А сама перебрала струны и громко запела:
Ехали на тройке, хрен догонишь,
А вдали мелькало, хрен поймешь…
— Какая у вас гитара красивая, — сказала Мадонна.
— Возьми себе, — сказала Тося Чугун. — У нас сыночек был. Восемь лет было. Утонул в Иртыше.
— А как его звали? — спросила Мадонна.
— Отвяжись! — закричала Тося Чугун и вдруг повалилась с табурета.
Но никто ни разу не спросил, откуда у Мадонны такая хорошая гитара. Хотя она играет на ней и поет разные песенки. «Браво, Мадонна!» — кричат ребята. А она трынькает ногтями по струнам и раскланивается.
судьба человеческая и судьба народная
У высоких берегов амура
Приснился ужасный сон. Продолжение рассказа Чехова «В овраге». Помните? Это там, где был старик Цыбукин, его сын Анисим женился на бессловесной Липе, у них родился мальчик Никифор, потом Анисима арестовали, старик Цыбукин переписал землю на внука, и вторая невестка Аксинья обварила дитя кипятком. Потом были поминки, и та же Аксинья сидела за столом в новом шелковом платье. А поп сказал: «Не рыдайте о младенце, ибо таковых есть царствие небесное». А попадья таскала угощение на тарелки своим детям. А потом Липу выгнали из дому.
Вот это — страшный рассказ Чехова.
Мне же приснилось, что Липа взяла гробик со своим младенцем и пошла странницей, питаясь подаянием. Гробик становился все легче, дитя усыхало внутри. Потом Липа попала в избу к двум ссыльным социал-демократкам, «эсдечкам» (соседи называли их издечки), которые в дальней деревне из свежих и бодрых барышень превратились в бесполые заезженные создания, среднее между конем и человеком, и они спали в одной кровати, но не как мужик с бабой, а как два рабочих существа. Они спросили у Липы, что у нее в коробе, она открыла и показала высохшего младенчика Никифора. А издечки вдруг стали говорить длинные слова о язычестве русского человека и о народе-богоносце.
Липе стало непонятно, она забрала гробик и ушла.
А на горе над рекой сидели мужики, и хотя Липа была с некрасивыми руками-клешнями от мытья полов и черным от слез и голода лицом, они все равно увидели, что это молодая крепкая еще женщина, повалили на землю и стали ею тешиться, а гроб с младенцем выбросили в реку, которая катилась под горой, серебряно сияя навстречу восточному солнцу. Изморенная насильной утехой, Липа встала и, не замечаемая мужиками, сбежала вниз и поплыла по реке, но, не догнав гробика, скоро остыла, закоченела и утонула.
Утонул и иссохший младенчик Никифор.
Зверь, огромный русский зверь, отряхнул со своей спины две ненужные пылинки, две незаметные соринки, Липу и Никифора, и медленно побрел на восток, туда, где его ждал другой зверь, золотистый и зубастый, огромнее в десять раз, ждал, чтобы загрызть и съесть, со всеми его кишками и костями, со шкурой, со всей вошью, которая водилась в его шерсти.
фантазия и фуга
Мария Филатовна и Вадим Николаевич
Одна женщина сказала мне, что ей нравился поручик Говоруха-Отрок из «Сорок первого» (рассказ Лавренева, фильм Чухрая). Ей хотелось оказаться на месте Марютки и спасти героя.
Давайте пофантазируем.
Номер один:
Марютка уговорила поручика перейти к красным. Он стал командиром, воевал, получил орден. Они переехали в Москву. Он рос по службе, получал должности. Жили в Доме на набережной. Ходили на приемы в Кремль. Мария написала стихотворение о Сталине, читала его на съезде жен ответработников. Сталин подарил ей золотые часики. В 1937 году комкор Вадим Николаевич Говоруха-Отрок был арестован по делу Тухачевского, осужден и расстрелян. Его жена Мария Филатовна погибла в лагере.
Номер два:
Поручик уговорил Марютку перейти к белым. После долгих скитаний они оказались в Париже. Он пробавлялся случайными заработками, она писала стихи под псевдонимом Отроковица Мария. В 1930 году его завербовали люди Судоплатова. В 1939 году, после неудачного покушения на французского министра, их тайно переправили в СССР. Там Говоруху-Отрока арестовали по обвинению в шпионаже и расстреляли. Никому не известная поэтесса Отроковица Мария повесилась в 1941 году в эвакуации.
