– Да, если хочешь.
После того как рисунок был прикреплен к стене, оба ребенка выбежали из класса на улицу, соскучившись по солнцу и свободе.
Лоранс поднялась, вытерла тряпкой испачканные краской пальцы и сняла свою куртку. Овид, смотревший на нее, отвел взгляд в сторону. Он, однако, успел увидеть под тонкой шелковой материей блузки выпирающую девичью грудь, а также тонкие предплечья с молочно-белой кожей. В глубине души он часто сравнивал Лоранс с розовым бутоном, от которого исходил прелестный запах и лепестки которого уже вскоре должны были распуститься, превратив бутон в великолепный цветок. Овид теперь не обращал внимания на внешнее сходство Лоранс с Эрмин, поскольку в красоте и манере поведения Лоранс имелось много и того, что было присуще лишь ей одной. Иногда у него возникало желание погладить ее золотисто-каштановые кудри и прикоснуться губами к ее пухленькой – как у маленьких детей – щеке; однако он удерживался, понимая, что намного ее старше, и стараясь не предавать доверия Эрмин – женщины, которую он когда-то обожал и к которой до сих пор испытывал нежные чувства.
– Что-то я сомневаюсь, что от меня здесь много пользы, – посетовала Лоранс. – У вас ведь так мало учеников! Они приходят сюда, когда им нечего больше делать.
– Сейчас лето, а потому они хотят удить рыбу или же играть на берегу. Однако то немногое, чему мы их научим, даст свои плоды. Алфавит, цифры и рисование – все это их интересует.
– Спасибо, вы меня переубедили. А может, пообедаем? Бабушка, как обычно, дала мне корзинку с едой.
– Я это знаю, поскольку вы каждое утро выходите из дому с этой корзинкой. Поблагодарите бабушку. Я еще никогда в жизни так вкусно не ел.
Лоранс тихонько рассмеялась. Ее смех был похож на птичий щебет. Она постелила небольшую скатерть на один из столов и разложила на ней съестные припасы. Овид пошел налить воды в графин из крана, установленного в глубине помещения над небольшой раковиной.
– Исчезновение Кионы – это нечто очень странное! – сказал он, вернувшись. – Ваши родители находятся в Онтарио уже неделю и до сих пор не обнаружили ни малейшего ее следа. Эта провинция, не стану отрицать, огромная, но Киона ведь, скорей всего, не уехала очень далеко.
– Как это можно знать? У нее есть деньги, поэтому она может купить себе билет на поезд и поехать на нем, куда ей захочется. Мой дедушка в отчаянии. И мне его так жалко! Он лежит в постели почти весь день, пока не стемнеет, а ночью встает и бродит по дому или по саду. Он думает, что Киона погибла.
– А что думаете вы? Но только честно.
– Я думаю, что вряд ли она погибла. Я даже уверена в том, что она жива, потому что, если бы она умерла, я бы это почувствовала. Мы все это почувствовали бы. У меня такое впечатление, что мир без нее изменился. Странно, что я так думаю, правда? Как сказала бабушка, мы не отдавали себе отчета в том, какое место она занимает среди нас. Впрочем, мне кажется, что мама себе в этом отчет отдавала. Она звонила сегодня вечером и плакала. Мне хотелось поговорить об этом с вами сегодня утром в автомобиле.
– А я затеял разговор о Леонардо да Винчи, величайшем гении всех времен, и о его «Джоконде» с таинственной улыбкой.
– Иногда очень нужно поговорить о чем-нибудь другом, – заметила Лоранс. – Я сильно встревожена, хоть и пытаюсь быть оптимисткой. У меня, к счастью, есть вы.
Произнося эти слова, она пристально посмотрела на него. В ее светлых глазах засветился настойчивый призыв – призыв такой же древний, как само человечество. Ни один мужчина не смог бы ошибиться насчет того, что означает этот взгляд, и Овид, конечно же, понял, какие чувства и желания одолевают эту юную красавицу.
– Безусловно, и я приложу все усилия для того, чтобы утешить вас во время этого сурового жизненного испытания, – сказал Овид, стараясь не глядеть в глаза Лоранс, смотрящей на него столь откровенно.
Несмотря на свою чувствительную натуру и привлекательность для противоположного пола, Овид Лафлер очень мало общался с женщинами. Он концентрировался на своей работе, вел почти монашеский образ жизни и оставался глух к своим инстинктам. Однако в этот июльский день, в то время как в близлежащих зарослях вовсю щебетали птички, у него появился жуткий соблазн – прикоснуться своими губами к этим полным розовым губкам, которые сейчас находились так близко, поцеловать затем округлую белую шею и потом начать обнимать, тискать и ласкать эту девушку, наслаждаясь прикосновениями к ее юному телу…
Овид, отпрянув, поспешно подошел к входной двери и открыл ее. Эта дверь выходила на порог, и ее плотно прикрыли, уходя, его ученики.
