– Финеас, – сказала дама, – я полагаю, этот джентльмен намерен нас обокрасть!
– Не обокрасть, сударыня. Ограбить! Это называется «ограбить». Запомните!
– У меня только два четвертака, – сказал мужчина. Его руки дрожали, когда он передавал мне мелочь.
– Отлично, Финеас, сгодится, – сказал я. – Так вот, ничего не случилось, поняли? Это был только сон. Поверьте, я не пошел бы на такое, если бы не нужда. Я славный парень, и, когда устроюсь на конвейер, или в уличную банду, или еще куда, я вам их пришлю. А теперь можете продолжить путь, и… В общем, доброй ночи вам обоим.
Парочка поспешила удалиться, но, перед тем как уйти, Финеас обернулся и приподнял шляпу.
– И вам тоже доброй ночи, сэр, – откликнулся он.
Так и будет записано: в десять часов вечера 26 августа 1882 года Финеаса Т. Титинджера и его жену Обидиенс «Биби» Титинджер ограбил под дулом пистолета преступник нового типа. С гордостью могу сообщить, что в тот день благодаря мне новоиспеченный термин впервые в истории вошел в разговорный обиход. На самом деле, поскольку никто ни на кого прежде таким манером не нападал, возможно, именно я и стал зачинателем последующей вакханалии уличных грабежей.
Все прошло столь удачно, что я подумал: «Попробую еще раз, хуже не будет». В смысле, если уж начинать новую, честную жизнь, надо иметь какую-нибудь заначку. То есть коль скоро я так попал и стал грабителем и все такое, можно прокутить всю ночь напролет.
Я снова спрятался в кустах, поджидая следующего незадачливого прохожего. Вскоре на улице появился мужчина в пелерине и цилиндре; он шел довольно нервно, в руках у него были трость и сумка. Я не мог разглядеть черты лица прохожего, но моментально понял, кто это. Даже характерная крадущаяся походка – он двигался незаметно, украдкой, сторонясь полицейских – в точности напоминала мою. Затем я разглядел его сумку – это был холщовый мешок – и теперь уже окончательно уверился.
«Похожи ли мы друг на друга? Возможно, он лыс, бородат и тоже прыщав».
Я знал только, что если мне придется доказывать свою невиновность, придется предъявить настоящего Крушителя. Поэтому я решил последовать за таинственным человеком в цилиндре, какой бы зловещий финал ни ждал нас впереди.
Я решил последовать за таинственным человеком в цилиндре, какой бы зловещий финал ни ждал нас впереди.
Глава 13
В которой наш герой спасается бегством, начинаются переговоры, союзник гибнет, а в Бруклине вырастает дерево
В квартале севернее Сити Холла располагался Дворец правосудия, более известный как «Могила». Тюрьма, построенная для содержания не более чем сотни заключенных одновременно, к 1882 году вмещала более пяти тысяч узников. Большинство из них отбывали срок нагишом, поскольку для их одежды места уже не оставалось, – все были сплющены наподобие оладий и пластались один на другом в просторных камерах шесть на шесть.
Прообразом каменного строения послужил рисунок настоящей египетской гробницы, выгравированный на стали, а интерьер был вдохновлен другой гравюрой на стали, изображавшей холостяцкую каморку Оскара Уайльда, предоставленную тому городским судьей в фешенебельном округе Восточного Лондона.
Заключенных распределяли по камерам в соответствии с их преступлениями. Например, верхний ярус занимали подозреваемые в идиотских правонарушениях, таких, как стирка чужой одежды, подсчет карт Таро на игорных столах, поддразнивание проституток путем скашивания глаз и непомытие рук после «карманного бильярда». Второй ярус предназначался для более серьезных проступков: здесь находились те, кто тормозил очередь в банке, чистил зубы пальцем, а также те, что упорно голосовали за «Партию зеленых». И, наконец, в нижнем ярусе сидели осужденные за участие в христианских импровизационных комедиях, подпольные гинекологи и подозреваемые на роль Джека Веселого Крушителя. Из последних имелся один – Калеб. Вот он-то и сидел на койке в маленькой одиночной камере, размышляя об ужасных событиях, которые привели его в нынешнее унылое и затруднительное положение.
Пуфф!
Откуда ни возьмись, возникло облако дыма. Из него шагнули Гарри Гудини и Бесс. Все три яруса заключенных радостно захлопали в ладоши.
– Именем ловкача Джека, в чем дело? – спросил Калеб, схватившись за холодные прутья своей камеры.
– Не бойся, добрый человек! Я пришел, чтобы освободить тебя! Ибо если существует смертный, который ходит по твердой земле и может вызволить тебя из этой цитадели правосудия, так это я, Великий Гудини!