Номер два-бис:
В 1930 году Говоруха-Отрок отказался работать на людей Судоплатова. Они с Марией жили бедно, но благородно. Во время немецкой оккупации они прятали коммунистов и евреев. Их схватили гестаповцы. Вадим Николаевич был застрелен во время ареста, Мария погибла в лагере.
Номер два-бис-штрих:
Во время немецкой оккупации Говоруха-Отрок вступил в организацию генерала Краснова, сотрудничал с фон Паннвицем и Шкуро. В 1945 году его вместе с женой англичане выдали в СССР. Мария покончила с собой в дороге; Вадима Николаевича повесили в Москве.
Но оставим фантазии. Продолжим Лавренева:
Марютка застрелила Говоруху-Отрока. Переживала, конечно, но потом помаленьку успокоилась. Кончилась война. Марютка поехала в Москву учиться на писательницу. Познакомилась с хорошим человеком, замуж вышла. Он стал замначальника Главлита. В 1937 году Вадим Николаевич был арестован как троцкист и расстрелян. Мария Филатовна погибла в лагере.
Такое вот меню фантазий. Двадцатый век, что вы хотите.
недалеко от Патриарших
Рита и специалист
Рита и ее муж видели одинаковые сны.
Когда ночью он вдруг приподнимался на локте и начинал торопливо и подробно, как будто не спал вовсе, шептать про то, как Иисуса Христа допрашивал Понтий Пилат, и какой у стражника был перебитый нос, и как журчала вода в фонтане, — Рита вспоминала, что сама только что этот сон видела, цветной и ужасный. Или когда ей снилось, как ее уволок на карнавал дьявол с кривым, как после инсульта, лицом, и она просыпалась, и муж тоже просыпался, потому что она по-другому дышала, и он это сразу чувствовал. Она рассказывала ему свой сон, и он говорил, что видел то же самое.
Он был специалист, то есть инженер с дореволюционным образованием, нужный кадр, поэтому его не трогали. Рита была просто машинистка в тресте. А когда уже всех начали трогать, он стал писать роман из времен римского императора Тиверия и отдавал Рите перепечатывать, главами. Потом отнес в журнал «Красная новь».
— Вы, товарищ, вообще-то кто? — спросил его редактор.
— Специалист, — ответил он.
Он и следователю так отвечал, и психиатру.
Рита ходила его навещать в больницу. А когда выписали, забрала к себе.
Один раз он проснулся и сказал:
— Ты обратно к мужу не уйдешь?
— Нет, нет, что ты, — сказала Рита, но спросила: — К какому мужу?
— Ты была женой наркома, ты убежала ко мне, — сказал он, глядя в потолок и поправляя круглую шапочку; он был лыс, и у него по ночам мерзла голова. — Это было в марте. Ты шла по улице, с мимозой в руках. Маркий желтый цвет.
— Да, да, — сказала Рита.
Она прикрыла глаза и вдруг увидела особняк в переулке, машину «Паккард» у решетчатой ограды и себя в парижской шляпке и в пальто бутылочкой. На тонком синем драпе была желтая мимозная пыльца.
— Это Ермолаевский переулок, — прошептал муж. — У наркома в наркомате завелись вредители. Азазель и Абадон. Наркома взяли. Ты улетела на метле. Голышом.
В дверь постучали. Рита вскочила, набросила халат, зажгла свет. Он тоже встал, застегнул пижаму.
— Будете понятыми, — сказал мужчина в военной форме. — Вот вы, гражданин, кто?
— Я специалист, — и он показал на свою ночную шапочку с узорчатой буквой S.
Рита что-то прошептала военному на ухо. Сунулась в ящик стола за справкой.
Военный прочитал бумажку.
— Понял. Отдыхайте, граждане.
— Не выключай свет, — попросил он, когда дверь закрылась. — Пусть горит всю ночь.
— Не надо, — сказала Рита. — Зачем свет? Тебе нужен не свет, а покой.
письма из нашего экзерцицгауза
Австрийская левая жесть
Аннемарту изнасиловали на помойке.
Ей дали по затылку, закрутили руки, стянули джинсы и нагнули так, что голова свешивалась внутрь мусорного контейнера, в мрак тусклых жестянок и целлофановой шелухи. Живот резало ржавым железным краем. Того, кто драл ее третьим, звали Марк. Так его назвал второй. «Марк, живее, нам еще надо на Херберт-гассе, дом шесть, надо успеть, помнишь, нет?» «Пошел на хер, — сказал Марк. — Пять минут херня, не сдохнут они там без нас». У него был толстый волосатый живот. Было щекотно. Аннемарте захотелось почесать задницу, но ее крепко держали за руки — второй держал.
