— Одолеем стихию, Григорий Иванович, не такое видали! В Светограде, помню, паводок шестьдесят восьмого… все население города бетонировало плотину, как муравьи, блок за блоком, клеточка за клеточкой… вода выше — мы выше! А ведь готовы были взорвать… еще чуть-чуть, и вода могла перекатиться — город бы снесло!
— Садитесь, Александр Михайлович, — кивнул Васильев. — Смотрим еще раз. На всякий случай. — Он взял красный карандаш и на листе бумаги нарисовал стрелку, упирающуюся в водораздельную стенку, между водосливной частью плотины и котлованом. — Вариант первый. Можно предоставить решение самой воде. Ледовое поле, накопившись между ряжами, защитной косой и водораздельной стенкой, всплывет на большой воде и ринется вниз — частью влево, в котлован, а частью направо — через гребенку плотины. Разумеется, из котлована всё уберем.
Григорий Иванович сжал кулаки.
— Получается, сами себе на голову накопили перед дырками лед?
— Стихия же, черт ее знает… морозы дикие… — уязвленно откликнулся Титов, взглядом приглашая Васильева на помощь. — Зачем себя хлестать ушами по щекам?
— Тоже верно, — кивнул Григорий Иванович. — Так какое решение примем?
Васильев, странным, словно насмешливым взглядом обведя коллег, перечеркнул красным карандашом схему и твердо заключил:
— Будем взрывать.
— Что?! — ахнул и привстал секретарь обкома. — Плотину???
— Да нет, конечно. Направленными взрывами лед перед донными.
— Да ты что?! — Титов, растерянно улыбаясь, смотрел на Васильева. — Шутишь? — И вдруг торопливо добавил: — Если Альберту Алексеевичу кажется, что это единственное решение, почему не принять идею?!
Васильев понимал, как он рискует. И понимал, что в случае беды ему оторвут голову, а строительство гигантской ГЭС будет передано Титову. Потому что от секретаря обкома не могли ускользнуть замешательство Титова и нарочитая его, картинная покладистость. Мол, я подчиняюсь первому руководителю.
Вошел одетый Понькин:
— Товарищ, водолазы готовы. Едемте?
— Какие опять водолазы?! — поразился Александр Михайлович.
Григорий Иванович Семикобыла удивленно смотрел на коллег. Что-то здесь не так. Сели в две «Волги» (в секретарской — секретарь обкома и Васильев, в другой — Понькин и Титов) и поехали на гребенку плотины.
Уже разгорелся синий, яркий, можно сказать — теплый день. Было всего градусов двадцать мороза. «Одно к одному, — подумал Васильев. — Что ж, все решится быстрее».
Заехали на эстакаду. Отсюда было видно, как внизу, на льду перед плотиной, толпится кучка людей. Снова там стоит шатровая белесая палатка, даже две их, сверкает зеленая на солнце прорубь. Тянется по льду вмороженный канат, видимо, от спущенной в большую майну под шатром водолазной железной лестницы. Чернеют шланги, валит пар, чадит бензиновый в ведре костерок.
Можно было объехать по тоннелю скалу и выехать прямо на лед, но Григория Ивановича снедало нетерпение.
— Пешком!.. — Оставив машину, они принялись спускаться вниз по железным перекладинам и дощатым переходам, стараясь пройти к самому дальнему столбу тридцать девятой секции, откуда и вилась тропка по льду к желтому огню в ведре и к людям. Но когда они добрались дотуда, оказалось, что водолазы — Головешкин и Петров — уже переоделись и греются во второй палатке.
— Почему без меня?.. — обиженно буркнул Титов Васильеву.
— Но ведь и без меня… — усмехнулся Альберт Алексеевич. — Шучу. Разрешил с двойной страховкой. Не ниже десяти. Надо же понять.
Титов сегодня не узнавал Васильева. Еще на днях такой нерешительный на днях, пребывавший в стопоре, кивавший всему, что говорил Титов, теперь ведет свою игру. «Смотри, Альберт, жизнью рискуешь». — «Знаю-знаю», — как бы отвечал ему взглядом желтолицый Васильев.
Молодые парни в свитерах и ватных штанах устроились за столиком, Помешалов поил их чаем с водкой, в углу были свалены железные и резиновые доспехи, с них, звякая, сползали ледяные пластинки. Инструктор Саша Иннокентьев, улыбаясь кривоватой улыбкой из-за шрама на подбородке, перебирал шланги, оглядывал скафандры, их стекла, клапаны. Когда вошел Васильев, вскочил Головешкин, ловкий парень с вытаращенными глазами.
— Ну, как? — Васильев пожал ему руку. — Рыбы много?
Водолазы засмеялись, второй, уже слегка пьяный, икнул, закивал:
— Х-ходят, руками лови.