Из всех камер послышались новые возгласы; заключенные вытягивали шеи, чтобы лучше разглядеть происходящее. Они привыкли к более заурядным представлениям, вроде исполнения пары-другой гимнов сестрами милосердия или второсортных сценок типа «Панч и Джуди», в лучшем случае – тюремного родео. Так что шоу Гудини для них было особым праздником.
– Вы пришли спасать меня? Почему? Я знаю, что вы с профессором Аркибалдом Кампионом наверняка и есть Крушитель! У меня в этом нет ни капли сомнений.
– Вы ошибаетесь, сэр! – попытался оправдаться Гудини. Он театрально сорвал сверкающий плащ и подал его своей возлюбленной ассистентке Бесс. Затем приник к прутьям камеры Спенсера, поднес сложенные лодочкой руки ко рту и прошептал: – Арки только придумывает мои фокусы, вот и все. Но об этом – молчок.
Гудини отступил от камеры и снова превратился в невозмутимого шоумена.
– А теперь, дамы и господа… о, простите, я имел в виду, господа и господа… если позволите, я представлю вам свой первый магический трюк. Бесс?
Помощница Гудини подняла плакат с надписью «Великий Вышивальщик». Узники захлопали.
– Если он пришел, чтобы вытащить меня отсюда, почему бы так и не сделать? – прошептал Калеб ассистентке через решетку.
– Это единственный способ, который ему знаком. Гудини не умеет работать без публики.
Калеб изумленно уставился на Бесс.
– Да знаю, знаю, можете не говорить, полное сумасшествие! Видели бы вы, каков этот парень в сексе. Извините, но вам придется дождаться грандиозного финала.
Гудини сделал большой глоток воды и прочистил глотку.
– Бесс, могу я получить иголку, нитку, кусок ткани и какую-нибудь набивку, если не трудно?
Она подала требуемое, и фокусник медленно, один за другим проглотил все полученные предметы, шутовски кривляясь и показывая, каков на вкус каждый из них. Затем скорчился в рвотных позывах – столь неистовых, что даже Калеб начал за него беспокоиться. А через десять секунд Гудини изверг из себя небольшую подушечку, на лицевой стороне которой красовался искусно вышитый портрет молодого начальника полиции.
Толпа заключенных пришла в неистовство и принялась колотить жестяными кружками по прутьям. Гудини поклонился.
– Это позволит слегка приукрасить ваш летний домик, начальник! – сказал он, сверкнув ослепительной белозубой улыбкой, и швырнул подушку сквозь решетку Калебу.
– Да, потрясающе, но…
– А теперь мне потребуется доброволец.
Гудини подошел к соседней с Калебом камере, положил руки на висячий замок и без какого бы то ни было усилия отпер дверь. Сбитый с толку подпольный гинеколог, волоча ноги, выбрался наружу.
– Эй, я здесь! Откройте мою камеру! – жалобно вскричал Спенсер. – Мне же надо людей спасать!
– Спокойствие, только спокойствие, дорогой начальник. Я как раз собираюсь вами заняться. А теперь, сэр, будьте так любезны затянуть на мне смирительную рубашку, как то положено делать со всеми сумасшедшими.
Узник выполнил просьбу атлетически сложенного мага.
– Теперь, пожалуйста, не откажите в любезности, прикуйте мои лодыжки к цепи, которую мы видите вон там, на полу.
Узник снова послушно подчинился.
– Да быстрее же, быстрее, – простонал Калеб.
– Друзья мои, вам выпала удача стать свидетелями того, что не происходило еще нигде и никогда, – увидеть соединение двух моих самых знаменитых и рискованных трюков: «Освобождения из Оков» и «Превращения».
Калеб вяло похлопал.
– Ладно, ладно, браво. Вы сбежите из смирительной рубашки… Замечательно. Но пожалуйста, я вас умоляю… На карту поставлены человеческие жизни.
Бесс принялась что есть сил тянуть за веревку, и чародей медленно вознесся в воздух. Метрах в шести от пола он остановился, вися вниз головой в центре тюремного блока.
Подневольная публика свистела и топала ногами.
Гудини извивался и корчился, скручивая свое жилистое тело в изнурительной схватке с тугой смирительной рубашкой, как вдруг…
Пуфф!
Облако дыма – и он исчез.
– Боже, как он это сделал?
– Куда он делся, бог мой?
– Господи, что произошло?
– О господи, у меня, должно быть, видения!
– Господь всемогущий, может, Гудини и есть наш всемогущий Господь собственной персоной? – и так далее и тому подобное.
