленькие? Она щелкнула мышью по своему имени, и на экране появилось огромное цветное фото детей. Они, в парках и шарфах, летели в санках по снежному склону. Мадисон сидела сзади, Том — в середине, а самая маленькая, Оливия, — впереди. Дети от души хохотали, широко открыв глаза от страха и возбуждения.
