Эрмин начала всхлипывать. Тошан притянул ее к себе.
– Ну ладно, ладно! – прошептал он. – Мы поедем на ту строительную площадку и встретимся с полицейскими, которые проводят расследование. Киона не могла заехать куда-то очень далеко и, самое главное, вряд ли она погибла. Не такой она человек. Если бы она погибла, то ее призрак, я думаю, уже нас бы «навестил». По правде говоря, я разделяю мнение твоей матери. Если Киона нанесла серьезные телесные повреждения Делсену, она вполне могла испугаться последствий и пуститься в бега.
– Нет, она никогда бы не стала причинять ему никакого вреда. Мне припомнилась одна важная деталь. Когда я звонила ей из Квебека и сетовала по поводу того, что она не приехала на мой концерт, она мне сказала, что Делсену угрожает какая-то серьезная опасность. У Кионы, наверное, было видение о той трагедии, которая затем произошла на берегу Онтарио, и именно поэтому она уехала вместе с этим парнем. Она хотела его защитить.
Эрмин прижалась к Тошану и расплакалась. Тепло его мужского тела ее успокаивало. Тошан стал гладить ей спину и бедра и целовать ее щеки, лоб и волосы.
– Надеюсь, твой отец даст нам свой «линкольн», да? – сказал он. – Нам нужно вернуться в дом и подготовить багаж.
– Мой чемодан уже готов, твой – тоже. Тебе нет смысла его даже открывать: ты же только что приехал.
Она посмотрела ему в глаза. Он наклонился и поцеловал ее в губы.
– А давай помиримся немедленно, пока мы тут одни! – прошептал он ей на ухо. – Завтра мы почувствуем себя сильнее и сплоченнее и нам будет легче искать Киону.
– Нет! Я все еще сержусь. Это было бы для тебя уж слишком легко. Ты скрыл от меня существование Эстер и провел с ней вдвоем немало дней. В поезде во Франции вас принимали, наверное, за семейную пару. Я не могу заставить себя не ревновать. Я тебя очень сильно ревную!
– Но это же глупо! – запротестовал Тошан, отстраняясь от Эрмин. – Мин, мы с тобой не виделись довольно много дней. Я по тебе скучал. Иди сюда, не отталкивай меня.
– Если мы с тобой были в разлуке, то по чьей, скажи, пожалуйста, вине? Тебе следовало вернуться в Квебек вместе со мной. Но ты предпочел отправиться в Монпон и, словно бы по воле случая, встретился там с сестрой Симоны. Чем ты можешь мне доказать, что у тебя не была назначена там встреча с ней и что ты не знаешь ее уже давным-давно?
– О господи!.. – сокрушенно покачал головой Тошан. – Если ты продолжаешь так упорно мне не верить, то давай просто прекратим эти дискуссии. Разыскивать Киону со мной может поехать и Жослин. Мы с ним сумеем действовать более эффективно. Раз уж ты продолжаешь меня подозревать и обвинять в том, что я тебя обманывал, то мне с тобой ехать разыскивать Киону не хочется.
У Эрмин мелькнула мысль, что если она будет продолжать упорствовать, то, пожалуй, может получиться так, что она и в самом деле не поедет вдвоем со своим мужем разыскивать Киону.
– Ты меня шантажируешь? – сухо спросила она. – Я должна переспать с тобой прямо здесь, иначе ты не возьмешь меня с собой? Это недостойно ни тебя, ни нашей любви.
Тошан в отчаянии поднял руки к небу. Ему показалось, что они разговаривают с Эрмин на разных языках.
– Черт побери! – ругнулся он. – Ты моя жена, и я не совершил ничего зазорного и уж тем более я тебя не шантажирую. Мне хотелось снова обрести тебя и положить конец твоей холодности.
Эрмин, не зная, как ей поступить, пошла к озеру и, остановившись неподалеку от воды, стала смотреть на его огромную поверхность, по которой двигались небольшие волны. Дувший со стороны озера ветер осушал ее слезы и теребил юбку платья. Тошан наблюдал за ней со стороны. Охвативший его гнев мало-помалу прошел. Гнев этот, по правде говоря, был направлен на него самого. Как и очень многие люди, он, чувствуя себя виноватым и пытаясь защититься, предпочел перейти в нападение и дать волю своему гневу. Неожиданно рванувшись с места и подбежав к Эрмин, он крепко обнял ее сзади и прижался животом к ее спине. Затем он стал покрывать страстными поцелуями ее затылок и обхватил ладонями груди, которые теперь, после нескольких беременностей, были более объемистыми, чем в молодости.
– Я тебя так сильно люблю! – произнес он хриплым голосом. – Моя невидимая дорога вьется вокруг тебя вот уже двадцать лет. Ты – центр моей вселенной, смысл моего существования. Я частенько доставлял тебе неприятности, и в очередной раз – сегодня вечером. Прости меня, любовь моя.