Головешкин нахмурился, словно бы собирался с мыслями, он понимал, что не на шутку Васильева должен отвечать. Коля, конечно, уже передавал свои впечатления новому начальнику штаба, но явились руководители стройки и еще один грузный мужчина, тоже, наверное, большой начальник.
— Лед, — сказал Головешкин. — Вроде мармелада — слоями, шарами. И не заглянешь. Надо бы пониже.
— Висим, как воробьи на ветке, — поддержал Михаил Петров. — Этого мало, чтобы понять.
Васильев молча показал кулак.
— Да ясно, — вздохнул Петров.
— Я думал — дернет и закрутит! — оживился Головешкин. — Сжался весь, но тихо.
Васильев пристально посмотрел ему в глаза.
— Нет течения?
— Ну, чуть. Надо бы все же поближе к дыркам… Там и фонарик Ивана Петровича светится. Особенно ночью посмотришь — еще горит.
— Горит?
— Ну.
— А еще что-нибудь видно?
Головешкин понимал, о чем спрашивает Васильев. И не мог знать, обрадует своим ответом начальство или нет. Но он честный перенек.
— Вроде топляки стоят… тени всякие. Посмотреть бы.
— Одна баба посмотрела и не смогла больше спать из-за своей впечатлительности, — усмехнулся Альберт Алексеевич. — Прошу извинить за неточно переданный сюжет.
Все помолчали.
— Товарищи, — продолжил Васильев противным самому себе скрипучим голосом. Истину всегда трудно излагать. — Мы с Александром Михайловичем давно поняли, что произошло перед донными отверстиями номер десять, девять, восемь, семь, шесть. Гидродинамика такая. — И он выложил свои соображения, не обращая внимание на то, как округлились глаза и посерело лицо у Титова.
Для водолазов же, судя по всему, слова начальника не стали новостью.
— Однако, оснований для паники нет, — добавил Васильев все тем же скрипучим, железным голосом. — Когда опасность объяснена, уже не страшно. Вода прибывает, но медленно. Будем искать выход. Ну, глянем еще между четвертой и пятой дыркой. Там может быть вихревое течение слева направо. Но решение лежит не здесь, дырки никак не расширишь, это не швейцарский сыр.
Саша Иннокентьев кивнул. Титов стоял, не зная, что сказать. Секретарь обкома угрюмо опустился на коньчик самодельной скамейки, освободившийся от Головешкина. Видимо, только теперь до него дошло, в какой трагической ситуации оказалась стройка.
«Титов теперь вынужден будет поддерживать меня, — думал тем временем Васильев. — Я спас его от позора, а может быть, и от судебного разбирательства». Но зная, насколько вероломен и неверен Александр Михайлович, Васильев обернулся к секретарю обкома и с покорным видом произнес:
— Григорий Иванович, мы, мы виноваты, не доглядели, я в первую очередь. Шут знает эту реку, я такие в Средней Азии не встречал. Там брюнетки, бурные, но мелкие. — Альберт Алексеевич хмыкнул. — Не думал, что хладнокровные блондинки могут быть столь коварными.
— Река не при чем, — возразил Семикобыла, тяжело поднимаясь со скамейки. — Если бы не такие морозы… не прохватило бы до дна. Вон на Севере, я видел, авиаторы делают на озере посадочную полосу — выкачивают воду и льют сверху на лед. Так они пару недель качали. А было бы под сорок, озеро само бы стало, как леденец.
Наступило молчание. Слова секретаря обкома можно было воспринимать как некую индульгенцию руководству, и прежде всего Титову. Но честолюбивый Александр Михайлович, прекрасно понимая мысли коллег, вскричал:
— Башенный кран ему в глотку, этому Зинтату!.. В глотку, в зоб!.. Простите, Григорий Иванович.
— Ничего, — отозвался секретарь обкома. — Здесь свои.
— Но мы-то котлован спасали! — рычал Титов. — Людей! Если бы не отсыпали косу, пришлось бы дамбу наращивать… это сколько ненужных затрат… десять миллионов сэкономили, Григорий Иванович! — Он криво улыбнулся Васильеву, словно зуб болел. — Красиво… благородно… — Но, конечно, не договорил.
Васильев хмуро тронул его за руку.
— Ну, ну, Саша, что вы? Будем думать. Я уже сказал, какой предлагаю выход…
Не дослушав, Титов скрежетнул зубами и выскочил из палатки.
— Страдает, — объяснил Григорий Иванович. — А как же иначе, хлопцы?
Павел Иванович Понькин вздыхал и крутил головой.
«Устал я что-то, — подумал Васильев. — Шум в голове, будто рядом все время водопад работает. Теперь сосредоточиться бы надо, рассчитать всё поточнее…»
— Саша, — обратился Васильев к молча работавшему в углу Иннокентьеву.