– Нужно впустить сюда немного свежего воздуха, – сказал учитель.
– И комаров, – добавила Лоранс.
От ее внимания не ускользнули те сомнения, которые только что охватили Овида. Ей даже показалось, что он вот-вот ее поцелует, и теперь она с трудом скрывала свое разочарование. Поцелуй, подумала она, стал бы подтверждением их зарождающейся взаимной любви. Ей, начитавшейся любовных романов, уже казалось, что Овид ее тоже любит. Доказательств тому у нее имелось немало. Он, например, предложил ей помогать ему в этой бесплатной школе, которой он руководил и которую финансировал с согласия уполномоченного по делам индейцев. Приезжая за ней, он никогда не опаздывал, а вот когда приходило время отвозить ее обратно, частенько оттягивал момент расставания, начиная рассказывать о литературе или живописи.
– Знаете, а я ведь больше не ребенок, – сказала Лоранс тихим голосом.
Она только что села за стол и стала разворачивать пакет с хлебом, нарезанным тонкими ломтиками. Овид тоже сел за стол. Внешне он казался спокойным, однако это отнюдь не соответствовало его реальному состоянию.
– Я заметил это, моя дорогая, но зачем вы говорите мне об этом сейчас? – спросил он шутливым тоном.
– Чтобы вы поняли это в полной мере, пусть даже уже и заметили. В моем возрасте моя мама вышла замуж. Я вспоминаю об этом каждый раз, когда мои бабушка и дедушка пытаются обращаться со мной как с ребенком.
– Времена меняются, Лоранс. Общество развивается. Лично я считаю, что не следует жениться и выходить замуж в очень юном возрасте – в этом возрасте нужно пользоваться своей независимостью и тратить свое время на получение образования, особенно если растешь в обеспеченной семье. Кушайте! Этот паштет, по-моему, удивительно вкусный.
Лоранс разочарованно вздохнула. Она не осмеливалась сказать, что для нее уже пришло время любить и что любит она его. Овид, опасаясь нежелательного для себя поворота в ходе разговора, попытался сменить тему.
– В общем, про Киону нет никаких новостей?
Лоранс подняла взгляд к потолку:
– Да, про нее – никаких новостей.
– Тогда расскажите мне немного о Шарлотте и ее семье.
– Бабушка и Мадлен в воскресенье ездили к ней в гости. Онезим Лапуант приезжал за ними, потому что мои родители забрали машину дедушки. Констан играл с Аделью, а Катери – с Томасом. Людвиг копал что-то в огороде, перекрашивал входную дверь и ремонтировал ступеньки крыльца. Шарлотта уже пришла в себя после долгого и утомительного путешествия.
Произнеся эти слова унылым тоном, Лоранс надолго замолчала, а затем, посмотрев на Овида, сказала с надеждой в голосе:
– А может, съездим к ним в гости сегодня во второй половине дня? А затем вы, как обычно, отвезете меня в Роберваль. Хорошо?
Овид засомневался, чувствуя на себе взгляд больших светлых глаз, который сильно напоминал ему взгляд других голубых глаз. Перед его мысленным взором замелькали различные картины, но на всех фигурировала только лишь эта девушка, юбка которой развевалась на ветру, когда она выходила из машины, а шелковистые волосы, освещенные солнцем, приобретали золотистый оттенок.
– Думаю, это было бы неуместно, – сказал Овид. – Мне жаль, Лоранс, но я договорился с вашими родителями, что буду привозить вас сюда утром и отвозить домой вечером, и я не могу взять на себя смелость оправиться с вами без их разрешения на прогулку по какому-то другому маршруту. Понимаете, малышка, после того как овдовел, я стал закоренелым холостяком. Если нас увидят вдвоем на местной автодороге, причем вы ведь еще так юны…
Слова, которые употребил Лафлер, вызвали у Лоранс сильное раздражение. «“Малышка”… “Вы ведь еще так юны”… Он что, считает меня младенцем?» От охватившего Лоранс негодования ее лицо стало еще красивее.
– О господи, да не называйте вы меня малышкой! Я, между прочим, уже достигла того возраста, когда можно обручаться и выходить замуж. Кроме того, ваши аргументы звучат неубедительно. Нас вот уже неделю каждый день видят вместе – и в Робервале, и здесь. А еще вы сами сказали, что общество развивается. Мужчина, которого хорошо знают и уважают в регионе, вполне может повезти куда-нибудь на своем автомобиле дочь одной из своих хороших подруг… Я просто вам не нравлюсь – только и всего!
