Благодаря нашим оживленным беседам заявка на патент была скоро оформлена, и Воропай отправил ее в Москву.
Лишь через полгода пришел ответ из Москвы, что заявка оформлена правильно. А потом пришло письмо, в котором наши доводы признавались лишь мысленной фиксацией и, значит, не представляющей ничего объективно существующего. Особенно им не понравилось выражение «мыслеформа». Под мыслеформой я понимал слово или целое предложение, на которое падает логическое ударение и, следовательно, это слово несло в себе музыкальный код, который позволяет слову визуализироваться в определенной точке Матрицы. Все просто и понятно. Но Сергей Александрович проявил необыкновенную гибкость и изобретательность и написал новую заявку на патент. В ней мыслеформа была заменена образом. Через два месяца опять пришло письмо из Москвы. В нем говорилось, что наши доводы не сильно изменились и дальше мысленной визуализации мы не ушли. И хотя в данном случае общение представляло собой не что иное, как работу наших органов. Я имею в виду повороты головы влево и вправо, на угол около тридцати градусов, а также вертикальные и горизонтальные колебательные системы, возникающие на корне и кончике языка. Но все это патентоведы из Москвы не приняли всерьез и обозвали мысленной визуализацией.
Тогда я предложил Воропаю ограничить нашу заявку вертикальной колебательной системой на корне языка, где никак не могло быть мысленной визуализации, потому что имелся физический контакт корня языка с язычком мягкого неба. Воропай поддержал этот вариант. Снова оформил заявку на патент и отправил ее в Москву. Но вскоре пришел ответ, где опять наша визуализация на корне языка признавалась лишь мысленной фиксацией.
Я понял, что в патентном бюро сидят одни покемоны, которым бесполезно писать о визуализации слов, на которые падает логическое ударение. Они упорно считали, что мы общаемся с помощью нашей артикуляции. Их классический примитивизм был очевиден.
Прошло около тридцати лет с момента открытия Матрицы. Но время для ее познания еще не настало. Я не сдавался и решил написать эту книгу. В ней я правдиво рассказал историю познания Матрицы общения. Я верю, что эта книга привлечет внимание подрастающего поколения к Матрице. Это единственный путь к бессмертию.
Глава тридцать вторая
Кровать по диагонали
С Танюшей мне повезло. Мать не ошиблась в своем выборе. Прожили мы с Танечкой душа в душу уже добрых тридцать четыре года.
Любовные утехи занимали очень важное место в нашей жизни. В молодые годы мы встречались, как правило, через день и охотно занимались любовью.
Когда сгорела наша дача и мы установили с отцом палатку, я встретился один раз с женой в этой палатке. Она склонилась передо мной, как Афродита. Родители ходили возле палатки и не знали, до чего была сладостна наша встреча. А потом мы встретились с Танечкой в Каменке, где жили родители моей ненаглядной женушки. Отец Тани натопил баню, и я до сих пор с теплотой вспоминаю и старую деревенскую баню, и нашу незабываемую встречу. Пожалуй, каждая наша встреча носила оттенок праздника. И значит, праздник любви, который мне подарила Верочка Клюге, продолжался всю мою творческую жизнь, но теперь уже с новой возлюбленной. Вот каким удачным оказался выбор моей матери.
Когда дочь выросла и вышла замуж, ничто более не мешало нашим встречам. Таня как-то сказала по этому поводу: «Ну какая я бабуся, если я еще…» Я был творческой личностью. Поэтому уважительное отношение и любовь к женщине играли в моей жизни очень большое значение. Иными словами, если бы не было моих любимых женщин, то не было бы и меня как творческой личности.
Утром первой вставала Таня. Я звал ее к себе. Она не спеша приходила в мою комнату.
Я просил показать ее грудь, а грудь у нее была большая и упругая. Она поднимала ночную рубашку и показывала всю себя. Я бережно трогал ее груди руками, благодарил ее и был счастлив, как ребенок.
Каждое лето у нас был с Танечкой медовый месяц. А это означало, что мы встречались на даче чаще, чем в другое время года. Я так привык, что к лету моя мужская сила становилась сильнее, что воспринимал это удивительное явление как божественную награду. Однажды жена поставила в пример нашего зятя.
– Ты погляди, какой он выдержанный, – говорила она.
