– Нет, мне хорошо! – улыбнулась она.
Надела шубку и, не застегивая, шагнула к двери. Но тут вспомнила, накрутила шарф, надела шапку и застегнулась на все пуговицы.
Вышла на улицу, отыскала на стоянке маленькую красную «шкоду». Навстречу ей из машины выскочила Марина.
– Ну что? Убедилась? Ха-ха-ха! Вижу по твоей счастливой мордашке!
– Маринка, это чудо!
– А что я тебе говорила? Будем рожать, ура!
Они сели в машину.
– Ну, рассказывай!
– Представляешь, у него уже бьется сердце!
– А ты как думала? Он живой! Только похож еще на птенца или рыбку.
– Правда, меня там напугали. Все нельзя...
– У всех разная методика, – объяснила Марина. – Мой врач говорил, все можно. Главное, ты ничего не бойся! Ох, Надюха! Как я тебе завидую!
– Еще вчера я чувствовала такое одиночество... Выть хотелось.
– Неужели ты сама не сообразила? Все-таки шесть недель!
– Боялась даже думать. Чтоб не сглазить. Когда-то еще мама учила. Пока не начнет тошнить – нельзя даже мужу говорить.
– Да, кстати. Интересно бы знать, где сейчас этот муж. То есть папочка.
Надежда погрустнела.
– Где-то воюет...
– И ничего, дурачок, не знает!
– Маринка, ты не слышала, когда штурмовали «Норд-Ост», кто-нибудь из спецназа... погиб?
Марина пожала плечами, проговорила с понимающим вздохом:
– Нет, подруга, все живы.
– А они не скрывают потери?
– Вряд ли. У них даже раненых не было. Говорят, кого-то стеклом посекло, так это не считается. Успокойся, жив твой капитан. Тебе сейчас вредно волноваться! Выбрось из головы!
– Понимаешь, он никому не позвонил после штурма.
– Будто раньше звонил!
– Мне-то нет, но Тамаре. И старикам в Головино.
– У нас там теперь знакомый генерал! Съездить к нему и узнать.
– Ни в коем случае!
– Я же теперь на колесах!
– Не хочу. Лучше, когда не знаешь. Если жив, все равно когда-нибудь объявится. Неожиданно, как всегда...
– Погоди-ка! – перебила Марина. – У меня идея! Мы дадим ему знать, что ты беременна.
– Зачем?
– Не спорь. Тебе когда в следующий раз к врачу?
– Через неделю.
– Замечательно! Я сниму сюжет, ты будешь на приеме у гинеколога. Как бы случайно. С врачом я договорюсь. У нас же в руках мощное информационное оружие! Крикаль и пикнуть не посмеет...
– Это очень плохая идея!
– Не спеши! Мы убьем двух зайцев! – Марину распирало от восторга и азарта. – Смотри! Андрей узнает – раз. И не исключено, твой отец! Ну бывает же так!
– Вряд ли папа смотрит телевизор...
– А если он где-нибудь в больнице? Или на вокзале? Сейчас везде телевизоры!
Надежда отрицательно помотала головой:
– Ни в коем случае! Мне мама говорила, чем меньше знают о беременности, тем лучше она протекает. Всякое таинство не терпит шума. А ты хочешь объявить на всю страну...
Марина на секунду приуныла, но тут же воспрянула.
– Поехали к экстрасенсу? У тебя есть фотографии?
– Мы с Тамарой уже были...
– И что?
– Сказали, отец жив и здоров. Там, где он сейчас находится, давно лежит снег.
– А что сказали про Андрея?
– У меня нет его фотографии. Я показала рубашку.
– Какую рубашку?
– Форменную, которую он носил. Тоже ничего определенного. Тетка руками помахала, говорит, на нем порча какая-то. Злые люди навели, покойника обмыли и воду ему под ноги выплеснули. Бред...
Марина выдохлась, растерянно огляделась и запустила двигатель.
– Ладно, может, еще что-нибудь в голову придет... Куда едем? Я сегодня твой таксист!
– Домой, – сказала Надежда. – Теперь я не одна и могу жить дома!
– Честное слово, завидую! – Марина сдала назад. – А Димка мой вот эту игрушку мне подарил, чтоб не приставала...
* * *
В современном типографском цехе кипела обыденная работа – шумели станки, шелестела бумага...
Илья понуро шел по цеху, иногда останавливался, с кем-то разговаривал. Тут все его знали, сдержанно здоровались, провожали недоуменными взглядами...
Он остановился возле машины, печатающей листы для красочных альбомов, – зарябило в глазах. Выстраданное, любимое детище...
Резко отвернулся, быстро ушел из цеха, поднялся в офис.
Там здоровались и смотрели так же вопросительно.
Илья вошел к директору типографии.
– Илья Николаевич! – вскочил пожилой многоопытный человек. – Объясните, что происходит? Мы все в растерянности, коллектив беспокоится...
