Шестьдесят шесть лет я отметил в кругу семьи на даче. А на другой день пригласил в гости Петю Половникова, своего студенческого друга. Жена накрыла нам стол в пристройке. Поставила на стол бутылку коньяка. После дня рождения осталось много разной закуски. Петя Половников оценил ее старания.
– Две шестерки – хорошее число, – сказал он и поздравил меня с днем рождения. – Ты всегда отмечаешь день рождения на даче? – спросил он после того, как мы опрокинули по стопке.
– Так удобнее. Вся семья в это время на даче, – пояснил я.
– Что ж, это здорово! А главное – на свежем воздухе.
– Ты видел мою жену?
– У тебя видная жена.
– Но не высокая.
– Мал золотник да дорог! – резонно заметил Половников, повторив поговорку, которую много лет назад сказал о Вале мой отец.
– Раньше взгляну на нее и уже готов заниматься с ней любовью. А теперь целую в самые что ни на есть интимные места, чтобы пробудилась мужская сила.
– Ты думаешь, что один целуешь? – промолвил мой приятель. Из этой недосказанности я понял, что мой друг последовал моему примеру и что его, как и меня, ожидала долгая супружеская молодость.
Да, две шестерки – хороший возраст: уже не молодость, но далеко не старость. Встречи с Танечкой стали реже, но, как говорится, старый конь борозды не портит. Наверно, от того, что мы нежно любили друг друга, моя новая книга легко писалась.
А тут позвонил мне Щепкин Вячеслав Владимирович, друг Валерия Фриева. С ним я через Учителя и познакомился. Я в это время был в городе и работал над книгой.
– Виктор Степанович, – сказал в трубку Щепкин. – Я хочу приобрести у вас шесть книг «Михайло Ломоносова».
– Хорошо, приезжайте, – сказал я ему.
Мы договорились о встрече, и он появился, как мы условились, в семнадцать часов.
Выглядел он, несмотря на лысину, моложавым, бодрым и энергичным. А у меня в то время болел низ живота.
– Я куплю у вас шесть книжек. Они, наверно, дорого стоят?
– Нет, не дорого, – я уступил их ему по сто пятьдесят рублей. И тут, как обычно водится, зашел разговор о мужской силе.
– А я не могу встречаться более со своей женой, – сказал с горечью Щепкин.
– Чего так?
– Ей больно.
– Сколько же вам лет?
– Семьдесят три года.
– И вы сохранили мужскую силу? – поразился я.
– Да, сохранил. Но приходится медитировать и с помощью энергии света настраиваться на оргазм.
– Вот оно, как занимается любовью настоящий экстрасенс, – подумал я.
– Я женат четвертый раз, – продолжал говорить Вячеслав Владимирович, – И знаю, что это такое. Изменять же жене не хочу, потому что она сразу меня вычислит. Она у меня ясновидящая. Информацию сразу считывает.
– А я встречаюсь с женой все реже и реже, – вздохнул я.
– Я сейчас проверю, на хорошем ли месте стоит ваша кровать, – весело сказал Щепкин.
Он достал из кармана металлическую цепочку и поднес ее к изголовью моей постели. Цепочка начала раскачиваться вперед и назад. Это означало по Щепкину, что в изголовье было место хорошее.
– Теперь проверим ноги, – сказал Вячеслав Владимирович. Он перенес цепочку в другую сторону дивана. Она начала раскачиваться влево и вправо.
– А здесь плохое место, – сказал Щепкин. – Раз в изголовье все хорошо, то и пишете вы здорово, и верхняя часть туловища у вас в норме. А вот с низом у вас проблемы. Отсюда и половая система ослабла.
– И что делать?
– Я бы отодвинул диван от стены и поставил его по диагонали, – предложил Щепкин.
– Как-то неудобно, – усмехнулся я.
– У меня кровать тоже по диагонали стоит.
И поставил я диван по диагонали, как посоветовал Щепкин. Начал есть ржаной хлеб, отказался от картошки и мяса. И у меня все наладилось. Кто знает, может мне удастся сохранить мужскую силу до почтенного возраста, раз я поставил кровать по диагонали.
