«Господи, если Ты мне сейчас поможешь…»
Огни все приближались. Навстречу ему покатились тележки носильщиков. И вот поезд дальнего следования въехал под своды перрона и остановился.
— Стойте здесь! — приказала Петра и скрылась за колонной. Пошли первые пассажиры. Обнимались друзья. Какой-то ребенок с криком «Папа!» бросился к поезду.
«Господи! Господи, прошу Тебя!»
Все больше пассажиров шло мне навстречу, Сибиллы не было видно. Мое сердце бешено колотилось. Если Бог принял мое предложение и я теперь должен в него верить, значит, я буду обязан пойти на исповедь. Я стал размышлять, к каким последствиям это приведет. Должен ли я выложить пастору всю ситуацию, в которой оказался?
Ребенок, кричавший «Папа», возвращался; он весь сиял и тащил за собой загорелого светловолосого мужчину. Рядом с мужчиной шла Сибилла. Она помахала мне. Я подумал: все, Бога нет. Потом я, правда, рассудил, что, может, Он и существует, но не пошел на мое предложение.
Носильщик тащил чемодан Сибиллы. Я сделал шаг вперед. Она обняла меня:
— Здравствуй, родной! На границе все прошло гладко…
Ее голос оборвался. Я знал почему, хоть и не видел Петру. Я почувствовал, как Сибилла застыла в моих объятиях, и тихо сказал:
— Я ничего не мог поделать. Со вчерашнего дня она шантажирует меня.
И только потом я повернулся. Петра выступила из-за колонны. Первитин увеличил ее глаза, зрачки были неимоверно расширены.
Она спросила:
— Видите полицейского там наверху, Сибилла?
— Да, — ответила Сибилла.
Меня поразило ее спокойствие. Она задумчиво рассматривала Петру, без тени волнения. Носильщик уже прошел с чемоданом вперед.
— Сейчас вы отдадите мне свой паспорт, Сибилла, — сказала Петра. — Если не отдадите, я позову на помощь.
Сибилла открыла свою сумочку, и паспорт — в который раз — поменял своего владельца.
— Господин Голланд, возьмите нас обеих под руку!
Я взял, и мы пошли к выходу из вокзала. Я повернулся к Сибилле:
— Поверь, я ничего не мог поделать… Если бы я не позвонил тебе, она пошла бы в полицию…
Сибилла молча кивнула. У меня создалось впечатление, что она все еще не осознала, в каком мы положении. Над выходом из вокзала был растянут транспарант. Я прочел: «Посетите прекрасную Австрию!»
Паспорт Сибиллы мы также депонировали у адвоката Петры на Зейлерштетте и после этого поехали в ее квартиру.
Фен набирал силу. Мне становилось все больше не по себе от спокойствия Сибиллы, она производила впечатление апатичной и безучастной. В такси она молча уставилась в одну точку перед собой и избегала смотреть на нас с Петрой. Один раз она чему-то кивнула, неспешно и убежденно. Она что-то шептала сама себе, но слов было не разобрать.
— Что с тобой?
— Ничего. — Она взяла меня за руку.
В своей квартире Петра сразу же приступила к делу. Садисткой она не была.
— Мне нужны драгоценности, — обратилась она к Сибилле почти извинительным тоном. — У меня жуткие долги. Послезавтра истекает срок одного векселя. Я столько должна, что уже и не знаю, как выпутаться. К тому же я проигралась в казино. Как говорится, положение мое отчаянное. Кредиторы больше не будут ждать. Итак, вы отдаете мне драгоценности, Сибилла, и тут же получаете свой паспорт — и можете лететь на все четыре стороны.
Сибилла покачала головой. Ее решение казалось окончательным.
— Да, да, — сказала Петра. — Вы отдадите мне их. У меня еще есть время до завтрашнего вечера. Это много времени. Вы еще успеете передумать.
— Что за драгоценности? — спросил я.
— Те, что ей дал Тонио Тренти, — ответила Петра. — Он подарил ей каменьев и браслетов по меньшей мере на сто пятьдесят тысяч шиллингов. Весь Рим говорил об этом.
— Украшений у меня больше нет, — сказала Сибилла.
— Что?
— Мне пришлось их продать. — Сибилла говорила как во сне, слова получались вялые и монотонные, в лице не было признаков жизни. Что с ней произошло? Это была не та Сибилла, которую я знал. Это была чужая, болезненная женщина, которую я не мог понять. — Я продала их после войны, когда мои дела были плохи.
— Ложь! Я наводила о вас справки, Сибилла!
— Значит, вам сообщили неверную информацию. Мне очень жаль, что я должна вас разочаровать. Я все время разочаровываю вас, госпожа Венд…
Было что-то мистическое в том, как Сибилла становилась все спокойнее, в то время как Петра все больше возбуждалась.
