Алиса сжала рукой горло. Такой красивый снимок… Ей страшно захотелось вспомнить тот день. Она не сводила глаз с экрана, и на какой-то миг ей показалось, что она слышит крики детей, чувствует, как морозец щиплет нос и пальцы… Но как ни напрягала она память, все как будто растворялось в тумане неопределенности.
Она щелкнула по иконке «Электронная почта». Компьютер сразу же запросил пароль.
Понятно, что она не могла его знать, но руки сами потянулись к клавиатуре и уверенно ввели: «орегано».
Как же так? Но похоже было, что тело помнит больше, чем разум. Экран послушно побледнел, на нем появился пляшущий конвертик и надпись: «У вас 7 новых сообщений».
Почему это паролем она выбрала название зелени?
Пришли письма от Джейн Тёрнер с вопросом в заголовке «Как голова?», от какого-то Доминика Гордона… Это кто такой? Ах да… Он. «Друг». И целых пять от неизвестных людей, все с заголовком: «Мегамеренга в День матери».
Мегамеренга в День матери… Она чуть не фыркнула от смеха. Такое могла бы устроить Элизабет — энергичная старушка Элизабет. Но только не она сама.
Было и старое письмо от Ника; его она наверняка читала, оно было без заголовка, а отправлено в ту пятницу, когда с ней все и произошло. Она открыла его и прочла:
Теперь многие традиции поменяются, правильно? Хренотень полная… И Рождество будет другое, как бы мы ни старались. Ты женщина разумная, понимаешь, что их нельзя брать и утром, и вечером, поэтому я вижу их каких-то несчастных пять минут в середине дня. Будет совершенно нормально, если в канун Рождества их заберет Дора. Они очень любят своих двоюродных братьев и сестер. Ты для разнообразия не можешь о них подумать? С тобой всегда так. Как обычно.
P. S. Проверь, чтобы они взяли с собой купальники. Я возвращаюсь из Португалии и в воскресенье везу их в аквапарк.
P. P. S. Вчера вечером позвонили сестры, рыдали из-за кольца бабушки Лав. Ты можешь поступить с ним разумно? Никогда ты его так часто не надевала. Если думаешь продавать его, значит ты пала еще ниже. Хотя, кажется, ниже уже некуда.
У Алисы перехватило дыхание. Ее будто обдуло ледяным ветром. Холод. Злоба. Отвращение.
Не укладывалось в голове, что это писал тот же человек, у которого на глазах блеснули слезы, когда она ответила ему согласием, который мог кинуть ее на кровать, поднять ей волосы и поцеловать сзади в шею, который говорил, что теперь можно смотреть телевизор, потому что кровищу больше не показывают, который для нее в ду́ше пел битловскую «Living Next Door to Alice» всю, от первого до последнего слова.
И почему она отказывалась отдавать это жуткое бабулино кольцо? Это же была фамильная драгоценность. Естественно, семейство Лав хотело вернуть его.
Она прокрутила страницу вниз и увидела, что сообщение Ника было последним из довольно обширной переписки, которую они вели на протяжении долгого времени.
Вот что писала она сама три дня назад.
В этом году дети в Рождество должны проснуться в своих постелях. По этому вопросу мое мнение не меняется. Понятно, что я хочу сохранить для них все традиции: чтобы Санта положил носок с подарком им в кровать и т. д. и т. п. Они уже и так пережили столько, что и взрослому мало не покажется. Ты опять играешь во власть. Тебя интересует победа любой ценой. Мне наплевать, каким способом ты собираешься одолеть меня, но только не пользуйся для этого детьми. Кстати, я по крайней мере дважды просила тебя в выходные не кормить детей, особенно Оливию, всякой дрянью — пиццами и гамбургерами. Я уверена, что ты ощущаешь себя образцово-показательным папашей, выполняя их малейший каприз, но после такого уик-энда они весь понедельник приходят в себя, а расхлебывать приходится мне.
Но ведь сейчас май! Почему они вообще обсуждали Рождество?
Какая-то самозванка жила ее жизнью. Ее коробил этот самодовольный, высокомерный тон.
Она прокрутила сообщения еще дальше, и на нее прямо обрушился поток ядовитых слов и фраз.
Разреши напомнить…
Ты такая мелочная…
Ты, должно быть, не в своем уме, если думаешь…
Ты что, совсем того?
Можем мы наконец рационально все обсудить?
Это ведь ты…
Послышался шорох гравия, моргнули фары. По дорожке ехала машина. Алиса поднялась, сердце в груди колотилось как бешеное. Идя по прихожей к входной двери, она провела рукой по волосам. Какая же она была идиотка, что снова не накрасилась. Сейчас сюда войдет человек, который ее ненавидит.
