– «Регуляция словом»?
– Похоже, что так.
– А можно из нее слепить статью?
– Все можно, при желании. Садитесь рядышком, – предложила издатель. Работать с ней было очень приятно. Она понимала все с полуслова. И через час статья была готова. Она вывела текст через принтер и записала его на диске. Теперь можно было звонить Майбороде.
Встреча с Леонидом Александровичем состоялась утром. Я всегда свободен с утра. Именно в это чудесное время я сочиняю книги и работаю над Матрицей. Майборода жил недалеко от станции метро Петроградская. Он оказался невысоким, приветливым, худощавым мужчиной с усиками, семидесяти лет. Он доктор физико-математических наук, лауреат государственной премии. Леонид Александрович отдал более сорока лет оборонке. Он сразу распознал во мне талантливую белую ворону и пригласил в свой кабинет. Его письменный стол, как и полагается для неординарной личности, стоял по середине громадной комнаты, стены которой были уставлены книжными шкафами. Леонид Александрович просмотрел мою статью о Матрице, одобрил ее и предложил съездить в типографию, чтобы успеть сдать ее в печать. Я с радостью согласился. Я не сразу понял, зачем ему понадобился.
Машина у Майбороды была простенькая, «лада».
– Я не спал всю ночь, – признался Леонид Александрович, – статью писал. Так что буду много курить, чтобы не заснуть за рулем.
– Ничего страшного, – согласился я, садясь рядом с ним в машину.
– Зрение у меня совсем село, – с горечью признался Майборода, – поэтому я не прошел медкомиссию.
– Как же мы поедем? – спросил я на всякий случай.
– А ты будешь мне подсказывать, – усмехнулся Майборода.
– Скажи, какой горит огонек, зеленый или красный? – спросил он меня на перекрестке. И тогда я понял, зачем я ему понадобился. Так я познакомился с удивительно талантливым и открытым человеком, каким был Леонид Александрович.
А в нашем Союзе писателей затеяли в это время выпускать Антологию. Поэтому поводу была создана специальная комиссия во главе с Владимиром Ильичом Морозовым, членом Союза писателей России.
Дом Писателей находился на Звенигородской. Это был чудесный дом. Он находился в глубине ухоженного двора. Только, что отремонтированный, окрашенный в престижный желтый цвет, с просторными светлыми кабинетами, он стал вместилищем не только талантливой молодежи, но и литераторов среднего и пенсионного возраста. Всех приютил Дом писателей, подаренный нам губернатором Петербурга.
Михин сказал мне, чтобы я принес на комиссию все свои стихи. Но у меня стихов было мало. Однако я набрался наглости и пришел в Дом писателей. Николая Сергеевича еще не было, но комиссия уже заседала. Я вошел в комнату, которая была полна народу, и сел на свободное место. Поэты читали с вдохновением свои стихи. Морозов внимательно слушал и говорил: «Вот с этого места пойдет!» А потом обратил внимание на меня и спросил:
– А что у вас?
– Меня Михин пригласил, – сказал я.
– Ну, так показывайте свои стихи, – предложил Владимир Ильич. Мои стихи были отвергнуты. И когда появился жизнерадостный Николай Сергеевич, Морозов ввел его в курс дела. Михин сразу же подошел ко мне.
– Ты главное не расстраивайся. Это все-таки Антология. Здесь выбирают самое лучшее. Мои стихи тоже многие забраковали.
– Но у меня больше нет стихов, – огорчился я.
– Ничего, может быть, новые стихи напишешь, – подбодрил меня Михин.
Дома я опять начал просматривать свой архив, который хранился на балконе. Вскоре мне попался большой сборник неизданных стихов. Бумага, конечно, пожелтела, но прочесть стихи было можно. Я тут же позвонил Николаю Сергеевичу.
– Написал что-нибудь? – с надеждой спросил он меня.
– Бери круче! Нашел целый неопубликованный сборник.
– Большой?
– Очень большой. В нем 74 стихотворения и 54 сонета. Ты представляешь, что значит, найти такой сборник?
– Конечно, представляю и поздравляю тебя с этой удачей.
– Теперь стихи будут, – живо пробормотал я в трубку.
– Вот и отлично, – обрадовался Михин. – Я же говорил, что все будет у тебя нормально.