— Не верю ни одному вашему слову!
— Обыщите меня. Обыщите мой багаж. Все, что найдете, — ваше…
Сибилла опустилась в кресло и закрыла глаза. Меня охватил ужас.
— Что с тобой? Что с тобой?!
Она вяло улыбнулась и погладила меня по руке.
— Ничего, родной, просто устала.
— Петра! — Я повернулся я к ней. — Вы действительно заблуждаетесь! У Сибиллы нет никаких драгоценностей. Я бы их обязательно видел!
Женщина с белыми волосами вскочила, на лету прикурила сигарету:
— А вы вообще молчите! Вы понятия ни о чем не имеете! Сибилла обманывала вас с первого же дня, как вы встретились! Что вы о ней знали до того, как я рассказала вам правду?! Украшения у нее! У нее!
— Вон мой чемодан. — Сибилла подняла руку и снова бессильно уронила ее.
— Вы не станете держать их в чемодане! — кричала Петра вне себя. — Вы их спрятали! Ну, погодите! Еще пара часов, и вы мне расскажете, где вы их спрятали! И отдадите! Больше вам ничего не остается!
Сибилла сонно пробормотала, как под наркозом:
— Украшений больше нет.
— Сколько вам нужно денег, Петра? — спросил я.
— Сто тысяч шиллингов.
Я задумался: это почти двадцать тысяч марок. Такую сумму мне не наскрести. Но, может быть, хотя бы часть…
— Я позвоню в свое агентство, Петра… и друзья… Какую-то часть я определенно…
— Мне не нужна часть! Вы представления не имеете о моем положении. Мои кредиторы упекут меня за решетку, если я не заплачу. Я угожу в тюрьму, а у меня ребенок! Кто тогда позаботится о нем?..
— Госпожа Венд, — промолвила Сибилла, не поднимая глаз. — Не могли бы вы оставить нас наедине?
Петра поднялась. Удовлетворенная улыбка озарила ее блеклое лицо:
— Ну разумеется. Я этого ожидала. Вы еще образумитесь.
Она вышла из комнаты, и я услышал, как в дверях повернулся ключ. Я встряхнул Сибиллу:
— Что с тобой случилось? Почему ты такая?
— Все кончено, Пауль.
— Что кончено?
— Все. Мы не можем больше бежать.
— Я…
— Дай мне сказать. Еще вчера, когда ты позвонил во второй раз, я знала, что что-то произошло. Я поняла по твоему голосу. И все же я приехала.
— Зачем?
— Потому что хотела увидеть тебя еще раз.
— Что значит — увидеть еще раз? Это что еще за речи? Сибилла, у нас мало времени! Надо придумать, как ублажить Петру!
Она встала и подошла к своему чемодану, наклонилась и открыла замок. Крышка откинулась. Когда она выпрямилась снова, в ее правой руке блестело что-то черное, что-то металлическое. Это что-то оказалось револьвером.
— Сибилла!
Я дернулся вперед, но револьвер заставил меня остановиться.
— Сядь, — сказала Сибилла, — и не перебивай меня. Я знаю, что должна сделать. И не дам сбить себя с толку.
— Сделать? Что должна сделать?
— Там, на горе, у меня было достаточно времени все обдумать, Пауль. Мы не можем бежать. Я убила человека. Другой по моей вине тоже лишился жизни.
— И это ты говоришь после всего, что наделала, чтобы не попасться?!
— Мне потребовалось много времени, чтобы понять. В принципе, это ты подтолкнул меня к этому решению.
— Я?
— Да, Пауль. Когда за завтраком ты сказал, что тебе безразлично, убийца я или нет. Тогда я поняла, что мне нельзя бежать. Я больше не хочу бежать. Ты знаешь… я верю в Бога!
— Я — нет!
— Тебе легче.
Револьвер поднялся и опустился снова. Я подумал, что страх и волнение совсем отняли у Сибиллы разум.
— Господь справедлив, Пауль. Его нельзя обмануть. Если сейчас я убегу с тобой, Он больше не будет нас защищать.
— Прекрати со своим Богом! Мы должны сами защитить себя!
— Он защищает нас, Пауль. Он хранит нас. Однажды ты тоже поверишь в него. Но я должна понести кару за все, что совершила.
— Чепуха! — заорал я. — Пустая болтовня! Проклятье, прекрати уже с этим!
— Я все обдумала, — продолжала она бесстрастно. — Если я пойду в полицию и сдамся, они приговорят меня к долгим годам тюрьмы, а когда выпустят, я буду уже старухой. Я потеряю тебя, Пауль. В тюрьму я не хочу.
— Кто говорит о тюрьме! Проклятье, Сибилла, оставь уже это!
— Из этого револьвера, — продолжила она, словно не слышала моих слов, — я застрелила Эмилио Тренти. Я и сама застрелюсь из него.