Хлопали дверцы машины. Какой-то ребенок верещал: «Ну, пап, так же нечестно!»
Алиса открыла дверь. Ноги тряслись так, что она боялась упасть. Может быть, это было и хорошо.
С криком «Ма-ам!» в дом влетела маленькая девочка, раскинув ручонки, кинулась к Алисе, обняла, ткнувшись головкой ей в живот. Голос, приглушенный майкой, сыпал вопросами: «Как твоя головка, лучше? А ты мою карточку получила? А как это — спать в больнице?»
Алиса крепко держала ее и молчала.
«Я даже не помню, как была беременна тобой…»
— Оливия? — хрипло сказала она и положила руку на почти белые кудряшки.
Волосы были мягкие, а голова под ними — жесткая. Когда девочка взглянула на нее, оказалось, что она невероятная красавица: по нежной коже рассыпались коричневые веснушки, а глаза были синие-синие, с огромными, как опахала, ресницами.
На нее смотрели ее же собственные глаза, только гораздо больше и уж точно гораздо красивее. У Алисы закружилась голова.
— Мама, — прогудела Оливия, — тебе и правда немножко нехорошо? Бедненькая моя, хорошая… Ой, придумала! Я прослушаю твое сердце и буду как будто твоей медсестрой! Вот!
Девочка прошла дальше и захлопнула за собой стеклянную дверь так, что грохот разнесся по всей прихожей.
Алиса подняла глаза и увидела, как Ник склонился над багажником шикарной серебристой машины и что-то вынимает оттуда.
Он выпрямился. В руках у него были рюкзаки и мокрые пляжные полотенца.
— Привет, — бросил он.
Казалось, волос на голове у него совсем не стало. Пока он шел, она заметила, что они все-таки есть, только совсем седые и как будто приклеенные к черепу. Лицо его осунулось, а тело, наоборот, раздалось: грузнее стали плечи, толще живот. Паутина морщин легла вокруг глаз. На нем была зеленая футболка и шорты, которых она не помнила. Хорошо, конечно, только все равно тревожно.
Он поднялся по ступенькам навстречу ей и остановился прямо напротив. Она смотрела на него. Он был другой, незнакомый, но все равно по сути тот же Ник. У Алисы тут же выветрилось из головы все, что она только сейчас прочла в компьютере, забыла тон, которым он с ней вчера говорил по телефону, и ощущала истинное, чистое удовольствие оттого, что Ник после долгого отсутствия вернулся домой. Она радостно улыбнулась ему и ответила:
— Привет-привет!
Она сделала шаг ему навстречу, Ник сделал шаг назад. Это получилось у него непроизвольно, как будто она была каким-нибудь противным насекомым. Глаза у него были пустые и смотрели прямо ей в лоб.
— Ты как? — спросил он.
В голосе слышался лед — так он обычно разговаривал с неумелыми продавцами.
— Мам! В аквапарке новую волновую машину установили! Если б ты видела, какую волну я поймал! Метров десять, наверное! Вот знаешь, прямо до крыши. Ну, может, на пару сантиметров только меньше. Папа такую крутую фотку сделал! Пап, покажи, она у тебя в фотоаппарате. Покажи, пап!
Это трещал Том. На нем были шорты, а бейсболку он снял и яростно тер волосы полотенцем. Волосы у него были того же цвета, что у Оливии, — светлые, почти белые. У Ника в детстве были такие же. Ноги и руки у Тома были стройные, загорелые, сильные. Он выглядел как юный серфингист в миниатюре. Боже мой! Нос у него как у Роджера. Прямо копия Роджера. Ей захотелось рассмеяться. Ей хотелось его обнять, но не было уверенности, что так будет правильно.
— Да, Ник, дай мне посмотреть фотку, — сказала она вместо этого.
Ник с Томом уставились на нее. Наверное, тон у нее был какой-то не такой. Может быть, слишком легкомысленный?
— Мам, ты так смешно говоришь, — заметил Том. — Тебе что, в больнице швы на голову наложили? Я спросил тетю Либби, поврежден ли у тебя мозг, она сказала, что точно нет. Я ее на детекторе лжи проверял.
— Это правда, мозг у меня не поврежден, — подтвердила Алиса. — Я просто упала.
— Проголодался страшно просто, — вздохнул Том.
— Я делаю гамбургеры на ужин.
— Я бы прямо сейчас чего-нибудь съел.
На веранду вошла девочка. Она бросила мокрое полотенце на пол, уперла руки в бока и спросила:
— Что-что ты готовишь? Гамбургеры?
— Да, — подтвердила Алиса.
Мадисон… Орех… Две синие полосочки на тесте беременности. Мигающая линия сердцебиения на экране. Загадочное невидимое существо, которое слушает Ника, что-то говорящего ему через трубочку от рулона туалетной бумаги.