– Ничего особенного. – Илья сел к приставному столу. – Все в порядке, работайте, как работали. Никого увольнять не будут. У вас просто сменился хозяин.
Директор опустился напротив.
– Как прежде работать не получится, Илья Николаевич. На складе бумаги осталось на четыре дня. Да и то не весь ассортимент... А комбината в Карелии у нас больше нет.
– Пусть теперь голова болит у нового собственника.
– Как же так? Мы вместе с вами, считайте, заново переоборудовали предприятие, внедрили финские технологии, сделали прибыльным... А теперь вы единолично решили от него избавиться? Отдать неизвестно кому! Втайне от нас! Без обсуждения, без единого слова!
– Не сыпьте мне соль!
– Я понимаю, Илья Николаевич. Капитализм, рынок, жесткая конкуренция... Но ведь все было хорошо! Я отслеживаю динамику. Я не могу понять... – путался директор.
– За все приходится платить.
Тот помялся, помолчав, заговорил, подбирая слова:
– В коллективе настроения... не самые лучшие. Вы же помните, типографские рабочие – самые продвинутые. Можно ожидать всего, что угодно. Уже появились предложения взять типографию под контроль и не впускать нового хозяина.
Илья отмахнулся:
– Не говорите глупостей! Революционеры... Придут с ОМОНом и всех недовольных вышвырнут на улицу.
– А это правда, говорят, вы хотите уехать в Англию? И уже присмотрели там себе какой-то замок?
Он горько усмехнулся:
– Пока что присмотрел место на Арбате. Где можно торговать книжками.
Рита поднялась по лестнице и позвонила в дверь Надежды. Ожидая, когда отопрут, прислонилась плечиком к стене – скорбный, несчастный вид...
– Кто там? – через дверь спросила Надежда.
– Это Маргарита, – отозвалась девочка. – Вы меня помните? Я дочь Ивана Беспалого.
Надежда открыла.
– Здравствуй, Рита... Проходи!
– Я очень замерзла, – пожаловалась та. – На улице так холодно. А я шла пешком.
– Погрелась бы где-нибудь в магазине. Ну что же ты! Давай помогу.
Надежда развязала шарф, расстегнула пуговицы, сняла с плеч девочки рюкзачок – та стояла, опустив руки.
– Сейчас же ноги в горячую воду, – стащив пальто и сапожки, скомандовала Надя. – Пошли!
В ванной Надя набрала в таз горячей воды, посадила Риту.
– Ой, горячо!
– Ничего, терпи!
– Мне было очень грустно, и я пошла пешком, – стала рассказывать Рита. – Я всегда брожу по городу, когда мне плохо.
– Дома что-нибудь случилось?
Рита взглянула жалостно:
– Вы же знаете... В пятницу было сорок дней папе.
– Да-да... Как твой братик? Растет? – Надежда хотела отвлечь ее.
Не удалось.
– Ему тоже уже сорок дней, – печально проговорила девочка. – День смерти папы и день рождения Вани совпали. И теперь это на всю жизнь... Как вы думаете, это хорошо или плохо?
Надежда присела на край ванны.
– Это символично... Не пресечется род Беспалых.
Рита посмотрела внимательно.
– А вы изменились, Надежда... И очень хорошо выглядите.
– Спасибо...
– Не зря придумали сороковой день. – Рита задумчиво поболтала ногами в воде. – За этот срок все успокаивается, само собой приводится в порядок. Наступает переоценка, пора утешения. Горе уже становится не таким горьким. Приходит ясное осознание потери... Вы уже смирились с мыслью, что папы нет?
– Какого... папы? – переспросила Надя.
– Моего папы, – уточнила девочка.
– Знаешь, я не видела его мертвым, – не сразу ответила Надежда. – Не была на похоронах... И у меня ощущение, что он жив.
– И мама как-то быстро смирилась. Но это понятно. Наступила на свои чувства ради ребенка. Ведь все отражается на молоке и в итоге на здоровье грудных детей. Потом они кричат ночью, становятся нервными... А мама сильная женщина.
– Да, я это заметила.
– А ваш папа так и не нашелся?
– Пока нет. Милиция ищет... Все без толку.
– Он ведь старенький...
– Он жив! – уверенно сказала Надежда. – Я это чувствую! И экстрасенс сказала. Папа вернется.
– Это хорошо, что верите. В общем, мы все утешились кто чем, – продолжала гостья. – И остался безутешным и одиноким только один человек.
Она умышленно замолчала, чтобы вызвать вопрос. В повисшей паузе Надежда почуяла предвестие какой-то неприятности.
Рита еще раз внимательно посмотрела ей в лицо, вынула ноги из таза и стала вытирать полотенцем.
– Вчера я разговаривала с Ильей, – продолжила она. – Вы знаете, что он совершил этот... героический поступок ради вас? Чтобы вы могли гордиться им.
– Знаю...
– А в результате вы прогнали его. Это – предательство.
