— Но это было бы вполне естественно. Ведь вы же видели как она была недовольна.
— Естественно. Мало ли что она была недовольна. Я могу вмешаться во всю эту историю и руководить ее действиями, раз я вижу, что она не знает как поступать.
— Но почему вы думаете, что вы знаете, как надо поступать.
— Почему я думаю. Очень просто. И вполне просто. Потому что нам женщинам надо бороться против вас мужчин и мужей.
— Что это еще за философия.
— Философия. А вы думаете это нормально, что мой презренный муж влюбляет ее в себя, заставляет ее сходить с ума и писать вот на всех этих листках его имя: щеголь, щеголь. Я покажу ему, я сумею постоять за вашу жену.
— Но что с вами купчиха, причем тут моя жена.
— Как причем
— Ведь это же почерк не моей жены, а это почерк умницы.
— Умницы?
Купчиха вспомнила этот визит умницы, ее волнения, ее ужас и расстройство. Вот в чем дело. А она об этом тогда и не подумала. Значит не только швея, но и умница изменяет ей с этим парнем.
Этого ни понять ни переварить она не могла — не может быть, что нибудь не так.
Вы клевещете на моего мужа, вдруг заключила она.
Я клевещу, но я только вам указываю, что вы ошибаетесь о почерке этих листов. Я хочу вам добавить, что я был здесь, когда умница приехала сюда и очевидно все это было написано после меня.
Но почему ее муж отнимал у нее не одну, а даже двух женщин. Не такая же ли история с лебядью.
Но ведь вы же не понимаете, что это недопустимо, что это невыносимо, что этого я не хочу терпеть, кипятилась она.
— Почему считаете вы недопустимым только то, что делают другие, но почему вы не подумаете того же о том что делаете вы
— Я
— Ну да, вспомните что было у меня дома
— Да но это не я, это все история из-за моего мужа, муж мне мешает жить и стоит у меня на дороге. Муж, к мужу у меня ненависть. А вы, вы к нему относитесь спокойно.
— Совершенно
— Как же вы можете, ведь ваша жена обманывает вас с ним.
— Это неправда
— Она сама сказала мне это. И ведь умница приезжала сюда из-за щеголя. И ведь лебядь была у умницы из-за щеголя. И ведь кожух сошел с ума от щеголя. И ведь лицедей флиртует со щеголем. Ведь все из-за щеголя и вы относитесь к этому спокойно.
Разстрига колебался.
— Не знаю, правы ли вы
— Права ли. Вы дурак и слепец.
Но он действительно сознавал, что купчиха была права.
Вы правы, вы правы, согласился он. Я только что видел вашего мужа. И я жалею, что я отпустил его так и не последовал первоначальному моему впечатлению с ним там же расправиться. Но время от нас не ушло. Мы сможем настичь их, в лесу, как я думаю, во всяком случае.
— Прекрасно, мы туда и поедем.
И покинув дом разстрига со швеей отправились в лес. Когда она выходила на террасу все завтракали. Они возвращались как угорелые с криками.
— Мы рады всех вас видеть, господа, сказал разстрига, но у нас есть чрезвычайно важное дело требующее исключительного вашего внимания.
Их вид был суров. Присутствующие переглянулись.
— Вы уже закончили все ваши дела господа и уселись спокойно за стол. Но торжество и ваше (читателя), что все кончилось благополучно совершенно преждевременно. Сейчас этому вы увидите лучшее доказательство.
Шестеро отложили ножи и вилки и уставились на двоих.
— Щеголь, я приехал сюда для того, чтобы заявить вам, что вы оскорбитель чести всех и что я вызываю вас на дуэль.
— Еще одна дуэль, всплеснул руками щеголь
— Как еще одна, осведомилась купчиха
— Щеголь уже вызван на дуэль и лицедеем и кожухом, лицедей кожухом и нам предстоит до трех дуэлей.
— Я считаю, что если разстрига хочет драться, то ему надо драться со всеми тремя. Иная постановка вопроса едва ли допустима (швея).
— О да, разстрига, после позора допущенного вами у щеголя, сказал лицедей, вам придется драться и со мной.
— И со мной, сказал кожух, я помню вашу позицию у меня и знаю о ваших разговорах с лебядью.
— Но почему я должен бороться с вами, я только хочу драться со щеголем.
— Нет вы должны драться со всеми, добавила лебядь
— У нас таким образом четыре пары, вскричала умница, и жены секунданты мужей.
— Нет, ответила купчиха. Я против моего мужа. И пока вы будете вести всю эту канитель и драться друг с другом я решу вопрос этот иначе. Она вдруг достала из кармана револьвер и сказала. Я приехала сюда убить моего мужа.