Я благодарен судьбе, что она подарила мне встречу с двумя прекрасными женщинами. Верочкой Клюге, ныне уже, к сожалению, покойной. Для меня она стала первой женщиной, которую я познал. Она подарила мне праздник любви, который продолжался шесть лет. С ней мы занимались так интенсивно любовью, как это возможно лишь в молодые годы.
Второй настоящей любовью стала для меня Танечка, с которой я живу и поныне. Отец привил мне уважение к женщине. Эту женщину я боготворил. Ее любовь была такой девственной, насыщенной и прекрасной, что я смог написать с десяток книг о Матрице. И если меня в конце жизни ожидает признание, то этим я буду обязан двум женщинам: Верочке Клюге и Танечке Борисовой.
Я понял, наверно, главное, что мысль о женщине не должна никогда покидать творческую личность. О таких мужчинах ходят легенды. Одну такую легенду рассказал мне поэт, Николай Михин.
– Руководил нашим литобъединением «Путь на моря» замечательный поэт, Вячеслав Николаевич Кузьмин, – сказал Николай Сергеевич, когда мы работали над текстом романа «Михайло Ломоносов», – у него была мечта умереть на женщине, как это случилось с Леонидом Хаустовым, классиком нашей поэзии.
– Вот эта смерть! – говорил с восхищением Вячеслав Кузьмин. Он любил выпить в компании, после чего ему обязательно требовалась женщина.
– Ну, и как, его мечта осуществилась? – спросил я, посмеиваясь.
– Осуществилась, – ответил Михин. – Он умер в семьдесят два года тоже на женщине. Вот такой был удивительный человек. И поэт был очень талантливый.
В отличие от Вячеслава Кузьмина я не хочу умереть на женщине. Но в этой легенде заключается мечта каждого настоящего мужчины сохранить мужскую силу до самого преклонного возраста. И я тоже мечтаю сохранить любовь к своей суженой до самого последнего дня своей жизни. И что может быть прекраснее и романтичнее этого?
Глава тридцать третья
След на Земле
Жизнь моя промчалась также стремительно, как была написана эта книга. Мне удалось познать много интересных вещей и явлений. Но я не считаю ее завершенной, потому что не состоялось главное. Не состоялось признание Матрицы. Мне не удалось получить патент на Матрицу, потому что наша бюрократия оказалась непробиваемой.
На последней встрече с Воропаем я подарил ему книгу «Михайло Ломоносов». Я не знал, что за этим последует продолжение. Через пару дней Сергей Александрович позвонил мне и поблагодарил за книгу.
– Вы написали замечательный роман, – сказал он мне. – Сегодня у меня состоится встреча с Майбородой Леонидом Александровичем. И я хотел бы показать ему вашего «Ломоносова».
– А кто это? – живо поинтересовался я.
– Президент Петровской академии наук и искусств.
– Может быть, вы расскажете ему о Матрице? – предложил я.
– Могу, но лучше, если вы сделаете это сами.
– Но я с ним не знаком.
– Я расскажу ему о вас, – бодро сказал Воропай. Он продиктовал мне телефон Леонида Александровича. Я поблагодарил своего патентоведа и повесил трубку.
Я не стал торопиться со звонком к Майбороде. Необходимо было написать статью о Матрице.
Спал я тревожно в ту ночь. А утром поехал к своему издателю, Леночке Мошко. У нее в компьютере были записаны все мои книги о Матрице. Но сохранились ли они?
Я доехал в метро до Московского вокзала, поднялся на эскалаторе и пошел по Лиговскому проспекту.
Леночка Мошко оказалась в офисе. Румяная, жизнерадостная оптимистка, она встретила меня приветливо. У нее были такие чудесные сочные губы, что захотелось ее поцеловать. Но я сдержал свой прекрасный порыв. Тогда она сама подошла ко мне и поцеловала в щеку. Ничего не поделаешь, я годился ей в отцы, хотя считал себя все еще молодым. Она предложила мне кофе, но я вежливо отказался.
– Тогда за работу, – радостно согласилась она.
– Мне нужно составить с помощью компьютера статью для журнала «Вестник».
– О Матрице?
– Совершенно верно. Я надеюсь, что хоть какая-то моя книжка сохранилась в вашем компьютере.
– Ваша последняя книжка сохранилась, – обрадовалась Лена.