– Понимаешь, Танюша, одним мужчинам женщина нужна раз в месяц. А мне ты нужна каждый день. – Моя женушка весьма довольная рассмеялась.
С годами наши любовные встречи стали еще приятнее и содержательнее, хотя сохранили первозданную невинность. Медовые месяцы летом продолжались. Особенно памятны были эти встречи, когда мне исполнилось 62, 63 и 64 года. В 64 года я впервые поцеловал жену в ее нежное лоно. Она вначале было рассердилась на меня за мою вольность. Но потом отошла и стала позволять целовать себя в это интимное место. Это было по-своему невинно, потому что мы не позволяли себе никаких пошлых вольностей.
Когда мне исполнилось 65 лет, мужская сила моя начала ослабевать. Мы реже стали встречаться. Это объяснялось еще и тем, что наш зять занимался строительством. Ему по работе приходилось все чаще ездить под Лугу, где фирма моего зятя купила под строительство участок земли. Поэтому Танечке приходилось ночевать у дочери целыми неделями. Да, мы встречались реже, но наши любовные встречи были по-прежнему незабываемыми. Удивительно, но я стал любить жену еще сильнее, чем раньше. Я начал целовать Тане руку. Мне нравилось, что она была и в 62 года такая хорошенькая и сохранила чудесную фигуру, ум и свежесть. Не случайно ее хотелось целовать, что я делаю, чтобы продлить свою молодость.
Секс занимал большое место и в жизни моего друга, Володи Зайцева. Ему нравились женщины с пышным бюстом, округлой попкой и узкой талией. И мне нравились такие женщины. Именно такой была Танечка.
– Если бы мне пришлось выбирать из двух женщин, – сказал авторитетно Зайцев. – Одна с маленькой грудью и большой попкой, а другая с большой грудью и узкими бедрами, то я выбрал бы женщину с маленькой грудью. Понимаешь, для меня большая попка важнее.
– В издательстве «Купчинские вести» я встретил женщину с удивительно большой и красивой грудью, но у нее были такие узкие бедра, что я издал вздох разочарования, – сказал я.
– Я рад, что у нас одинаковые вкусы, – обрадовался Зайцев. – С большой попкой женщину приятно посадить на колени, поцеловать ее грудь. Без этого невозможно творчество.
– Согласен!
– Ты хоть раз изменял своей жене? – спросил Зайцев.
– Только один раз. Мне было пятьдесят пять лет. Жена загостилась у дочки. Ну, я с голодухи и пригласил в гости известную в узком кругу поэтессу. Она, действительно, пишет прекрасные стихи. Пришла она ко мне. Сидим в моей комнате, пьем кофе, а разговор как-то не клеится. Собралась она уже уходить. Ну, я и говорю ей, что мне почему-то трудно говорить с ней. Наверно, оттого, что она стихи хорошие пишет. Лучше бы я промолчал.
Отправилась она в ванную и выходит оттуда голая. Я тоже по глупости разделся. Занялись мы сексом. Я так пробую и этак. Потом поставил ее на колени и никакого эффекта. Пашу уже полчаса. Проклинаю все на свете. Но она крутанула несколько раз своей попкой и до того ловко, что я испытал что-то похожее на запоздалое удовольствие. Она же и говорит: «Ну у тебя и потенция мощная. Сейчас мужик слабый пошел. Пять минут и все» – Сладко потянувшись, добавила. – Ты мне все вправил. – Я быстро оделся и не сказал ей ни слова.
– Ты знаешь, надо было вначале языком поработать, а потом уже другим местом, – с большим знанием дела, сказала она. – А то можно и по физиономии схлопотать. – Продвинутая поэтесса оказалась. Больше мы не встречались ни разу, хотя она настойчиво звонила мне и назначала свидания. Но мне хватило одного раза. Вот такие посиделки у нас случались у Володи Зайцева.
А время летело стремительно. Незаметно промелькнул еще год моей напряженной творческой жизни. И вот снова приблизился день моего рождения. Я интуитивно почувствовал, что время пролетело так быстро не случайно. И что теперь оно вновь замедлится, потому что должно было произойти нечто значительное, к чему я стремился все эти годы. Иначе время будет все убыстряться, и я уйду из жизни, так ничего не добившись.