Все остолбенели.
Не удивляйтесь. Я знаю все лучше, чем знаете вы. Здесь нет других виновных кроме щеголя. Все не причем. Но не он ли запутал нас всех.
Это щеголь был другом швеи и ему она верила. Но одновременно он обманывал ее. Ибо это щеголь отнимал умницу у лебяди, лебядь у мужа, лицедея у кожуха, кожуха и лебяди и швею у разстриги. Это он один, кто посеял все это. Если бы не он, то не было бы того, что есть и ничего не было бы.
Все смотрели на щеголя с восхищением.
Вот почему я должна его убить, сказала купчиха. Все эти ваши разговоры о дуэлях пустяки совершенно ничего незначащие, и все это слепота. Я только одна знаю, кто наш настоящий герой.
Швея смотрела на щеголя с гордостью не меньшей, чем остальные. Кожух сватил купчиху за руку.
— Вот потому что вы сказали, мы и не дадим щеголя в обиду. Я его люблю больше, чем раньше.
— Вы отлично сумели разрекламировать вашего мужа, огрызнулся разстрига, но надо сказать, что реклама достигает результатов.
— Щеголь вы необычайны, вскричала лебядь
— Вы герой — швея
— Вы мой лучший друг я с вами — лицедей
— Я ваш, щеголь — кожух
— Щеголь, жду вашей дружбы, сказала умница
— Мы все против вас купчиха, сказал лицедей
— Хорошо, я буду стрелять в вас всех. В моем револьвере 7 зарядов. Это как раз для вас семерых.
— Вы не сможете убить нас всех, сказал обрадованный щеголь. Вы можете застрелить одного-двух из нас, не больше. Помешаем.
Но хохот лицедея покрыл все голоса.
— Не находите ли вы купчиха, что это уже называется у критиков потерей чувства меры. Кончить всю эту канитель перестрелкой, в которой вы в лучшем случае убьете всех нас и даже может быть для театральности сами застрелитесь. Но что это за безвкусица кончить роман таким образом.
— Для вас лицедей безвкусица, а для меня это единственное решение вопроса. Вы думаете что жизнь это литература или наоборот так как это не так и вовсе не так, как вы думаете. Вы прилагаете сейчас мерки, которые совсем не подходят. Ведь я же живая сижу против вас и не решаю никакой литературной задачи. Там были бы излишни все те соображения, которые двигают нами.
Нисколько, вскричал лицедей, вы не правы, я считаю, что если жизнь идет не так, как литература, то литература является пределом жизни в нее вписанной. Вот почему вы не смеете убивать нас, так как это плохая литература.
— Я тоскую по плохой литературе, вскричала швея, я тоскую по банальным и пошлым построениям и никогда не дойду до них так как никогда не вырвусь из своего вкуса. Так я и мечтаю одеваться пошло и не могу.
— Так и мы, добавила лебядь, никогда не вырвемся из рамок нашего времени, нашего круга, нашей жизни, нашей азбуки. Вот почему я думаю, что ничего не сделав за всю эту сумятицу мы ничего и не сделаем.
— Вы правы, сказал меланхолично разстрига, садясь на стул, мы оставлены судьбой и наша жизнь стала одним колесом. Так и сейчас, пытаясь решить вопросы мы ничего никогда не решим.
— Да не решим
Купчиха рассеянно играла своим револьвером.
— Я не знаю, может быть вы и правы, если кончать смертью, то должны умирать все. Но я хочу, чтобы умер только один мой муж и то пока он не умирает. Но как забыть, как пережить все что произошло.
— Как забыть измены мужей
— Как забыть измены жен.
— Как забыть
Понуря голову сидели они за этим столом.
Внезапно кожух вскочил
— К черту ваше нытье и фантазии. Я просто буду драться со всеми и с этого мы и начнем Развязку. А потом, уцелевшие дерутся между собой пока не уцелеет один, который и кончает самоубийством.
— Но это то же самое что предложила я, сказала купчиха.
— То же самое, вскричал кожух, разве вы не видите, что это совсем не то же самое. Ведь смерть — это конечный результат всех историй мы не живем, мы умираем, важно, как мы умираем.
— Боже какие глупости, сказал щеголь, в таком случае нам остается только заняться изучением способов по которым мы можем умереть и придумывать комбинации. Это оттянет несколько конец романа.
Так продолжая разговор они забыли с чего начали и о чем говорили. И все виновато замолчали. И они ничего не сказали. Они только улыбались. Они сели за стол и посмотрели на всех как ни в чем не бывало. С обычной ужимкой богохульника разстрига взял хлеб, расстелил салфетку, преломил и сказал — едый мою плоть имеет живот расстроенный вечно.
