«30 мая 1996.
Дневник! Хорошо, что ты у меня есть! Хотела писать о главном, а оказалось, что бывает Самое главное! Печорин жаловался, что жизнь ему скучна, а интересны только набеги на Кавказ. Вот я бы ему подсказала, если бы оказалась рядом, что на самом деле жизнь не скучная и интересная, а главная и самая главная. Идет полосками такими. И вот я это пишу. Сон про то, что Загроженко зовет меня в свое царство, видимо, указывал на… предсказывал сегодняшний разговор.
Алеша сказал, чтобы я думала об этом весь поход. Дал мне срок. Он мне сказал сначала: хорошо иметь папу, маму и много сестер, которые взрослее.
А взрослые – умнее.
„Права Александра, они все ищут маму!“ – подумала я. Но все-таки Алеша не до конца такой, как Димон!
Он сказал так: „Я становлюсь совсем взрослым, я зарабатываю. Но… Ты видишь, какая Лизка бледная. Денег у меня сейчас много, я старушку нанял, Кондратьевну. Она все заедается, хотя готовит хорошо, и у Лизки живот не болит. Деньги есть, Лизка просит конфет, а Кондратьевна: «Семь лет мак не уродился, и голода не было». Отдохнуть после мойки не дает. «Семь всего тысяч я потратила на рыбу!» – «Спасибо, баба Валя». – «Три тыщи еще осталось». – «Хорошо». И так каждый вечер. Давай, Таисия, ты веди наше хозяйство!“
Я испугалась и про другое говорю: „Кондратьевна взрослая, а я нет“. Алеша: „Мне кажется, что, кроме тебя, на свете никто нам с Лизкой не нужен“. Потом он подумал и добавил, что законы знает. „Когда мы распишемся и в церковь сходим, тогда будет все, как у всех. Возле меня тебе нечего бояться“.
„А мама где?“ „Не было ее, потом сообщили. С инсультом с перепою лежит в реанимации, меня не пускают…»
Таисия купила огромную ручку – полметра длиной, так как думала, что она будет помогать ей писать дневник, ведь ручка раскачивалась, как дерево. Но оказалось, что нужно все время тормозить. А не успеешь затормозить – ручка сама по инерции ведет линию…
«31 мая 1996.
До сих пор у меня был какой-то выход. Двойку получила – можно исправить. Да и всего один раз я ее получила! С Машей поругаюсь – можно быстро помириться. Или даже без всего: ходим-ходим, и сам собой начинается разговор. А здесь ничего само собой не случится. Что ни сделай – все равно плохо будет. Дневник, если б ты был компьютером! Ты бы смог для меня рассчитать правильный способ поведения. Мама сказала (сегодня я всю ночь кричала): „Наверное, не самая большая беда в жизни!“ Юто мамина любимая присказка по жизни. Я ее с детсада еще помню. Мама часто к ней добавляет: „Не рак, не смерть, не украл, не убил“. „Двойку получила – не рак, не смерть“. А папа тут же: „Не землетрясение, не извержение вулкана“.
На самом деле, если я уйду жить к Алеше, варить еду Лизке, то беда! Если мы в походе задержимся, я уже не могу один день терпеть. Домой хочу! Сегодня Александра умывалась и вдруг нас крикнула. Мы с Машей прибежали. И видели, как из таракана-подростка вылез большой таракан. Оказывается, они меняют шкуру и так растут. В одно мгновение. Если б я могла так мгновенно стать взрослой. Правда, вылезший таракан был весь белый, но он быстро коричневеет».
Год назад Таисия была в гостях у богатого дяди Вити, маминого брата. Она вспомнила, как писала каждый день по письму: «Мама, забери меня отсюда, я уже не могу терпеть! Домой хочу!» Хотя дядя Витя был очень веселый, каждый день своим детям и Таисии покупал по ящику маленьких бутылок колы. Пепси-колы!
«Алеша сказал: решай в походе! Я вообще не люблю ничего быстрого, а поход-то быстро закончится.
Если скажу „нет“, он найдет другую! Но так и будет. Да и родители все равно не отпустят меня. Если я скажу: „Подожди год“? Но что за год изменится? Да и Алеша не будет ждать. Теперь хоть в походы не ходи. Все равно все отравлено.
Думать, думать о супах Лизке. А чего думать, когда ничего не могу придумать».
Есть такие чувства: начинаются в тебе, а заканчиваются в родителях. Так чувствовала Таисия. Если против желания родителей она поселится у Загроженко, то эти чувства будут болтаться в пустоте. Оборванные нити уже не срастутся. Они снились ей, когда гостила у богатого дяди Вити. Похожие на длинные макароны, кудрявые, которые варила тетя Лена, очень вкусные и дорогие. Оборванные нити уже не могут срастись! Таисия у дяди Вити всех разбудила, когда выла ночью во время этого сна.
«Ну вот, старик, до похода осталось два дня!