– Ты даже не представляешь, как мне повезло. Стихи, конечно, сырые. Но они легко правятся и звучат так, словно я их только что написал. – Мы договорились с Николаем Сергеевичем о встрече, и я повесил трубку.
Какая тонкая интуиция была у этого человека. Он не сомневался, что я напишу что-нибудь стоящее. А после того, как был напечатан роман в стихах «Михайло Ломоносов», он впервые назвал меня поэтом.
Я тут же взялся за сборник стихов, и через неделю у меня было готово полтора десятка стихотворений. Николаю Сергеевичу мои стихи понравились.
– Ты в первый том Антологии не попадаешь. Он уже сдан на макетирование Леночке Мошко, – предупредил меня Михин по телефону. – И во вторую книгу не попадаешь. Но зато попадаешь в третий том Антологии.
И действительно, несколько моих новых стихов были отобраны комиссией в Антологию. К тому времени у меня было готово еще восемь стихотворений. Но Николай Сергеевич попросил подержать их у себя. А вечером я позвонил Майбороде и прочел ему пару стихотворений.
– Стихи хорошие, – согласился Леонид Александрович. – Запиши их на диске, включи в него несколько отрывков из романа «Михайло Ломоносов» и приходи ко мне. – Если бы он знал, как была необходима мне его поддержка.
Вот так закрутилась моя жизнь. Неудивительно, что я не замечал, как летело время. Мне стало казаться, что я не успею реализовать свой грандиозный замысел.
Но я не знал, как замедлить быстро бегущее время. Не замечал дней, недель и месяцев. А замедлить время было необходимо, чтобы оставить заметный след на земле.
Чем таким особенным я отличаюсь от других людей, построивших дом, посадивших дерево и родивших ребенка? Скорее всего, тем, что для них время летело медленнее. Я как-то сказал в шутку Володе Зайцеву, что у людей творческих время летит быстрее, потому что для них действует специальная теория относительности. Впрочем, меня вполне можно было отнести к везунчикам.
За счет везения мне удалось пройти девять кругов Ада и полностью восстановить свой интеллект. Благодаря везению, я познал две важнейшие точки Матрицы, расположенные на корне и кончике языка. Я понял, что разговаривают попугаи, а люди общаются между собой с помощью Матрицы. При этом Матрица обеспечивает целостное восприятие предметного действия, а значит, с помощью наших органов фиксирует вне себя его свойства. Они не могут быть зафиксированы, как мы установили, в голове, потому что фиксируются на корне языка, благодаря воздействию язычка мягкого неба.
Как установил эксперимент А.И. Мещерякова, живой организм человека действием своих органов обеспечивает фиксацию основных сторон целостного предметного действия. А это вертикальная колебательная система на корне языка, затем горизонтальные колебательные системы на корне и кончике языка, тут же повороты головы влево и вправо на угол примерно в тридцать градусов, чтобы активировать левую и правую боковые пары. Так что при нашем общении происходит воздействие вертикальных и горизонтальных колебательных систем на нашего собеседника. Поэтому ученик рефлекторно задействует в своей Матрице те же точки, что были задействованы у наставника, являющегося для него общественно значимым эталоном. И здесь нет никакой мысленной фиксации, потому что функционирование Матрицы осуществляется рефлекторно. Вот как мы на самом деле общаемся.
Но на сегодня наше общение, как я уже говорил, сведено к самой примитивной его форме. Мы ничем не отличаемся между собой от говорящих попугаев. Я же познал совершено иную технологию общения. Ее начало было положено А.И. Мещеряковым в его знаменитом эксперименте. Завершено оно было мною. Поэтому меня удивляет, что мы лишь инопланетян наделяем высшими качествами, которых лишены сами. И это происходит оттого, что мы якобы находимся на низшем уровне развития.
Я с этим категорически не согласен. Пора понять, что человек устроен гораздо сложнее, чем мы до сих пор полагали. Из того, что я узнал, погрузившись в познание своего «Я», можно было бы написать не одну занимательную книгу. И мир инопланетян, если такие существуют, вовсе не сложнее и не совершеннее мира нашей Матрицы или мира нашего «Я», открытого в семидесятые годы замечательным мастером своего дела А.И. Мещеряковым и продолженного в восьмидесятые, девяностые и в начале ХХI века мною, никому не известным исследователем загадки человеческого «Я», но жаждущим передать накопленные знания о Матрице вам, дорогие соотечественники.