Эрмин повернулась и посмотрела на Тошана. Тусклый свет луны освещал столь знакомые ей черты лица и отражался от его черных глаз. От этого света его кожа медного цвета казалась не такой темной. Тошан был похож сейчас на языческое божество, которое явилось побродить по берегу озера и которое наделено неслыханным могуществом. А еще он был похож на бога-мужчину, способного снисходительно отнестись к проявлению ее слабости – слабости женщины, матери и сестры.
– Тошан, побожись, что у тебя не было никакой интимной связи с Эстер Штернберг! – взмолилась Эрмин.
– Я никогда в своей жизни не божился, Мин. Это привычка истинных католиков, которые причиняют кому-то зло и затем хотят выпросить себе отпущение грехов. Я мог бы побожиться и тем самым тебя успокоить, но я не такой. Даже в той больнице в Бордо, когда я находился между жизнью и смертью, если я и не сразу рассказал тебе про Симону, то это из-за страха, что заставлю тебя страдать. Ты должна мне верить, потому что, если бы у меня были какие-то интимные отношения с этой женщиной, я не осмелился бы привозить ее сюда – в дом, в котором спят наши дети, – и не осмелился бы тебя с ней знакомить. Нет, я не стану божиться, но могу поклясться душой моей матери Талы и именем Кионы, которая без труда читает наши мысли. Между мной и Эстер ничего нет – ничего, кроме недавно зародившейся дружбы и взаимного уважения. Мы с тобой не можем себе даже представить того, что она пережила в концентрационных лагерях, и уж лучше бы нам этого и не знать. От того, что я прочел о зверствах, совершенных там нацистами, и от фотографий, которые я видел, мне становилось дурно – так же как и тебе, и твоим родителям. Эстер пришлось побывать в этом аду. Я попытался убедить ее приехать в нашу страну – страну огромную и прекрасную – в надежде на то, что здесь у нее заживут ее душевные раны. Она не хочет о них говорить и не хочет примиряться со своей ролью жертвы. Между нами не было ни малейшей двусмысленности. Я желаю ей лишь одного – чтобы она встретила мужчину, который сделает ее счастливой. Это ты понимаешь?
– Да, теперь я поняла.
Она прижалась лицом к груди Тошана, рубашка на которой была расстегнута. Не удержавшись от соблазна, она прикоснулась губами к его теплой бархатистой коже. Он издал едва слышный возглас радости и облегчения, задрал край ее платья и скользнул рукой между ее бедер. Им овладело непреодолимое желание.
– Моя дорогая, моя милая! – пробормотал он. – Пойдем вон туда, под дерево. Нас там никто не увидит.
Они пошли, целуясь в губы и пошатываясь на ходу, как пьяные. Тошан первым прилег прямо на каменистую землю. Эрмин опустилась на колени. Ее ошеломила вдруг возникшая у нее настоятельная потребность дать волю своим чувствам и предаться физическим наслаждениям. Она быстренько стащила с себя атласные трусики, и Тошан притянул ее к себе.
– Да, вот так, садись на меня, моя красивая, моя драгоценная, моя любимая!
Эрмин нравилась эта поза, в которой она доминировала во всем и была свободна в движениях. Тошан это знал, и это было своего рода маленьким подарком с его стороны, которым он как бы компенсировал доставленные ей неприятности. Тошан в такт ее движениям ласкал руками ее груди и спину. Когда длинные волосы его прекрасной партнерши касались его тела, он слегка постанывал от удовольствия. Соединяясь, они вдыхали запах своей родной земли и прозрачных вод большого озера. К этому запаху примешивались запахи скошенной травы, цветов и их разгоряченных тел. Полностью сливаясь с окружающей природой, твердой почвой под своей спиной и свежим воздухом, Тошан то и дело поглядывал исступленным взглядом на небесный свод, на котором месяц и звезды, казалось, стали светить гораздо ярче. А еще он разглядывал свою великолепную супругу, которую подарила ему судьба. Эта женщина сейчас пребывала в расцвете лет, была чувственной и – когда нужно – бесстыдной. Ее исступленное выражение лица в эти минуты еще больше усиливало его возбуждение. Она дышала очень часто, приоткрыв рот и полуприкрыв глаза. Вскоре ее тело настигла долгая судорога. Эта судорога отдалась эхом в его плоти, и он, ликуя и тяжело дыша, сосредоточился на своих чувствах.
Через полчаса, помирившись, они пошли, держась за руки, ко входу в дом семьи Шарденов.
Провинция Онтарио, вторник, 18 июля 1950 года
Патрик Джонсон поднялся с постели в полшестого утра. Он выпил в пустом помещении столовой чая с бергамотом. Этот чай ему подал Питер, который во время войны был его ординарцем. Затем Джонсон съел яичницу с беконом, мечтая о будущих призах на скачках и о рождении у его породистых кобыл новых жеребят. После завтрака он, уже в своей рабочей одежде и сапогах, отправился на конюшни, чтобы убедиться, что работа там выполняется должным образом и что его лошади абсолютно здоровы.