Подошла ко мне Александра и увидела слово „старик“. Говорит: по Фрейду, это разборки с образом отца. Если ты дневник считаешь замещением, то потом нужно символическое убийство отца. Блин, заколебали меня уже со своим Фрейдом, ну его на фиг».
– Мама, на остановке написано:
«Пусть накажет меня могила
За то, что я ее люблю.
Но я могилы не боюся,
Я все равно ее люблю!
А при чем тут могила? Я не понимаю – могила какая-то…
– Таисия, могила тут для подчеркивания силы любви. Больше ни для чего. Поняла?
Таисия заметила, что если она скосит глаза и вдохнет, задержав дыхание, то вокруг все распадается, умирает и гниет на глазах. А если она вдруг задышит глубоко и посмотрит прямо перед собой, то все вокруг становится молодым, оживает, в ушах появляется веселый звон.
«2 июня 1996.
Вчера ходили просьбу Александры выполнять. К Димону! Вместо нее. Маша увидела: летит пушок одуванчика. И пока он летел, я успела загадать желание, чтобы Димон был счастливый в жизни! Мы подошли к „Цветам“, еще не успели ничего сказать. А Димон уже увидел нас, ссутулился весь. Мы его уговаривали, что вместо нее он найдет другую – еще лучше! Я сказала: „Димон, ты не горбись, чего вниз-то смотреть – там черт. Смотри наверх, где Бог“. Димон купил нам по мороженке „Юскимо в шоколаде“!»
Маша вгрызлась в эскимо, и чувствовалось, что для него пошли последние секунды существования. А Таисия выводила языком задумчивые вензеля на шоколадной рубашке. Они встретили папу. Он закончил урок в одном офисе и сейчас шел в другой. Новые русские сейчас учат языки, потому что у них гости то из англоязычных стран, то из Германии. И не в том дело, что каждую секунду под рукой нет переводчика, но ведь хочется соблюсти тайну сделок. Юра из Кунгура сказал вчера, что одна деловая немка заявила: «Не буду есть ничего из того, что мыто вашей водой». Холеры боится. Юра так обрадовался, что понял ее! И подарил папе американский утюг. Впрочем, оказалось, что утюг не работает, но папа и мама решили ничего не говорить кунгуряку. Он и так странный: недавно поставил памятник Гоголю во дворе фирмы. На самом деле, может, так и надо Гоголю ставить памятник – по-нелепому. Позолоченный гипс выглядел постмодернистски среди тесно растущих кустов шиповника. Они свежие, цветы, а Гоголь кричаще-золотой и уже пощербленный сыростью. Но Юра-то считал, что сделал нечто вроде святилища одного из богов литературы! Хотя в детстве он вообще не читал Гоголя, но ощущение священности писателя в душе как-то появилось. Очередная загадка русской Психеи.
А уже этот скверик стал местом прогулок и даже вроде медитаций. Иные забредают нечаянно в фирму и покупают телевизор-другой. Папа Таисии думал: неужели памятник Гоголю – сознательный рекламный ход или деловитость вошла в бессознание и подает оттуда причудливые сигналы? Когда у человека есть возможность все в выгоду обернуть, он менее агрессивен. Один покупатель подал на Юру в суд за то, что не был принят в ремонт его телевизор еще до истечения срока гарантии. Сервисный мастер уверял: прибор уронили! В суде будет свой эксперт, и Юра уже рассчитал, как превратить поражение в прибыль:
– Позову корреспондента, наверно, надо его угостить… Ну, чтобы он меня не воспевал, не ругал, а как бы дал объективное описание, что фирма безропотно подчинилась законам. И принесла извинение, хотя этого не требовалось по решению суда. Вместо сломанного я выдам новый телик, зато клиенты прочитают, узнают, придут…
Рядом с папой шли два новых русских, разговаривали по радиотелефонам и одновременно ели мороженое. У Маши осталась треть эскимо, и она отдала его папе.
– Вот и хорошо, – сказал он. – А то ты так поправляешься, уже, наверное, больше семидесяти килограммов. Надо бегать по утрам, Маша!
– Если б знала, что ты так скажешь, ты бы ничего не получил!
– А я и не просил нисколько.
– Просил – в тонком плане!
Он понял давно, что другие взрослые как-то взрослее его, но вот уже и младшие дети обращаются с ним поучительно… И он горестно свернул налево, к ядовито-золотистому Гоголю, погруженному по пояс в пьедестал. Его известняковые глаза были ниже среднего уровня глаз проходящих, и поэтому он как бы с шалым подобострастием заглядывал снизу в лица прохожих с немым вопросом: «Ну, как вы тут? Меня еще не забыли, люди добрые?»
Папа Таисии вошел в вестибюль, оформленный известным пермским стилистом Сергеем А. Буддийские метровые уши с оттянутыми мочками выступали из стен. Раскрашенный алебастр призывал к сохранению секретов предприятия. Собрались уже все, а Коряков никогда не придет. Неделю назад его взорвали прямо в джипе. Тут в голову сразу залетел анекдот о гробе для нового русского с четырьмя дырками в крышке – для пальцев веером. Он подивился циничности мысленного потока.
